Сравним также рукописный вариант вышеприведенной цитаты из стихотворения «Слева бесы…»: «И куда, в какие дали, / На какой еще маршрут / Нас с тобою эти врали / По этапу повезут?»[1544]! — с черновиком «Куполов» (1975): «Было время приуныть да приобидеться, / Повезли меня, а сам и рад стараться, / Как за тридесять земель, за триодиннадцать / Уму-разуму чужому набираться» (АР-6-166), «Душу, сбитую каменьями щербатыми, / Ложью стертую да утратами…» (АР-6-164) («нас» = «меня»; «врали» = «ложью»; «по этапу» = «за тридесять земель, за триодиннадцать»; «повезут» = «повезли»[1545]), — и с песней А. Галича, в которой говорится о том, «кто скажет: “Я знаю, как надо!”»: «И наврет он такие враки, / И такой наплетет рассказ, / Что не раз тот рассказ в бараке / Вы помянете в горький час» («То-то радости пустомелям…», 1968) («врали» = «враки»; «по этапу» = «в бараке»). Об этом же персонаже сказано: «И рассыпавшись мелким бесом, / И поклявшись вам всем в любви, / Он пройдет по земле железом / И затопит ее в крови». А лирический герой Высоцкого как раз живет в окружении бесов: «Слева бесы, справа бесы», — глядя на которых он хочет забыться: «Нет, по-новой мне налей! <…> Пей, дружище, если пьется…». Процитированная же песня Галича имеет название: «Глава, написанная в сильном подпитии и являющаяся авторским отступлением».
Кроме того, мотив, заключенный в строке: «Нет, по-новой мне налей!», — можно найти и в других произведениях: «Нет, без хмельного не понять! / Пойти бутыль побольше взять?» /2; 78/, «Под такой бы закусь — да бутылку!» /3; 176/, «Я обнаглел и закричал: / “Бегите за бутылкой!”» /5; 386/.
А перед призывом «Пей, дружище, если пьется» был вопрос: «Ну а нам что остается?», — явно напоминающий стихотворение «Я не успел» и «Письмо с Канатчиковой дачи»: «Что мне осталось? Разве красть химеру…», «Нам осталось уколоться / И упасть на дно колодца». В последнем случае герои хотят «уколоться», а в стихотворении «Слева бесы…» лирический герой пьет. Поэтому в одном из последних стихотворений он скажет: «Я в глотку, в вены яд себе вгоняю» («Меня опять ударило в озноб…»).
Строки «Дескать, горе — не беда. / Пей, дружище, если пьется…» заставляют вспомнить стихотворение Пушкина «Зимний вечер» (1825): «Выпьем, добрая подружка / Бедной юности моей, / Выпьем с горя, где же кружка? / Сердцу будет веселей».
Также и вопрос «Ну а нам что остается?» отсылает к стихотворению Пушкина «Бесы» (1830): «Сбились мы. Что делать нам!». Помимо одинакового стихотворного размера, в обоих случаях героям мешают бесы: «Мчатся тучи, вьются тучи <.. > Закружились бесы разны» ~ «Слева бесы, справа бесы». Между тем, у Пушкина бесы являются лишь метафорой вьюги, а у Высоцкого — олицетворением советской власти. Но и там, и там бесы названы злыми: «Вьюга злится, вьюга плачет» ~ «Не поймешь, какие злей», — а герои вынуждены им подчиниться: «В поле бес нас водит, видно, / Да кружит по сторонам» ~ «И куда, в какие дали, / На какой еще маршрут / Нас с тобою эти врали / По этапу поведут!».
Кроме того, стихотворение «Слева бесы…» перекликается с «Командировочной пасторалью» (1966) Галича, где вновь имеет место знакомое нам тождество бога и дьявола как разных образов власти: «Обманул Христос новоявленный» = «Слева бесы, справа бесы <.. > И куда, в какие дали, / На какой еще маршрут / Нас с тобою эти врали / По этапу поведут?» (о мотиве «новоявленности» власти мы говорили неоднократно, а сравнение Ленина с Христом также было распространено в советское время: «Легенды о Ленине меняют легенды о Марксе. <.. > Маркс — это Иоанн, создавший учение Христа, но Ленин — это сам Христос, который был распят на кресте… Он до сих пор еще жив, этот гипноз..»[1546]).
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Неудивительно, что оба поэта подробно разрабатывают мотив вранья представителей власти.
Галич: «Что ни враль, то мессия» («Русские плачи»), «И врет мордастый Будда, / Что горе — не беда» («Снова август»), «И вот он враля-лейтенанта / Назначит морским атташе» («Салонный романс»), «Если враль записной тебе скажет о том, / Что, мол, знаете, друг-то ваш был, мол, да вышедши…» («Разговор с музой»), «И наврет он такие враки / И такой наплетет рассказ, / Что не раз тот рассказ в бараке / Вы помянете в горький час. <…> Он врет! Он не знает, как надо!» («То-то радости пустомелям…»), «Пусть он, сволочь, врет и предает, / Пусть он ходит, ворон, в перьях сокола» («Переселение душ»).
Высоцкий: «Он глуп — он только ловкий враль» («Вооружен и очень опасен»), «Врун, болтун и хохотун» («Лукоморья больше нет»), «Ну их совсем — врунов или лгуних!» («Мы с мастером по велоспорту Галею…»), «Вранье — ваше вечное усердие! / Вранье — безупречное житье!» («Мистерия хиппи»), «Ветер врет, обязательно врет!» («Затяжной прыжок»), «Что лабазники врут про ошибки Христа» («Мне судьба — до последней черты до креста…»; о каких лабазниках здесь идет речь, можно понять из «Баллады о маленьком человеке», где говорится о выборах: «Ваш кандидат — а в прошлом он лабазник — / Вам иногда устраивает праздник»), «Кричу: “Начальник, не тужи, / Ведь ты всегда в зените, / Не надо вашей грубой лжи!”» («Ошибка вышла»; черновик /5; 381/), «Грубая Ложь эту Правду к себе заманила» («Притча о Правде»).
Разумеется, верить этим обманщикам нельзя. Об этом говорят и Высоцкий, и Галич: «А кое-кто поверил второпях, / Поверил без оглядки, бестолково, / Но разве это жизнь, когда в цепях, / Но разве это выбор, если скован?!» («Приговоренные к жизни») ~ «А вор тащил белье с забора, / Снимал с прохожего пальто / И так вопил: “Держите вора!”, - / Что даже верил кое-кто» («Весь год — ни валко и ни шатко…»).
С этим обстоятельством связан призыв обоих поэтов не верить властям.
Высоцкий: «Я никогда не верил в миражи, / В грядущий рай не ладил чемодана» (1979), «Но не поверил я ему / И слова не сказал» («Ошибка вышла», 1976; черновик /5; 381/), «Не верь, что кто-то там на вид — тюлень. / Взгляни в глаза — в них, может быть, касатка» («Посмотришь — сразу скажешь: “Это кит!”», 1969), «Вранье, ворье, не верь» (набросок 1964 года /1; 556/).
Поэтому лирический герой и люди, близкие ему по духу, не верят сплетням и слухам: «Ты пошел, ты не поверил слухам» («Ты идешь по кромке ледника…»), «Ответит он: “Не верь молве”» («Мой друг уехал в Магадан»), «Это редко бывает — не верь болтовне!» («Белое безмолвие»; черновик /3; 377/), «Ах, не верьте вы в газетную строчку» («Мореплаватель-одиночка»; черновик — АР-10-137), «Не верю я тому, что люди скажут» («Нет рядом никого, как ни дыши…»; черновик /2; 445/), «И сдается мне, что люди врут» («Песня завистника», 1965).
Теперь — цитаты из Галича: «Гоните его! Не верьте ему! / Он врет! Он не знает, как надо!» («То-то радости пустомелям…», 1968), «Не верьте, друзья, пожалуйста, / Не верьте, я очень прошу вас, / Не верьте глазам своим!» («Играет ветер пеною…», 1977), «И не верить ни в чистое небо, / Ни в улыбки сиятельных лиц» («Левый марш», 1963). Эти же «улыбки» упоминаются в стихотворении Высоцкого «Неужто здесь сошелся клином свет…» (1980): «Он скалился открыто, не хитро <…> И вдруг — ножом под нижнее ребро…»(подробнее о нем — на с. 600 — 607).
Вернемся вновь к стихотворению «Слева бесы…», у которого напрашивается также параллель с песней Б. Окуджавы «Союз друзей» (1967), имеющей два варианта
— цензурный: «Пока безумный наш султан / Сулит нам дальнюю дорогу…», — и неподцензурный: «Покуда полоумный жлоб / Сулит дорогу нам к острогу…». Оба эти варианта содержат очевидные сходства со стихотворением «Слева бесы…»: «И куда, в какие дали, / На какой еще маршрут / Нас с тобою эти врали / По этапу поведут?» («дорогу» = «маршрут»; «к острогу» = «по этапу»; «дальнюю дорогу» = «в какие дали»). Кроме того, дальняя дорога из цензурного варианта песни Окуджавы является эвфемизмом тюрьмы или острога из исходного варианта. Такой же образ встречается в исполнявшейся Высоцким лагерной песне: «Цыганка с картами, дорога дальняя, / Дорога дальняя, казенный дом. / Быть может, старая тюрьма центральная / Меня, парнишечку, по-новой ждет».
