может выстрогать основу бабьей стопы.
Дуня растерялась только на миг, а потом повелела:
— Э, ну тогда пусть сделают… и чтобы разных!
Дуня быстро объяснила про разные размеры, обратила внимание на правые и левые ноги, а
после унеслась обратно смотреть, что всё же у Митьке получилось. Ведь он сбил её с толка, а
она хотела проверить его работу.
— Ты молодец, но вот пощупай! По всей длине прощупай и почувствуешь неравномерность.
А должно быть везде толсто и солидно.
— Боярышни! — раздался голос Любаши. — Боярышни, вас матушка к столу зовёт.
Ругается, что вы куда-то запропастились.
Дуня даже обрадовалась. У Митьки было холодно, а они с Машей в домашних рубашках
прибежали. Проверка её протеже показала, что он старается и у него получается. Митьке
осталось только руку набить, но это дело времени.
В горницу они с Машей опять помчались наперегонки, ещё и Любашу заставили бежать.
Перед входом все остановились, привели себя в божеский вид и чинно вошли.
За столом дед напомнил, как надо вести себя в кремле и велел Маше присматривать за
Дунькой. А Дуняше не лезть…
— Куда? — радостно скалясь спросила она — и получила ложкой по лбу. Шутя, но
показательно.
— Ну, посидели, поели, пора собираться. Я вас сам отвезу, — окинув семью сытым
взглядом, произнес Еремей Профыч.
— Батюшка, куда теперь князь моего мужа пошлет? На рассвете ведь посыльный за ним
приехал… — заторопилась спросить Милослава.
— В Тверь его Иван Васильевич отправил, а обратно поедет, как дела порешает, — вздохнул
Еремей и женщина, насторожено глядя на него, прижала руки к груди. — Не бойся за него, —
проворчал боярин, — Славка муж опытный и впросак не попадёт.
Дуня и Маша ловили каждое слово. Отца они редко видели, но это не мешало им его любить.
А в Твери сейчас княжил восьмилетний брат жены Ивана Васильевича. Мария Борисовна
пыталась защитить братика и сохранить Тверь под ним, а Великому князю хотелось взять под
себя тверское княжество. Бояре обеих сторон строили козни, помогая своим князьям, но
противостояние Москвы и Твери не шло ни в какое сравнение с продавливанием интересов
Москвы в Новгороде. Вот где сцепились матерые хищники не на жизнь, а на смерть и не
хотелось бы, чтобы отец туда лез, хоть и по поручению князя!
— Дуняша, ты чего? — толкнула её Машенька.
Девочка в ответ пожала плечиками и поплелась одеваться. Зная немного историю, она
испугалась за отца. Если его постоянно посылают интриговать в пользу Москвы, то рано или
поздно это плохо кончится для него.
Дед сердито глянул на Милославу, досадуя что невестка вынудила его отвечать при внучках
и, недовольный, отправился собираться на работу.
ГЛАВА 2.
Еремей Доронин неспешно вышагивал, провожая внучек до жилого княжеского дворца.
Встречая знакомцев, он останавливался, приветствовал и с гордостью сообщал, что сегодня
ведёт обеих своих кровиночек в терем к великой княгине Марии Борисовне поучить её
мастериц новому искусству шитья.
Зардевшаяся от внимания и похвалы Маша стояла подле деда с опущенными в землю
глазами, являя образец скромности. Дуня же крутила головой, стараясь ничего не упустить и
беззастенчиво рассматривала всех собеседников деда, притопывая из-за мороза и всем
счастливо улыбаясь. А чего не улыбаться, когда вокруг белым-бело и воздух звенит от
прозрачности? Это уже повод наслаждаться жизнью! Да и интересно же увидеть разом воинов, мастеровых, подьячих, дьяков, бояр…
Некоторые дедовы знакомцы ей подмигивали, и тогда она смеялась, прикрыв ладошкой рот, а думному дьяку разбойного приказа*(на самом деле первые упоминания о разбойном приказе
появились только в 1539г при внуке нынешнего князя) так и вовсе помахала рукой.
Она уловила в его прищуренных от яркого солнца глазах искорки веселья, пока дед
расписывал достоинства Машеньки и её. А он ещё снисходительно хмыкнул, глядя на
потупившуюся искусницу Машу и шутливо ахнул, будто бы потрясен увидеть расчудесную
Дуняшу.
Впрочем, этот дьяк был осведомлен, что малявка Доронина принесла радость в дом
Кошкиных и боярыня Евпраксия Елизаровна взялась покровительствовать ей, знал о
продолжающемся раздоре церковников из-за её домашней росписи и временном запрете на неё.
Многие священники оказались несогласны с тем, что человек не может украшать стены своего
дома росписью и требовали снять запрет или указать конкретно, что можно рисовать, а что нет.
Так же дьяк знал об инциденте с Машей и игуменьей Таисией. Как бы то ни было, а события
всё время разворачивались возле мелкой егозы, и старый опытный боярин печенкой чуял, что
не раз ещё услышит о ней.
— Значит, Мария Борисовна позвала? — уточнил он у деда.
— Поучить девок игрушки шить, — повторил Еремей.
Мимо с шумом пробежала толпа ребятишек с роскошными санками, а за ними поспешали
дядьки. Дуня аж на цыпочки привстала, чтобы увидеть, откуда они будут кататься. Для таких
здоровых санок и горка должна быть приличной. А кстати, почему её и Машу лишают такого
удовольствия?
— Дунька! — услышала она рык деда. — Куда?!
Дуня оглянулась и, вздохнув, вернулась. Она даже не заметила, как сделала несколько шагов
в сторону той весёлой толпы. Застоялась она, а внутри кипит энергия, требует выхода и
нестерпимо хочется везде побыть, во всём поучаствовать, всех заразить оптимизмом!
Дед быстро попрощался со знакомым дьяком, а тот ей как раз в этот момент весело
подмигнул, ну а она помахала ему рукой. Видно же было, что весёлый человек этот дедов
знакомец!
Правда, легкий подзатыльник и слова, что с этим дьяком надо быть осторожней, поскольку
он ведает приказом, где людей пытают, немного остудили. Дуня поёжилась, но вскоре мысли
вновь поскакали зайчиками и вспомнились фантазии, как она попадает в прошлое и расследует
тайные дела, поражая всех дедукцией, снимая отпечатки пальцев и указывая перстом на
истинных разбойников. Это была самая любимая фантазия, но вот сейчас она как-то съёжилась, запахла кровью и болью.
Угомонилась Дуня только в большой горнице княгини. Машеньку там встретили, как
родную. Проводили взглядами, когда она привычно устроилась в самом темном уголке и
забыли о ней, а с Дуней стали сюсюкать и вручили веретено.
— А можно, я клубочки мотать буду? — жалобно попросила она у раздававшей задания
тетки.
— Так тем самые маленькие занимаются, — удивленно вскинув брови, заметила она, но
огляделась — и получалось, что Дуня самая маленькая и есть!
— Ну что ж, держи.
Маша укоризненно посмотрела на сестру, но не выдала её. Дуняшу посадили в
