СТРАШНЫЙ СУД
Экстренный выпуск рабочей газетыКричал курсивом — «Бросайте труд!Завтра — конец света!Послезавтра же — Страшный Суд!..»
— Бургомистр встречал на вокзалеПриезжающих ангелов и мямлил речь,О том, что Суда на земле не ждали,И о том, как трудно себя уберечь…
Бледные ангелы в серебряной вате,Задыхаясь в поту, — был месяц май, —Отвечали любезно, что в результате.Конечно, все попадут в рай.
Женщины толпились у автомобилей.Забыв на плите переваренный суп,И плача, касались шуршащих крылий.Сияющих копий и звонких труб.
Вздыхали влюбленные и жалели,Что сегодня — последние ночь и заря,И что раньше, не зная, две неделиПотеряли в кино и прогулках — зря…
Мужчины курили, читали плакаты,И каждый был раздражен и зол,Что за эту неделю не получит платы,А в воскресенье не пойдет на футбол…
И только школьник был счастлив и весел,Смотря благодарно в небесную синь.За то, что теперь уже ровно — десять,И, значит, не надо идти на латынь.
Да старая нищенка у костела,Услышав с вокзала трубную весть.Встала счастливою и веселой,Потому что узнала, что Бог — есть…
«Воля России». 1929. № 4
ТРАМВАЙ № 2
У трамвая номер два — веселый проводник,У трамвая номер два — шутливый вожатый.— Мост. Поворот. И лязг. И крик.Трамвай въезжает в витрину заката.
Сыплется в окна розовое стекло,Поют тормоза о неожиданном плене.Девушки в трамвае звонко и светлоВскрикивают и садятся к мужчинам на колени…
Вожатый смеется и звонит — «вперед!..»Проводник смеется и звонит — «на месте…»Пассажиры скуку переходят вбродИ на том берегу садятся — вместе…
Из мути контор проглядывают глаза,В дыму канцелярий щурятся от света.Девушки говорят: «Простите, это — тормоза!»— Но разве надо прощать за это?..
И разве странно, что за мостомСердце в вагоне прорастает сквозь крышу.И тихо шепчет — «Мы выйдем вдвоем…»А отвечая — почти не дышит…
И когда у парка остановится трамвай,Влетев, как в туннель, в теплый вечер лета,Проводник пассажирам на дорогу в райВыдаст бесплатно голубые билеты…
«Воля России». 1929. № 4
В ВОКЗАЛЬНОМ ОТЕЛЕ
На окнах отеля — бумажные розы.У пыльных зеркал оплывает свеча.По лестницам бродят свистки паровозовИ в комнаты входят — не постучав…
И смотрят: на отмели душной постели,Бутылками бедствий с запиской сердец,Бессонные люди считают неделиИ едут в Стокгольм или в Порт-Суэц.
И стекла, звеня от сочувственной дрожи,Опять провожают экспресс на Симплон,Где в синих купе и томящ, и тревоженТакой же летящий, полуночный сон…
И сразу решаясь — счета и билеты!Сегодня — столетие скуки и лжи…Но в ночь юбилея сигналы рассветаТвердят семафорами — ехать и жить!
А завтра, проснувшись, не вспомнят, не вспомнятВчерашнюю драму над партером крыш,Увидев внезапно из утренних комнатНад дымом разлуки встающий Париж!..
«Воля России». 1929. № 4
ТЯЖЕЛОЕ ПИСЬМО
Кряхтя и согнувшись под ношей,Письмо мне принес почтальон.Он был утомлен и взбешен. И сказал:«В другой раз — наймите себе лошадь!А я вам не вол!» —— И сбросил письмо на стол. Доска у стола — Лопнула,Жалобно, как сигнал,Атлантический SOS —Из комнаты до небес,На синий, далекий берегБожественных Америк…— Я отдал последнюю крону — Почти обед.И сказал — «Очень тронут…Простите, что больше нет…»…Почтальон ушел, отирая пот.Шаги проскрипели в саду.Я разорвал конверт. А внутри —Только пять слов. Вот: «Больше не приду. Прощайте. Мари».
«Воля России». 1929. № 4
ОБЕДЕННЫЙ ПЕРЕРЫВ
Полдень разгоняет утреннюю мглу.Весеннему солнцу не вылезть выше. Я останавливаюсь на углу И стою так долго. Что можно было бы на меня Для разных кино наклеивать афиши: «Волга, Волга»… «История одного дня». «Сегодня — несравненная Лилиан Гиш».
— Итак, я стою и смотрю:В полдень из всех дверей,Как крысы, покидающие трюмТонущих кораблей, —Люди, люди, идут и идут…Пять… десять… пятнадцать минут…В одинаковых костюмах, с одинаковой прической, С одинаковой усмешкой;Тысячи людей — однофамильцы и тезки.Тысячи монет — не орлы, а решкиСамой обыкновенной меди,С одинаковыми мыслями об отдыхе и обеде.
Это — тысячи зеркал Повторяют то же изображенье: Водоворот движенья Среди бетонных скал.
И в этом хаосе театральном,Улыбаясь безличьем лица,И я был таким же зеркальным,Таким же отраженным — только контурМысли, не продуманный до конца,Картограммой забытого белого фронта,В картинной галерее десятой весны,Где бродят на цыпочках в тихих залахТакие легкие и испуганные сны…
— А улица гремела и повторяла Все тот же образ, сухой и точный. И я оглядываюсь, ища источник, Центр и ось Этих движущихся отображений, Как движет в испуге ветвями растений В гуще леса запутавшийся лось.
Это было похоже на цирковый трюк. И я, разгадывая его, смотрю, Как катятся ядра уличного грома. И средь них неподвижен только манекен В окне торгового дома…Весенние люди болеют хрипкой, А он, из-за зеркальных стен, Улыбается розовой улыбкойИ смотрит, не мигая, прямо на солнце…
«Воля России». 1929. № 7
СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЕ КОРОЛИ
Голубела весна и по-летнему крепла.Перейдя второпях нерешительный март.Начинаясь, Мессина[73] империй и пеплаКолебала расплывчатый желтый штандарт.
…И всегда, за барьером зеленых акаций,Пухловатой рукой подрезая ростки,Короли проплывали, как лед навигаций.Ноздреватый от ветра, тепла и тоски.
И покорно теряя дворцы и короны, Разводили ершей в деревенской глуши, Где на голых деревьях кричали вороны И дымились шершавые шалаши.
Где рыжели, ржавея, осенние рощи, Как гербы на решетках дворцовых оград, Где, казалось, что жить — и грустнее, и проще, И еще невозможней — вернуться назад…
И когда, растрясясь на мужицкой телеге,Привозил заговорщик помятый пакет — На всеподданнейшее — о побеге — Короли отвечали — «нет».
«Воля России». 1929. № 7
НА ПЕРИФЕРИИ
