не называя мне имен, сказал мне буквально следующее: „Я сам был поставлен в этом вопросе в самое неприятное положение, и притом совершенно неожиданно. Меня просил один видный французский деятель (впоследствии я узнал, что это был не кто иной, как Анатоль Франс), чтобы я принял двух ваших соотечественников, которые желали бы мне засвидетельствовать свое почтение. Ничего не подозревая и предполагая даже, что я могу узнать в беседе с ними что-либо новое относительно положения в России, я охотно согласился на это, но был крайне удивлен, что эти господа прямо начали с того, что они являются ко мне с целью протестовать против предположения русского правительства заключить во Франции заем, не ожидая созыва новых законодательных учреждений и без получения их полномочий, что такой заем безусловно незаконен и, вероятно, не будет признан народным представительством, и, следовательно, я окажу прямую услугу французскому капиталу, избавивши его от риска потерять деньги, обращенные в такой заем. Я был до такой степени смущен этим визитом и самою формою обращения ко мне, что ответил этим господам, что они должны обратиться к правительству, а не ко мне, тем более что никакая кредитная операция во Франции не может быть заключена без его разрешения“. Из слов президента республики я понял, что визит к нему был сделан после того, что попытка этих русских людей добиться свидания с министром финансов не увенчалась успехом. Впоследствии имена этих двух лиц стали всем известны: князь П. Долгорукий и гр. Нессельроде. В бытность мою в Париже я нигде не встретился с ними…». «Много лет спустя, когда я, — вспоминал В. Н. Коковцов далее, — приехал в Париж эмигрантом, в начале 1919 года, меня посетил на рю д’ Асторг гр. Нессельроде». В. Н. Коковцов «спросил его, не разрешит ли он мне, — писал мемуарист, — узнать у него теперь, когда о прошлом можно говорить без всякого раздражения, как произошел весь этот эпизод с его участием в кампании против займа 1906 года? „Мы оба в эмиграции, — сказал я, — и можем без гнева говорить о том, что было и былью поросло“. Он сказал мне только, что предпочитает ничего об этом не говорить, и мы больше с ним не виделись» (
Коковцов В. Н. Из моего прошлого: воспоминания. 1903–1919 гг.: В 2 кн. М., 1992. Кн. 1. С. 141–142). Информация из воспоминаний В. Н. Коковцова соотносится с телеграммами, передававшимися в Петербург в начале апреля (ст. ст.) 1906 г. им, а также послом России во Франции А. И. Нелидовым и агентом Министерства финансов в Париже А. Г. Рафаловичем. Согласно этим телеграммам, кадетские лидеры, помимо министра внутренних дел Ж. Клемансо и министра финансов Р. Пуанкаре, побывали и у К. А. Фальера. Именно «депутация» кадетов к президенту Франции и визит к министру внутренних дел, телеграфировал В. Н. Коковцов 5 (18) апреля 1906 г., послужили причиной созыва у А. И. Нелидова вечером 4 (17) апреля специального совещания, на котором присутствовали Р. Пуанкаре и М. Рувье. Действия кадетов были признаны «не опасными» и не заслуживающими каких бы то ни было контрмер. «Приезд членов Конституционно-демократической партии для воспрепятствования нашему займу не произвел здесь никакого впечатления, — телеграфировал в Министерство иностранных дел 7 (20) апреля 1906 г. А. И. Нелидов. — Они пробрались под видом журналистов к президенту республики, который, узнав, кто они, отправил их записку, врученную ими, к Клемансо, последний передал ее министру финансов, который оставил ее без последствий, объявив им, что дело займа уже устроено и французское министерство имеет дело только с русским правительством. Мы находим, что при таком положении с нашей стороны было бы ошибкой вызывать любопытство публики, печатая опровержения или критики действий этих самозваных провокаторов. Здешняя печать слишком заинтересована в выпуске займа, чтобы ставить ему препятствия, правительство же будет твердо отклонять всякое чуждое вмешательство в дело». Посланная несколько дней спустя в Петербург телеграмма В. Н. Коковцова была выдержана в еще более успокоительном тоне, поскольку в этой телеграмме сообщалось, что кампания против займа «вредного влияния не имела» и кадеты не играли в ней руководящей роли. «Вся кампания велась и ведется одними революционерами, — телеграфировал В. Н. Коковцов, — и во главе стоит доктор Рубанович (Н. А. — один из лидеров партии эсеров. —
С. К.)» (
Ананьич Б. В. Россия и международный капитал. 1897–1914. Очерки истории финансовых отношений. Л., 1970. С. 180–181).
878
См.: Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Кн. 1. С. 142.
879
Эта глава была уже в сверстанных гранках, когда Милюков в № 5460 «Последних новостей» признал, что он ошибался, и подтвердил мою версию. Считаю долгом это отметить, хотя, к сожалению, всей главы по техническим условиям печатания переделывать уже не могу.
880
Весной 1936 г. лидер Партии радикалов Э. Эррио, выступая в палате депутатов, упомянул о займе 1906 г. и о том, что «даже либералы, как Милюков», грозили в свое время непризнанием займа. П. Н. Милюков печатно опроверг это обвинение, указав, что в 1906 г. Кадетская партия не только «не вела подобной пропаганды», но и «дезавуировала» П. Д. Долгорукова и В.А Маклакова, когда были получены сведения, что они «агитируют в Париже против признания займа». Однако 5 марта 1936 г. П. Н. Милюков опубликовал в «Последних новостях» статью, посвященную оправданию П. Д. Долгорукова и В. А. Маклакова, в которой сообщал: «Мне пришлось ответить г. Эррио печатно, что ни я, ни Партия народной свободы не вели подобной пропаганды, но, напротив, партия дезавуировала некоторых своих членов, когда были получены сведения, оказавшиеся, как увидим дальше, неверными, что эти члены агитируют в Париже против признания займа. Я пояснил в интервью, данном газете „Liberte“, что речь идет о двух членах партии: покойном Павле Дмитриевиче Долгорукове, расстрелянном впоследствии большевиками, и В. А. Маклакове. Должен признать, что и сам я до последнего времени разделял мнение, что такая пропаганда с угрозой неплатежа действительно велась обоими этими членами в Париже. Но теперь появились подробные объяснения В. А. Маклакова (в только что вышедшей книжке [№ 60] „Современных записок“), и мне удалось найти в моих старых бумагах краткое, но точное и обстоятельное объяснение князя Долгорукова, которое показывает, что я был не прав по отношению к моим партийным товарищам и что они в данном случае вполне разделяли мнение партии. К факту заключения займа перед самым созывом Думы, как к попытке освободиться от ее политического воздействия на правительство, мы все относились отрицательно. Но отсюда еще далеко до той заграничной кампании против займа и (буду говорить словами тогдашней моей статьи в „Речи“) до тех прямых и формальных угроз банкротством, которых требовали от нас группы более левые. Нечего и говорить, что все толки о каких-то прямых дипломатических переговорах о займе между партиями и иностранными правительствами — толки, так
