Еще одним возможным источником стихотворения «Слева бесы…» является лагерная песня «Дорогая, стоят эшелоны» (1940-е годы) на стихи политзаключенного Николая Домовитова: «Пулеметы поднял на вагоны / Вологодский свирепый конвой. <.. > И куда поведет нас дорога / Под железную песню колес?»[1547] ~ «Эти — с нар, а те
— из кресел: / Не поймешь, какие злей. <.. > И куда, в какие дали, / На какой еще маршрут / Нас с тобою эти врали / По этапу поведут?».
Также прямой предшественницей этого стихотворения следует считать «Охоту на волков»: «Справа, слева хлопочут двухстволки» (АР-17-152) = «Слева бесы, справа бесы». В обоих случаях лирического героя обложили со всех сторон (как уже было в песне «Спасите наши души!»: «Там слева по борту, / Там справа по борту, / Там прямо по ходу / Мешает проходу / Рогатая смерть!»; и именно поэтому герой сетует в песне «За меня невеста отрыдает честно…»: «Мне нельзя налево, мне нельзя направо»; да и в одном из последних стихотворений он скажет: «И снизу лед, и сверху — маюсь между»; в предыдущей же песне он говорил: «И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже»; но это теперь, а «раньше жизнь: и вверх, и вниз / Идешь без конвоиров!»/!; 117/).
В заключительных же строках стихотворения «Слева бесы…»: «Ну-ка, солнце, ярче брызни! / Со святыми упокой…». - пародируются строки из официозной песни «Спортивный марш» (1937) на стихи Лебедева-Кумача: «Ну-ка, солнце, ярче брызни, / Золотыми лучами обжигай! / Эй, товарищ! Больше жизни! / Поспевай, не задерживай, шагай!»[1548]. Налицо высмеивание поэтом, окруженным врагами {бесами), бодрячества советской пропаганды.
Итак, путь, по которому может повести власть, в стихотворении «Слева бесы, справа бесы…» сравнивается с тюремным этапом — характерное для Высоцкого уравнивание тюрьмы и советской действительности. Наиболее ярко этот прием раскрывается в различных юбилейных посвящениях: «К 5-летию театра на Таганке» (1969), «Театрально-тюремном этюде на Таганские темы» (1974), «К 15-летию Театра на Таганке» (1979) и других. Столь частое использование данного приема имеет реальную подоплеку: сначала Таганка была тюрьмой, потом ее сломали, а с 1964 года она стала Театром драмы и комедии на Таганке: «Таганку раньше знали по тюрьме, / Теперь Таганку по театру знают» /1; 287/.
Приведем еще две цитаты, в которых обыгрываются слова, имеющие, кроме «обычного», еще и «тюремное» значение: «На Таганке, вероятно, / Им пять лет — они резвятся. / Совершенно непонятно: / Срок пять лет — а веселятся» /2; 559/, «Даешь пять лет! Ну да! Короткий срок! / Попробуйте допрыгните до МХАТа! — / Он просидел все семьдесят — он смог, / Но нам и пять — торжественная дата» /2; 310/.
* **
В стихотворении «Новые левые — мальчики бравые…» (1978), хоть и написанном на французском материале, дано нечто вроде общего резюме, вобравшего в себя многолетний опыт взаимоотношений Владимира Высоцкого с советскими властными структурами и его размышления о власти в целом: «Не разобраться, где левые, правые. / Знаю, что власть — это дело кровавое»[1549]^6 /5; 204/.
Сходную мысль высказывали А. Солженицын и В. Буковский: «Не люблю я эти “лево” и “право”: они условны, перепрокидываются и не содержат сути»[1550] [1551]; «Как на полюсе магнитная стрелка не поможет вам ориентироваться, так и в СССР бесполезны традиционные политические определения. Никто не может быть более левым или более правым, чем Брежнев. Да и на Западе эти деления давно потеряли смысл. Скажем, что общего между либералами Германии и Японии, социалистами Италии и Англии? Где “правые”, где “левые”, если итальянские коммунисты консервативней английских лейбористов? Если американские профсоюзы объявлены более “реакции-онными”, чем мультимиллионеры Кеннеди и Рокфеллер? Все это очевидный бред, но бред весьма удобный для организации интеллектуального террора»1^8.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А из «Архипелага ГУЛаг» (часть седьмая, глава первая) Высоцкий заимствовал еще один образ: «А все-таки прорыв совершился! Уж как была крепка, как надежна казалась навек отстроенная стена лжи — а зазияла брешь, и прорвалась информация. Еще вчера у нас никаких лагерей не было, никакого Архипелага — а сегодня всему народу и всему миру увиделось: лагеря! да еще фашистские!
Как же быть?? Многолетние мастера выворачивания! изначальные хвалебщи-ки! — да неужели вы это стерпите? Вы — и оробеете? Вы — и поддадитесь?..
Да конечно же нет! Мастера выворачивания первые и хлынули в эту брешь!
<…>
Их первый крик — мгновенно найденный, инстинктивный, был: это не повторится! Слава Партии! — это не повторится!
Ах, умницы, ах, мастера заделки! Ведь если “это не повторится”, так уж само собой приразумевается, что сегодня этого нет! В будущем — не будет, а сегодня конечно же не существует!»[1552].
В стихотворении «Новые левые…» это приняло такой вид: «Что же, валяйте затычками в дырках» (у Солженицына — заделка бреши), и поэтому он обращается к этим «мастерам заделки» с пожеланием, чтобы они на своей шкуре испытали все прелести социализма: «Вам бы полгодика, только в Бутырках» (сравним в песне «Простите Мишку», 1963: «Вот бы вас бы на Камчатку, / На Камчатку, нары дали б — / Пожалели бы вы нашего Мишатку, / Порыдали б!»).
Кстати, Солженицын тоже обращается с подобным пожеланием к европейским «левым интеллектуалам»: «О, свободолюбивые “левые” мыслители Запада! О, левые лейбористы! О, передовые американские, германские, французские студенты! Для вас — этого мало всего. Для вас — и вся моя эта книга сойдет за ничто. Только тогда вы сразу всё поймете, когда “р-руки назад!” потопаете сами на наш Архипелаг»[1553].
Причем в «Новых левых» речь идет именно о «французских студентах» (и в целом — о молодежи), поскольку эти левые названы «мальчиками бравыми». А больше всего гошистов было как раз среди французских студентов: «В результате деятельности левацких элементов (гошистов — по французской терминологии) борьба студентов за демократизацию системы высшей школы приняла форму баррикадных боев и кровавых столкновений с силами полиции»[1554]!
Между тем, до появления на митинге гошистов (то есть ультрарадикальных левых элементов) в сентябре 1977 года Высоцкий выступил на празднике парижской коммунистической газеты «Юманите». Переводчица Мишель Кан вспоминает: «Марина организовала его выступление на огромном празднике “Юманите” в пригороде, на самой большой площадке. Он перед началом прочитал мой перевод своих песен, чтобы слушатели хоть что-то поняли. Зрители вообще не хотели, чтобы он выступал. Большого успеха он не имел»[1555]. Об этом же говорят Михаил Шемякин: «Он однажды пел за городом для каких-то коммунистических организаций, но вернулся чем-то расстроенный. А я особенно не вдавался в детали… Володя тогда знал, что мне плоховато, и старался не навешивать мне еще и свои проблемы»[1556] [1557]; и Валерий Перевозчиков: «Вадим Иванович Туманов рассказывал мне, что Высоцкому не понравилось, что молодые французские коммунисты слушали его, лежа на траве. Кто-то курил, кто-то пил пиво. От них шло некоторое недоброжелательное отношение. И Вадим Иванович прочитал по памяти мне тогда неизвестное (и незаконченное) стихотворение Высоцкого, посвященное этому случаю»1^4.
