свечи, сгрёб всё себе:
— Моё, — серьёзно глядя на всех заявил он, а потом повернулся к Дуне: — Бежим, матушке
покажем, что мы придумали!
— Ага! — согласилась Дуня, поскольку замерзла. Поначалу ей было жарко в избе, но мастер
из-за гостей перестал следить за очагом, и мастерская быстро выстудилась.
Княжич совершенно не желал передвигаться по двору чинно и с достоинством, заставляя по
этому поводу ворчать сопровождавшего его Никифора. Дуню же уговаривать не надо было, она
приподняла подол и понеслась впереди всех, чтобы отогреться.
Вбежали в жилую часть дворца, там их обоих раздели, и они поскакали по ступенькам на
женскую половину. Дуня торопилась к Маше, а княжич — к маме и бабушке. Ворвавшись в
горницу, где продолжали рукодельничать приглашённые девушки и исполняющие разные
обязанности при тереме боярыни, княжич с порога заорал:
— Матушка, смотри!
Он сделал несколько шагов, но остановился, быстро окинул взглядом помещение и не увидя
бабушки, помчался прямо к матери. Княгиня, увидев в руках сына необычный предмет, отложила рукоделие и заинтересованно следила за приготовлениями Ванюши.
Наталья и две другие близкие Марии Борисовне боярыни с улыбкой смотрели на
сосредоточенного княжича и встали так, чтобы остальным присутствовавшим в горнице ничего
не было видно. Мало ли какую забаву он удумал, так они прикроют его, ежели нехороша
придумка будет.
Дуня не следила за ними и обратила на это внимание, только когда услышала недовольные
шепотки любопытствующих девиц. Тогда и Маша прекратила её отчитывать за то, что она
сбежала с княжичем и болталась невесть где столько времени.
— Ах, — раздалось слаженное восклицание возле княгини и рукодельницы толпой рванули
поближе, чтобы все-таки посмотреть, что там такое придумал княжич.
— Дунечка, что ты там умыслила! — заволновалась Маша, оттаскивая сестру в дальний
угол.
— Крутилку-вертелку… баловство.
Дуня старательно изображала беззаботность, но доносящиеся восторженные вскрики
привели её к мысли, что на этой крутилке-вертелке её семья могла бы неплохо заработать.
Маша посмотрела на неё, потом перевела взгляд на плотную толпу, образовавшуюся вокруг
княгини и тяжело вздохнула. Она всё это время объясняла и показывала, как делать игрушки, но кроме княгини, веселой боярыни Натальи и парочки старших женщин её никто не
поблагодарил.
Мать великого князя пренебрежительно обозвала её рукоделие пустым времяпровождением, приближенные к ней женщины охотно поддержали её, а девушки из родов попроще
благоразумно помалкивали. Некоторые из них ободряюще улыбнулись, но сказать доброе слово
не осмелились. Маша уже понимала, что в кремле всё непросто, но плохо представляла себе, как ей следует вести себя. Она уже не считала, что её сидение в углу было так уж плохо. Сидела
бы себе и присматривалась, ума набиралась, а тут её вместе с маленькой Дуняшей выставили на
всеобщее обозрение.
Шум стих и мастерицы расступились.
— Дуняшка, иди сюда! — крикнула одна из боярынь. — Тебя великая княгиня зовёт.
Дуня подошла. Мария Борисовна ласково улыбалась, а Иван Иваныч горделиво смотрел на
женщин и наслаждался всеобщим восторгом.
— Как же тебе такое в голову пришло? — спросила княгиня, показывая на крутящуюся
тарелочку с лопастями.
— Да вот, — робко начала Дуня, не зная, что и сказать, — княжич говорит, что воздух — это
пустота, а я говорю, как же пустота… — Дуня жалобно посмотрела на Иван Иваныча — и тот
смилостивился и взялся сам разъяснять.
Этот зануда оказывается успел принять идею о том, что воздух — это требующая изучения
масса, сродниться с нею и даже поучаствовать в доказывающем это эксперименте, поэтому
сейчас легко выдавал лекционный материал:
— Воздух — это постоянно меняющаяся часть мира…
Дуня, как и другие, стояла, раскрыв рот. Княжич говорил, как по писанному! Сразу
становилось понятно, что с мальчиком занимаются серьёзно и основательно. Дуня, грешным
делом, думала, что она одна такая умная мелюзга, но княжич буквально растоптал её. Он легко
использовал в своей речи примеры из писания, вворачивал греческие и латинские слова, делил
воздух на аэр и эфир…
Чуть позже, когда подавленная красноречием и масштабом знаний княжича, Дуня ехала
домой, а Маша рассказывала деду о сегодняшнем дне, то она сообразила, что мальчишка
получает энциклопедическое образование, а вот практики у него нет.
Зато она практик и в данных обстоятельствах это полезнее. Данный факт немного примирил
её с собственной необразованностью, и Дуня задумалась о разногласиях среди боярынь по
поводу личного участия княжича в создании игрушки. Было высказано, что княжичу негоже
утруждать свои рученьки работой, правда тут же в ответ прозвучало, что испокон веков
князьям незазорно выходить в поле и работать, так почему же сейчас наследник московского
княжества должен сторониться ремесла?
Княгиня мягко пресекала подобные споры, понимая, что разногласия в этом вопросе
обусловлены местом рождения боярынь. Где-то стыдно было князю не уметь сеять и собирать
хлеб, а где-то позором считалось даже на время сменить меч на орало, копьё на серп. Про
ремесло же она ничего не могла сказать, а Дуня благоразумно промолчала, хотя помнила из
фильмов, что многие правители обучались какому-либо мастерству*.
— Заедем в церковь, помолимся, чтобы всё обошлось, — решил дед, выслушав
эмоциональный рассказ Маши о прошедшем дне.
Доброхоты ему уже доложили, что его младшая внучка носилась по двору вместе с
княжичем, сорвала работу в медницкой, а потом дети устроили переполох у женщин.
В таком ракурсе княжич выглядел молодцом, а девочка невоспитанной и дерзкой. Еремей
хотел дать подзатыльник Дуньке, чтобы впредь никуда не лезла, но внучка выглядела
расстроенной и тихо сидела, уставившись вдаль ничего не видящим взглядом.
А Дуня теперь сидела и подсчитывала сколько могла бы заработать на вертелке и на что
потратила бы деньги. Оказалось, что ей так много всего надо… но увы и ах!
В церкви внучка ожила, нетерпеливо заозиралась, несколько раз тяжко вздохнула, и боярин
облегченно выдохнул. Дуняшка терпеть не могла подолгу стоять на месте, ничего не делая.
Перед выходом Еремей насыпал в ладошки внучек полушек, чтобы они раздали милостыню
и неторопливо выплыл на улицу. Девочки последовали за ним. Народу на площади было
немного и всё было спокойно.
На секунду Еремей Профыч замер, вспомнив, как в прошлый раз Дунька зажилила
милостыню, а бабе с бельмами под нос сунула кукиш… Сердце ёкнуло у дьяка. В тот раз все
обошлось, потому что баба прозрела… а начав зло лаяться, получила кнутом от Гришки. Он
ещё раз окинул взглядом нуждающихся и успокоился. Тишь да благодать!
Еремей чинно сошёл со ступенек и, услышав позади благодарные: —
