– Подозреваемых в стремлении к правде, естественно.
– Дай попробовать пирожного, – попросил Нази, – а то у меня мало глюкозы осталось в мозгу, не могу понять ваших претензий.
– Иди сюда.
– Боюсь.
– Почему?
– Такая, как ты может и ударить ни за что.
– Да ладно.
– Точно.
Амер-Нази встал и прикоснулся к одному, последнему оставшемуся, но все равно откушенном уже пирожному.
– Бери, бери, – и когда он съел иво, улыбнулась.
– Что?
– Ничего, кофе, пожалуйста.
– Это последнее?
– Ничего, ничего страшного, я заварю еще, у меня собой китайский кипятильник. Как говорится:
– На неделю хватит.
– Я бы с вами поспорил, китайские фабричные хорошие.
– Фабричные? вы уверены.
– Уверен ли я? Да.
– На что спорим, что вы ошибаетесь?
– На нашу победу.
– Вы сразу ставите на кон всё, что у вас есть?
– Так вы Инопланетянка? Как я сразу не догадался.
– Я не знаю, думаю, что нет. Как проверить?
– Пойдем, проверим.
– У меня здесь жених в реанимации.
– Кто?
– Не скажу, вы можете использовать эту информацию в своих интересах.
– Может у нас общие интересы?
– Да?
– Да.
– Тем не менее, я прошу на этот раз решить инцидент проще.
– Ясно, но я судья, мне не положено выходить на ринг.
– Я могу грохнуть тебя и здесь.
– Хорошо, можешь считать, что ты меня разозлила. – Амер снял свою тужурку, и попросил дать ему что-нибудь покрепче.
– Да ладно, не заморачивайся. – И она его бросила Задней Подножкой, да так сильно, что Нази, хотя и не упал на свой стол, но сбил его, а его сотрудники Оди и Аги, попытавшись выбраться из-за стульев, наоборот, вылетели из них, как с катапультой.
Далее, Нази не встает, а Агафья дерется с Артисткой Щепкой.
Пархоменко и Фрай продолжили бой в стиле По Очереди:
– Сначала один проводит прием из Бокса, потом другой из Дзюдо. И так до тех пор, пока не поняли, что надо всё-таки защищаться, а то так быстро кто-то из них больше не встанет после проведенного приема. А это значит, Пархоменко проводил Двойку, и пытался третьим ударом, в подбородок, отправить Фрая хотя бы в нокдаун, а лучше, конечно, в нокаут, а Фрай проводил Подхват, и пытался задушить Парика окончательно.
– Зачем ты меня душишь, амиго? – говорил ему Пархоменко.
– У меня не хватает веса провести Удержание.
– Нет, я имею в виду: ты не узнал меня.
– Если я тебя узнаю, нас заподозрят в связи, и ты будешь раскрыт, как секретный агент Коминтерна.
– Да?
– Да. Бейся по-честному.
– Да?
– Да.
Пар вырвался, и ударил Фрая в лоб. Правда Парик не знал, что лоб этого парня защищен капитально, Фрай невероятным образом успел пригнуться, и взял Парика на Мельницу.
Оди за столом судей спросил:
– А… это можно? – За столом в том смысле, что Оди с Агафьей сели за отдельный журнальный столик, пока Низи лежал без успеха подняться, и ему вызвали врача, а столяр пытался сделать, как он сказал:
– Будет, как новый, – старый судейский стол древнего производства, и принадлежал раньше одной из английских принцесс, занимавшейся, между прочим Садо Мазо, и надо сказать не без успеха.
– Прости, прости, – сказала Агафья Учительница, – совсем забыла: мне надо идти, надо отомстить за нашего Главного судью, который не может подняться после того, что она с ним сделала, – и Аги показала на Щепку, опять принимавшую тарелку, и опять с тремя пирожными, только вместо кофе был зеленый чай с жасмином. – Ты теперь будешь Главный здесь, пока мы все ушли на фронт.
– Я не разрешаю этот бросок, – сказал Оди, – не по правилам.
– Я назначаю тебя моим заместителем, – сказал Фрай, продолжая держать, как коршун в когтях Пархоменко над головой.
– Ты спутал, батя, – ответил Оди, – его назначь. – И указал на все-таки шевелящегося Амер-Нази.
– Он может не выжить.
– Тем не менее, я настаиваю.
– К сожалению, я тогда не знаю, что делать.
– Хорошо кто-то может его подержать, – сказал Оди.
– Кто все заняты, – ответил Фрай, и в подтверждение его слов, пролетела тарелка.
– Летающая тарелка! – закричал из зала нудист Катовский. А Дэн:
– Вот как надо! – Он имел в виду, что летающая тарелка с пирожными попадет в Агафью Училку, которая пошла учить Щепку за бросок Главного судьи Нази и поломку стола, за которым, мы, судьи, можно сказать:
– Мирно жили.
Но в следующий момент Артистка Щепка и Агафья Училка, бывшая жена Батьки Махно, так сцепились, что обе упали на статую, можно сказать:
– Рабочий и Колхозница в исполнении Фрая и Пархоменко:
– Колхозник и Рабочий, поднявшиеся на дыбы.
И… и они сбили эту Статую.
Всё так, единственно, что не очень понятно, как Фрай и Парик оказались вне ринга, на площадке рядом, где отдыхали раненые в предыдущих боях участники соревнований, как например, Щепка с кофе, зеленым чаем и шесть пирожными, и то это были те пирожные, которые мы видели, возможно, их было еще больше. Не может быть? Бывает. С голодухи столько, разумеется, не съешь, только от чрезмерного нервного перенапряжения.
Остались только два неповрежденных участника соревнований, а именно:
– Фекла и Оди, хотя он был судьей, а Фекла, имела одну сильно поврежденную руку, и хотела остаться только судьей, точнее:
– Тоже судьей, но на самом ринге.
И тогда вышел Катовский, и запрыгал на ринге в шикарном зеленом халате, что должно было означать:
– На самом деле я красный.
– Кто выйдет против этого Геракла? – спросил Оди, – найдется ли тот Одиссей, который сможет его укротить, точнее, укоротить?
Кто вышел? Дэн? Или кто-то другой? Может быть, Махно?
А вышел сам Одиссей. Зачем? Он хотел проверить:
– Та ли эта дама, за которую выдает себя. – А если точнее, то как раз наоборот.
– Я с ней, – сказал Одиссей, – и показал на Феклу.
– Како с ней, я уже здесь прыгаю, хочешь с ней, пожалуйста, но только через мой э-э, ну, не труп, а хотя бы просто бездыханное тело.
– Я буду с ним драться, – сказала Фекла и зажала рукавом раненую руку.
– Ты больна, пожалуйста, не лезь, дорогая, – сказал Оди.
– Что значит: больна?
– И тем более, что значит: дорогая? – влез Катовский. – Вы знакомы? Не думаю, и поэтому предлагаю не церемониться:
– Будем биться за нее.
– С тобой, – добавил Кот.
– Я согласен, – сказал Оди, – если, разумеется, дама, не против.
– Я против, я сама хочу набить ему морду.
Мордашку, знаете ли, вот эту, – она взяла Катовского за подбородок, потрепала слегка, и сделала саечку. Он схватился за щеку, и ошарашенно посмотрел на даму, в том смысле, что понял:
– Если это не любовь, то что же это?
Примерно тоже самое понял и Одиссей, он даже обиделся:
– Ты почему меня не обняла при встрече, как…
– Как Клеопатра Александра Македонского, – решил не падать духом Котовский. Тем более, что никто не знает точно, кто кого любил в детстве.
Фекла задумалась.
– Так это ты, что ли?
– Кто? – решил просто так не сдаваться Одиссей. Тем более, они не помнили имени его первой жены: Пенелопы. Даже если ее никогда и не было, все равно надо было для приличия запомнить ее легендарное имя.
Катовский, как хитрый нудист понял, что Одиссей его переигрывает в любовной интриге, поэтому схватил Феклу, и потащил к канатам, чтобы в дальнейшем преодолеть их, как заградительную колючую проволоку на подступе к позициям Белых на Турецкому Валу. Почему так страшно? Ему казалось, что взять их будет затруднительно.
И точно, Одиссей не придумал на этот раз ничего хорошего, остроумно-заумного, а просто подставил ему Подножку.
Ребята упали, и что самое замечательное:
– Преодолели заграждение, пролетели под-над канатами – между вторым и третьим, а не по полу, как думали получится, большинство зрителей.
Тогда Одиссей подумал, как их остановить теперь? Ну, чтобы это было не только умно, но и возможно. И он бросил в затылок наглому нудисту Бриллиант Сириус, который по пути к рингу забрал в корчащегося в муках Нази.
Все упали.
– Только бы попал не в нее! – крикнул из зала Дэн, который даже забыл, где теперь находится его невеста. А она была рядом. – Прости, я даже не заметил, когда ты вернулась.
– Ладно, ладно, пока не отвлекайся, смотрим кино, это же ж очень интересно, почти, а точнее даже без почти:
– Великолепная Семерка.
Далее, Катовский утаскивает Феклу-Ольгу.
Да, Катовский смог утащить упитанную Феклу. Как? Сейчас посмотрим.
Он бросил Одиссея, также неожиданно, как Щепка главного судью Нази: прижал к себе, потом оттолкнул на подставленную уже ногу – Задняя Подножка.
Дама посмотрела на него разочарованно.
– Ты не Одиссей, – сказала она.
– Нет, нет, подожди, ты просто меня не узнала.
Он нарочно упал – почти нарочно – чтобы она получше узнала его, а вышло наоборот:
