– Играет, как кошка с собакой. – И даже:
– Как хитрая кошка с глупой собакой. – Более того:
– Как хитрая и злая кошка с тупой и добродушной собакой, не понимающей своей огромной силы.
– Разбудите, наконец, судью, – рявкнул Амер-Нази, она сломает ей руку.
– Наконец ты додумался сказать своё слово, – сказала Агафья.
– Это было надо сказать пять минут назад, – добавил и Оди.
– Так давно? – даже удивился Нази.
Но Лева Задов сам уже это понял, и стоял с чашкой горячего дымящегося кофе, но пока что не на ринге, а рядом, и поглядывал, чуть пригнувшись из-под нижнего каната, как бывало делал Георгий Вицин, пытаясь выполнить сразу две задачи:
– И спрятаться, и показать себя, прикрывшись веточкой. – В том смысле, что предъявлял претензию не только на первое место, но и на второе, а именно:
– Я не только Адам, о чем все знают, но и Ева, напрасно претендующая на личность. – Душу. А какая у нее душа? Так только:
– Футбол, борьба да бокс, – а больше-то ничего нет – Трахаться? И то надо уговаривать.
– А нам это надо? – спросил Котовский Пархоменко, забыв, что друг уже ушел в поход к рингу.
– Стоп, стоп! – сказал громко Лева Задов, – так долго нельзя ломать ей руку, – и полез под канатом на ринг. Но сделать это оказалось не так просто.
– Че, пузо мешает! – крикнула одна приятная девушка из зала. Некоторые, пожалуй, даже многие засмеялись.
Из-за этих аплодисментов Лева слишком наклонил чашку, и кофе пролилось на ринг. Он допил последний глоток, и рявкнул:
– Меня никто не подсадит?
Агафья хотела ему помочь, как забытая уже Майно жена, но Амер-Нази не разрешил:
– Ты что?!
– А что?
– Ничего да… да… да я лучше сам тобой займусь вплотную.
– Оди, ты свидетель, он сказал, – и Агафья так хлопнула Амера по спине, что даже дым пошел, хотя все понимали: это просто пыль.
– Откуда столько пыли? – удивился главный судья, – я иво только что купил.
– Не думаю, – сказал мудрый Одиссей, – подарили, скорее всего.
– А разница? – удивился Нази. – Или вы считаете, что могли подарить старый фрак. – И даже не поставил знак вопроса. – Ну, я встречу того духа!
– Забыл, кто подарил?
– Ты что ли?
– Я барахло не дарю.
– Хорошо, подаришь мне…
– Сына или дочь, или обоих вместе?
– Подаришь мне Бриллиант Сириус – женюсь.
Одиссей схватился за сердце, а Агафья прямо-таки упала со стула.
– Вы что испугались, я не понял?
– Так он же ж был у тебя, – сказала Агафья, – как сказал бы незабвенный Василий Аксенов, обратившись к Чехову по поводу пропавшей во время секса с Дамой собачки.
– Он шутил, – наконец со вздохом сказал Одиссей.
– Нет, я с собой никогда не шучу.
Но Нази не стал пока заострять ситуацию, понадеявшись от страха, что:
– Конечно найдется.
Пархоменко вылез на ринг, столкнулся с Левой Задовым и провел ему Подхват. Зачем, спрашивается? И что удивительно, он ответил:
– Я хотел размяться перед боем.
Лева хотел сказать, что больше никого судить не будет, и добавил, что наконец нашелся повод жить по Библии. Но тут же передумал, ибо:
– А на что жить? – Пахать и сеять уже не удастся, ибо, ибо:
– Инопланетяне прилетели – каки тут сеялки-веялки? – И так всё будет хорошо. Или – что тоже самое – никогда все равно уже не будет.
Лева полез на Пархоменко, а Нику и Щепку секунданты пока откачивали в углу.
– Она мне сломала руку, – пожаловалась Ника Фраю. На что он ответил:
– Че-то я забыл: ты у меня стажировалась?
Она ответила устало:
– Прости, но теперь я уже ничего не помню.
– Тебе делали болевой на что, на голову?
– Нет, на руку, она же ж как-то связана с памятью. И знаешь почему? У меня руки и ноги думают сами. И, между прочим, не только.
– Что не только?
– Не только руки и ноги, но и вот это, – она приставила локоть к животу.
– Тебе на эту руку делали болевой?
– Да.
– Значит прошла уже?
– Та не, болит и очень. Это сука, скорее всего Инопланетянка с Альфы. Другую я бы давно уложила сама.
– Хочешь, я выйду вместо тебя и уложу ее? – спросил секундант.
– Давай, если разрешат, а я пока посужу.
– Како посужу? Я был секундантом.
– Ну, хорошо по… по… посмотрю просто.
И в итоге вышел Вильям Фрей и Пархоменко. Они узнали друг друга, как только бросили друг друга по два раза.
– Это ты?
– Нет. И знаешь почему?
Глава 16
Но пока что место было занято. Какая-то девушка уже не в первый, кажется, раз вмешалась в ход непрерывного действия. Она разнимала Леву Задова и Парика, который хотя и был пьяным, но раз за разом бросал и бросал толстопузого судью, а Щепка сидела в кресле и читала своего Шекспира, которого принес ей Дэн, а секундант этого Белого угла Сонька пыталась ей мешать, дождалась:
– Шекспир пошел по назначению. – И именно в голову Соньке. Именно В, имеется в виду, торцом толстого тома.
Наблюдавший эту схватку литературы и приставания в надежде неизвестно на что Одиссей предсказал:
– Это может быть очередной схваткой.
– Вряд ли, – сказал Нази. – Там, видите, и так уже очередь.
– Я и говорю, что эти на очереди, – ответил остроумный Оди.
А Сонька, между прочим, подошла к судейскому столу и сказала с заплаканными глазами:
– Так можно делать?
– Как? – спросила Агафья.
– Ну, она же ж избила меня Шекспиром.
– Если без мата, то у нас нет такой статьи, чтобы ее снимать с соревнований.
– А это очень хорошо, потому что я прошу записать меня в очередь на эту неблагодарную Инопланетянку.
– Вы уверены, что она с Альфы?
– Вот и проверим, – ответила Сонька, и пошла назад, на свое место у ринга, но Щепки там уже не было.
Пархоменко избил Леву Задова и принялся за Нина по кличке Фрей. Секундантом у Фрея была Ника с недоломанной рукой, а у Пахоменко избитый до полусмерти Задов. И Сонька сказала:
– Тогда я буду судьей.
Амер-Нази посмотрел на своих судей, и они кивнули. Хотя разве так можно делать? И эту мысль как раз подтвердила девушка, которая до этого разнимала Леву и Парика.
– Я буду судьей, – сказала она, или пожалуйста, бой.
– Это не чемпионат самой Альфы Центавра, – сказал один из судей за столом, – у нас только один ринг.
– Я могу и без ринга.
Соньке показалось, что она где-то видела эту торфушку.
Она не стала даже просить перчатки, а так, как раньше в городе Ландоне:
– Намотав на костяшки пальцев манжет спортивного свитера, ударила ее в лоб. – Но лоб, как известно, самая твердая часть тела, если бить в него практически голой лапой. – Фекла, как звали эту достойную леди, была уже женой одного из присутствующих здесь джентльменов.
Сонька Золотая Ручка открыла рот, но после удара – нет, не забыла, что хотела сказать, а просто на-просто вообще всё забыла. Кроме одного:
– Так не делается. – Но поздно ее положили рядом с другими выбывшими из соревнований бойцами. Как-то:
– Колчак, Василий Иванович, Лева Задов, Ника Ович, Щепка, которую я даже не видел, кто бил, и били ли вообще, но она тоже сидела на полу, и пила переваренный, как она сказала, кофе, с тремя пирожными сразу, а именно:
– Откусила понемножку от каждого, чтобы никто не украл. – Ибо, если уж бьют просто так ни за что, то съесть пирожные им не принадлежащие для них вообще ничего не стоит.
– Как угорели, – добавила она вслух, впрочем, без эмоций, ибо не на кого было злится: она не помнила, кого так и не добила, и более того, против кого выходила на ринг. Надо бы спросить у подруги Кали, но та была где-то далеко в зале.
– А если я не помню ряд и номер места, где мы сидели, то значит кто-то меня ударил. – Вспомнить бы кто.
Фрай и Пархоменко запротестовали, что их будет судить какая-то Фекла. А она уже дала отмашку:
– Дзю До.
– А мы умеем? – спросил Парик.
– Я да, а ты – не знаю, – ответил Фрай, и тут же провел бросок Через Бедро с Захватом, ну, прием простой, если вам разрешают повернуться к избе, так сказать, задом.
– Нет, я против, чтобы обыкновенная баба меня судила, – сказал Пархоменко, – ибо я пришел не только того, а для другого, а именно, для бокса.
– Ну, тогда получи, – сказала Фекла, и хотела опять ударить в лоб, но рука дала знать:
– Очень больно. – Фекла, которую на самом деле звали О – Ольга, пожалела свою вторую руку, и провела Пархоменко Дэмет – удар в падении ногой по пяткам противника.
– Судья, – сказала, подползая поближе с кофе и пирожными Щепка, – почему судьи бьют подозреваемых?
– В чем подозреваемых? – не понял Нази.
– Подозреваемых в стремлении к правде, естественно.
– Дай попробовать пирожного, – попросил Нази, – а то у меня мало глюкозы осталось в мозгу, не могу понять ваших претензий.
– Иди сюда.
– Боюсь.
