Стоит отдать парню должное: экзекуцию по обработке раны он выдержал стойко. Шипел, конечно, и тихо ругался сквозь зубы, но терпел и не дергался. Но вот как он перенесет зашивание, я не представляла. Вспомнила, как видела в каком-то фильме, что раненому засовывали между зубов деревяшку, а самого держали за руки и ноги. Что конкретно ему там делали, я, правда, не помню, но само воспоминание наводило на невеселые мысли. Я покосилась на пациента и тяжело вздохнула: держать его по рукам и ногам некому, а предлагать деревяшку я, пожалуй, поостерегусь. Да и где сейчас искать эту самую подходящую деревяшку?
Я заправила нить в иглу и повернулась к раненному:
— Ну что, Сольгер-аха, начнем?
Он посмотрел на иглу в моих руках, на меня, снова на иглу и снова на меня:
— Лейла, может, не надо? — с какой-то надеждой спросил он.
— Надо, Федя, надо! — как можно увереннее проговорила я крылатую фразу из советского кинематографа.
— Федя? — удивленно переспросил мой невольный подопытный.
— Не обращайте внимания, Сольгер-аха. — с какой-то отчаянной бесшабашностью отмахнулась я. — Вам придется потерпеть. Вот, держите.
Я протянула ему настойку и чистое полотенце. Он покосился на них и попробовал отказаться от операции:
— Лейла, а ты когда-нибудь это уже делала?
— Конечно! — уверенно заявила я. — Неделю назад помогала нашему лекарю зашивать Кириму ногу, которую он умудрился сильно распороть.
И да простит меня за ложь бедный Кирим и не менее бедный Сольгер!
— А может, все-таки не надо? — предпринял несчастный последнюю попытку отказаться.
— Надо, Сольгер, надо! — больше для себя, чем для него, повторила я. Потому что уже решилась, а уж если я решилась, от моей помощи не убежит никто! — Пейте! — снова протянула ему бутыль со спиртным.
Но самым странным, даже невероятным, для меня стало то, что он послушался и таки решился на операцию в моем исполнении. Как он решил довериться такой малявке — для меня так и осталось секретом! Но он взял у меня бутылку и, сделав большой глоток и поморщившись, спросил:
— А полотенце зачем?
— В зубы засунете, если очень больно будет. Жуйте его, рвите, главное — не кричите, а то весь дом сбежится, — уже сосредоточившись на ране, объяснила я. — Ну, с Богом… — шепнула себе под нос и начала…
Не знаю, как мой подопытный смог выдержать эту экзекуцию, на его лицо я старалась не смотреть, лишь слышала сдавленные стоны и ругательства, но для меня все прошло как в тумане. От напряжения по спине катился пот, я втыкала иглу в края раны, делала стежки, но не ощущала все происходящее реальностью. Видимо, так мой мозг спасался от нервного перенапряжения. Хорошо, что перед операцией я догадалась разрезать остатки его рубашки на бинты, потому что после ее окончания руки слушались слабо и, боюсь, что у меня элементарно не хватило бы сил ее разрезать. Я вновь обильно намазала рану мазью и, перевязав, потихоньку начала ослаблять жгут. Сразу резко его снимать после почти полуторачасового наложения опасно.
Тяжело опустившись на лавку рядом с парнем, я, наконец, посмотрела в лицо Сольгеру. Все это время боялась, что он может потерять сознание, а смотреть на него боялась еще больше, потому что было стойкое ощущение, что если я увижу его полные муки глаза, то игла просто вывалится из рук, и я уже ничего не смогу сделать. Сольгер был страшно бледен и тяжело дышал, волосы прилипли к вискам, а в руках он держал изрядно пожеванное и потрепанное полотенце. Видно было, что он еле сидел.
— Сольгер… — позвала, и он сфокусировал помутневший взгляд на мне. — Ты молодец! Слышишь? — Его губы искривила еле заметная улыбка. Но он промолчал. — Тебе нужно прилечь. Но здесь негде. Если только на стол.
— Не нужно, Лейла, — еле слышно проговорил он. — Мне все равно до рассвета нужно уйти. Я еще немного посижу и пойду.
— Да куда ж ты в таком состоянии? — вырвалось у меня.
О том, что я уже давно перешла на «ты», как-то и не задумывалась. Сложно выкать человеку, с которым только что пережил настоящее нервное потрясение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну, выбор у меня небольшой…
— Да, ты прав… — А потом меня осенило: — Я сейчас отвар укрепляющий заварю и чай сладкий сделаю, чтобы кровь быстрее восстанавливалась!
Не скажу, что усталость как рукой сняло, но я нашла в себе силы встать и заняться делом. Сбор трав для укрепляющего отвара мы покупали у той же знахарки и пили, когда кто-то подхватывал простуду, и я подумала, что сейчас он точно не помешает.
Пока отвар отстаивался, я напоила Сольгера сладким чаем. Эх, жаль, шоколада здесь еще не придумали — нет для него какао бобов. А может, еще просто не добрались до места, где они произрастают.
— Может, ты все же поешь чего-нибудь? — уже в который раз спросила раненого. — Силы нужно хоть немного поддержать.
— Лейла, не надо. Я как о еде подумаю, мутить начинает. — Я лишь тяжело вздохнула, в который раз подумав, что ему нужно хорошенько отлежаться и отоспаться, а не уходить куда-то в темноту. — Еще немного посижу и пойду. Нельзя, чтобы рассвет застал меня здесь… — в полудреме проговорил он, и я заметила, как его голова упала на грудь — бедолага заснул.
Прикинув время, я поняла, что рассвет будет уже через пару часов. Но час отдохнуть у него есть. Спиной он опирался о край стола, и хотя поза была неудобна, трогать его я не стала — сон для него сейчас благо.
Сначала я тоже хотела ненадолго прикорнуть, но поняла, что тогда несчастный шпион имеет все шансы проспать, так как будить его будет некому. А потом меня озарила мысль собрать ему с собой кое-какие вещи. Все-таки я совершенно не представляла, куда он двинется дальше и в каких условиях будет путешествовать. А уж попадется ли ему по пути лекарь или хотя бы знахарка — большой вопрос. Поэтому я расстелила на столе свой платок, положила туда мазь для ран, флягу с отваром, оставшиеся от рубашки бинты, хлеб, сыр и оставленные в холодной эклеры и штрудель. Подумала и положила бутыль с остатками домашней настойки. Не знала, пригодится ли ему все это, но и отправить его просто так уже не могла.
Оглядевшись и немного прибравшись, я поняла, что ущерб, нанесенный приходом Сольгера, не так уж и велик, и если замыть пятна крови на полу и лавке, то его присутствие в доме этой ночью может получиться скрыть. Собрав всю оставшуюся волю и остатки сил в кулак, я принялась за работу.
Оказалось, отмывать кровь — очень нелегкое дело, временами даже приходилось хорошенько пройтись скребком. Через некоторое время, опомнившись, я подошла к парню и попыталась его разбудить. Не вышло. Пришлось хорошенько потрясти за здоровое плечо. Простонав, он открыл затуманенные глаза.
— Сольгер, скоро рассвет. Тебе пора уходить. Держи, выпей, — я протянула ему приготовленную заранее чашку с отваром.
Его губы пересохли, лицо заострилось, он взял кружку и с наслаждением осушил содержимое.
— Благодарю, Лейла, — вернул мне кружку.
— Вот, — теперь я протянула ему приготовленный сверток, — держи. Там все, что может тебе пригодиться на первое время.
Он недоверчиво посмотрел на узел в моих руках, но все же взял его:
— Спасибо, Лейла. Я… не забуду… — смутился он. Мы немного помолчали, глядя то друг на друга, то в сторону. — Мне… пора… — как-то неуверенно проговорил он.
— Да… — зачем-то подтвердила я.
Внезапно он резко притянул меня к себе здоровой рукой и крепко обнял. Я ощутила себя так хорошо и уютно в его объятиях, что даже стало страшно. Страшно, что он может погибнуть, страшно, что больше никогда его не увижу. Я обхватила его шею руками и тоже обняла — крепко, но бережно.
Странно… Так странно было ощущать себя именно так и именно сейчас. В этот момент странно было все… но так правильно…
А потом он резко высвободился, встал и, не глядя на меня, взял свой мундир, перехватил поудобнее узел и быстро, не оглядываясь, вышел прочь из кухни, а потом и из кофейни.
Несколько минут я стояла на месте, плохо понимая себя. А потом спохватилась и пошла в кофейню, чтобы вытереть пятна крови и там.
