Сиса скромно попросил, чтобы ему дали одно зерно пшеницы за первую клетку шахматной доски, два за вторую, четыре за третью, восемь за четвертую и так далее, до шестьдесят четвертой клетки, удваивая каждый раз число зерен.
Считая, что щедрость обошлась ему дешево, царь согласился, не подумав как следует. Посчитали. Перемножив цифры и зерна, обнаружили, что урожая всей страны не хватит, чтобы наградить мудреца.
Почти то же самое получилось и с размножением кроликов в Австралии. Тот, кто первым привез туда пару симпатичных грызунов, конечно, не мог и предположить, что наш братец кролик всего через несколько лет станет бедствием, бичом всей страны! Эти зверьки размножаются необыкновенно быстро. Каждые два месяца у крольчихи появляется восемь или десять детенышей, которые в пятимесячном возрасте и сами начинают плодиться. А так как каждая особь живет, в среднем, девять-десять лет, количество неутомимых грызунов растет с фантастической быстротой[93].
Найдя в Австралии идеальные условия обитания: бесконечные прерии, почти полное отсутствие хищников, — кролики расплодились невероятно.
Обнаружив, что можно заняться приятным спортом, поселенцы стали увлеченно охотиться на зверьков, но братец кролик плодился быстрей, чем пуля успевала вылетать из ружья.
Некогда милый зверек стал уже мешать, да к тому же оказался вороватым. Началось буквальное опустошение зеленого континента!
Размножению кроликов всячески пытались помешать. Ей-богу, длинноухих не жалели. Но — как с гуся вода. Братец кролик продолжал плодиться. В короткое время все новые колонии зверьков возникали, росли, утверждались, образовывали стада, армии, кочевые орды, которые пускались в путь, подчистую выбривая пастбища, выгрызая кору и оставляя за собой землю такой, будто по ней прошел пожар. Вообразите себе сплошной слой саранчи, опустошающей Капскую колонию[94], Аргентину или наш Алжир, только замените каждое насекомое кроликом.
Люди объявили ушастым разбойникам беспощадную войну, но проиграли ее. Оружие, засады, огонь, яды, даже чума, которую кроликам пытались привить, — все было бесполезно!
Стремительно и неотвратимо, как наводнение, они затопляли собою континент. За одни сутки, оголив стволы, смахнув под метелку стебли и обглодав все до последнего корешка, они обрекали на голодную смерть овец, коров и лошадей. Правда, в конце концов и сами погибали от истощения.
Чтобы избежать полного разорения, поселенцы, не жалея никаких сил и затрат, огородили железной проволокой обширные пастбища и пустили по ней электрический ток. Пришлось заземлить металлические сетки, чтобы не дать кроликам подкопом проникнуть в земной рай голубых трав и чистых источников.
Нашествия сразу прекратились. Кролики расквасили себе носы об ограды и обломали зубы о железную проволоку. Они прыгали, скакали у решеток, скапливались тысячами, выжидали сутками и наконец умирали от голода. Их трупы покрывали толстым слоем многие квадратные километры земли и быстро разлагались под жгучим тропическим солнцем.
Ущерб от кроликов понесли не только луга и посевы. Если б Тотор и Меринос внимательней пригляделись к деревьям в засохшем лесу, они заметили бы, что все они, большие и маленькие, были обглоданы до высоты примерно в двадцать пять сантиметров от земли.
Лишенные питательных соков, обгрызенные до заболони, многовековые гиганты погибли. И это опустошение совершили мелкие животные! Не все, впрочем, оплакивали эту потерю. Иногда и несчастье приносит пользу. Лесная тень и корни — смертельные враги пастбищ. Ни травинки не может вырасти в лесу! Но если деревья погибали, мертвый лес мало-помалу превращался в великолепный луг, отраду овцеводов. После гибели кроликов они сохранили изгороди на молодых лугах, чтобы защитить их от нового нашествия грызунов. Скоро и овцы прибыли сюда, а там, вместе с людьми — их лошади и собаки. Вот так и обосновались тут первые поселенцы.
На свое счастье, Меринос и Тотор очутились подле одной из таких преград длиной около десяти лье, и она спасла их, задержав свирепую свору.
Избежав опасности, друзья вернули зрение лошадям, сняв с их голов куртки, и потихоньку двинулись дальше.
— Нужно выбираться отсюда, — сказал Меринос, — меня уже тошнит.
— Да уж, такое кроличье фрикасе[95] только для любителей выдержанной дичи, с запашком.
Лошади с трудом вытаскивали ноги из отвратительного гнилья, скользили, спотыкались, но шли вперед.
— Тотор, — заметил американец, придерживая поводом лошадь, — ты бредил приключениями, и мне кажется, последние были из ряда вон.
— Великолепные, дружище, — ответил Тотор, — отец будет очень доволен, когда услышит рассказ о них! Ну, а тебе разве не больше нравится жить так, чем быть смешным франтом, рисоваться перед окружающими, дуть спиртное, держать пари и распускать хвост на борту «Каледонца»?
— Ей-богу, я с тобой согласен!
— Вот теперь мы живем по-настоящему, не каждый миллиардер может позволить себе такое путешествие.
— Конечно, только здесь не хватает населения, удобств, городов. Хотелось бы увидеть дом в двадцать два этажа, фабричную трубу, трамвай, газетчика.
— А мне нравится безлюдье… Вдумайся, дружище: мы должны рассчитывать только на себя, непрестанно бороться за свое существование.
— Ну, это безлюдье относительное, мой милый Тотор.
— Нет, полное, абсолютное, — возразил парижанин. — Я знаю географию этой местности и ручаюсь, что на шестьсот — семьсот километров кругом нет ни одного поселка.
— А повешенный? А оловянное блюдо? А мольба о помощи, нацарапанная на нем рукой умирающего?
— Вероятно, тут были бродяги, разбойники из австралийского буша. Они отомстили кому-то и убежали от полицейских, чьи обноски на нас.
— Я другого мнения, — заметил Меринос, — и как знать, не предчувствие ли это? Мне все кажется, что мы в засаде, окружены, и скоро что-нибудь да случится.
— Но ведь с нами постоянно что-нибудь случается, — ответил Тотор. — Вечные неожиданности бога Случая.
— Что ты думаешь о собаках?
— Они давно убежали от своих хозяев и одичали, — сказал парижанин.
— А кто поставил ограду?
— Ее поставили больше года тому назад и не скоро придут к ней опять.
— А следы лошадей, «Б. Р.» со звездой?
— Ба! Пустая угроза! — беспечно проговорил Тотор. — Забавы тех, кто хочет сойти за буку! Так что я повторяю: мы одиноки, вокруг нас одна пустота.
Разговаривая, робинзоны мало-помалу выехали из ужасного места, покрытого падалью. Им понадобилось для этого минут двадцать, потому что с этой стороны слой дохлых кроликов простирался километра на два. А с другой — уходил в бесконечность.
