Разговаривая, робинзоны мало-помалу выехали из ужасного места, покрытого падалью. Им понадобилось для этого минут двадцать, потому что с этой стороны слой дохлых кроликов простирался километра на два. А с другой — уходил в бесконечность.
Зрелище было необычным: огромная равнина, покрытая ковром из серых шкурок и украшенная миллионами задранных белых хвостиков.
Два друга держались ограды. Мертвый лес стал редеть. Вдали показались невысокие горы, до которых путники надеялись добраться на следующий день.
Теперь же им пришлось остановиться, чтобы дать отдых измученным лошадям. В хорошем настроении наши герои стали устраивать бивак, вспоминая целую серию выпавших на их долю приключений. Потом славно пообедали. С аппетитом уничтожая припасы черных полицейских, попивая их виски и куря их табак, друзья составили план действий.
Он был прост. Тотор и Меринос решили двигаться на восток.
Они погрузятся в угрюмое одиночество австралийских пространств, где нашли свою смерть многие храбрецы. Друзья попытаются решить трудную задачу — пересечь всю Австралию с запада на восток, употребив на это, может быть, долгие месяцы, побеждая невероятные опасности. Придется преодолеть тысячи километров, не встречая ни живой души на неисследованных, пустынных, бесплодных просторах. Но это не поколебало их ни на минуту.
— Упорство, уверенность, немного везения — и мы доберемся! — сказал Тотор.
На следующий день они поехали навстречу восходящему солнцу к горам, увиденным накануне. Часа четыре не останавливались. Посреди испепеленных солнцем прерий им стали попадаться большие оголенные пространства плотных песков.
Меринос, обливаясь потом, полузакрыв глаза, убаюканный движением лошади, дремал, еле отвечая Тотору, который, как всегда, прокладывал путь и всматривался в окружающее.
Вдруг парижанин подскочил в седле, будто у него над ухом выстрелили из карабина.
— Меринос, Меринос! — закричал он.
— Что там?
— Кричи! Ущипни меня, стукни кулаком!
— Зачем? — удивленно спросил американец.
— Чтобы увериться, что я не брежу.
— Скорей всего, у тебя солнечный удар.
— Ну-ка… тебя я вижу и слышу хорошо… не сплю… не свихнулся, значит, все так и есть!
— А что такое?
— Черт возьми! Невероятное явление! Посмотри сам… там, на песке!
— Ах, это, — спокойно заметил Меринос, — следы колес. Твое безлюдье — людно, милый мой.
— Не в том дело. Не следы удивляют меня, они нам уже попадались, а их вид.
— Не понимаю.
— Посмотри. Раз есть колеса, значит, они принадлежат какой-то повозке, карете, экипажу, телеге…
— Да, повозке, в которую запряжено какое-нибудь четвероногое, но бывает, и двуногое…
— Правильно! Но почему же тогда между параллельными следами нет следов ног? Да и колеса оставили не обычную гладкую колею с острым краем, а небольшое полукруглое углубление в виде желоба.
— Странно, — проговорил, заинтересовавшись, Меринос. — Посмотрим поближе!
Тотор, соскочив с лошади, нагнулся и вскрикнул:
— С ума сойти! Это невероятно! В таком месте — даже предположить невозможно! И все же — черт меня побери, и пусть дикарь насадит меня на вертел, если здесь не проезжал автомобиль!
— Что ж, мой милый, всякое бывает. Автомобиль? Его владелец, конечно, джентльмен, который подбросит нас поближе к дому.
— Я не так доверчив, как ты, — живо прервал друга парижанин. — Спортсмен, который раскатывает по пустыне, наверняка что-нибудь скрывает, или не в своем уме, или просто автокретин!
— Браво! Я запомню это словечко в ожидании разгадки.
— Наверное, ждать долго не придется. — Говоря это, Тотор приложил к уху ладонь.
— Ты что-то услышал? — спросил янки.
— Неясно слышу клаксон…[96]
— Значит, это джентльмен… Он подает нам сигнал. Тотор, ты действительно слышал?
В эту минуту вдали послышался отчетливый трубный, как у довольного жизнью слона, голос стального чудовища.
Меринос шумно захлопал в ладоши, а пораженный Тотор вскочил в седло.
И вот показался блестящий, красный с золотом автомобиль, катившийся точно по французским дорогам, но поднимавший за собой облако мелкого песка.
— Урра-а-а! — закричал Меринос. — Спасены! Я говорил, что это джентльмен!
Пока Меринос в восторге аплодировал, автомобиль приближался, теперь до него оставалось всего сто метров. Два друга разглядели странную удлиненную форму герметически закрытого, с широким сиденьем спереди, кузова, в стеклах которого ослепительно отражались солнечные лучи. Из-за их блеска молодые люди не смогли рассмотреть сидевшего за рулем джентльмена-избавителя.
От шума и сверкания огромной машины, которая мчалась, как метеор, лошади испугались, поднялись на дыбы. Всадникам пришлось употребить всю свою силу и ловкость, чтобы сдержать, успокоить их и самим усидеть в седлах. Машина замедлила свой бег, почти остановилась, но вдруг сделала быстрый поворот и умчалась.
— Оказывается, наш джентльмен довольно хамоват, — насмешливо заметил Тотор.
— Да нет, ты увидишь, увидишь…
— Я уже вижу, что он улепетнул и оставил нас с носом… Может быть, узрев наши полицейские мундиры, он испугался штрафа за превышение скорости?
— Ну, ты шутник! Он, наверное, просто боится опять испугать наших лошадей. Смотри, как медленно он едет! Восемь миль в час, как галоп на охоте. Вероятно, для того, чтобы мы последовали за ним…
Слышались отрывистые звуки автомобильного гудка. Машина двигалась не быстро, будто желая подтвердить слова американца.
И довольный Меринос воскликнул:
— Вперед, вперед!
— Хорошо, — ответил француз, — я изумлен… но что-то я не в восторге и не знаю, чем все это кончится.
— Тотор, не узнаю тебя!
— А что ты хочешь? Точно тебе говорю: со мной такое первый раз в жизни случается!
Янки не ответил, пожал плечами и припустил лошадь в галоп. Радуясь приключению, он обдумывал про себя эту странную встречу и мечтал о счастье увидеть через недолгое время кого-нибудь из своих близких. Да, черт возьми! Именно так… наверняка какой-то богач, свихнувшийся на автомобилизме… состоятельный оригинал, для которого не существует ни времени, ни расходов, ничего, что могло бы помешать удовлетворению бьющей ключом фантазии. Ибо не каждый сможет разъезжать вот так по пустыне, на машине неизвестной модели, стоящей не меньше двадцати тысяч долларов.
И Меринос сочувственно взглянул на Тотора, малого, конечно, храброго и доброго, но неспособного понять, даже представить себе роскошную жизнь миллиардеров… этот непрестанный трепет души и тела, отчаянную гонку за всевозможными удовольствиями… безумное существование, одно воспоминание о котором опьяняет американца, как добрый глоток шампанского «extra dry»!.. И на одну минуту юный искатель приключений в австралийском буше, бедолага, которого подстерегают голод, страдания и смерть, снова стал снобом, так сурово наказанным Тотором на борту «Каледонца».