Первый пилот решил не искушать судьбу и быстро отжал тумблер включения двигателей экстренного торможения. Впрочем, Огнев, не принимавший участия в полемике, со своего пульта успел своевременно заблокировать все возможные действия Кострова, и никакого торможения не произошло.
– Так-то лучше, – уже спокойнее отметил Путилин, когда Толя выполнил это категорическое распоряжение, и продолжил:
– Нет, дорогие товарищи хорошие, так, как вам хочется, дело никак не пойдет. Экстренное торможение не сократит время возвращения домой ни на минуту. Напротив, «тише едешь – дальше будешь» от того места, к которому едешь… В любом варианте – для возвращения домой нам предстоит произвести гравитационный маневр около Тау Кита. И лишь после этого маневра придется лететь домой в течение заранее известного срока – стандартных 17 лет. Неужели вы надеетесь что-то изменить? Во-первых, с такой программой, какую Вы сейчас мне представили, вы вообще не доживете до возвращения. Вы даже до завтрашнего дня не доживете… А во-вторых, как вы представляете себе невыполнение задания партии и правительства, не говоря уже о нашей любимой социалистической Родине?
– Родину вспомнил… – констатировал Петр.
– Да, вспомнил! Я о ней всегда думаю и надеюсь вернуться домой, к семье и детям, – признался Путилин.
– Ко времени возвращения у тебя, дорогой наш, должны быть внуки и правнуки… – отметил Феликс.
– Да, я еще и праправнуков застать хочу – увидеть хотя бы одним глазом, как они выглядят, молодые строители коммунизма во всей вселенной. И что я им тогда скажу, если мы сейчас повернем назад? Что какие-то типы помешали их деду добраться до звезд, когда мы уже в двух шагах от них? Нет уж, простите, не уважаемые мною бунтари! Я хочу долететь до Веги и Ялмеза!
К этому моменту в командирской рубке стояли уже не только Петр и Феликс, но также Павел, оба Дмитрия, Миша «Толстый», Самвел, Мирослав, Лайош, Вася и Гена.
– Ну, что дальше делать будем? Послушаемся командира и полетим основывать еще одну республику на планете Ялмез? – спросил Павел.
– Полетим! Но строить там такой жуткий тотальный коммунизм, как в нашем Союзе – не будем! – ответил Миша «Толстый».
– Придется, видимо, разбираться на месте. А если эти, во главе с Василием Ивановичем и товарищем Алешиным, захотят отстрелить наш жилой блок «Бэ» прямо сейчас? – предположил Петр.
– Не посмеют! Не станут же они основывать колонию без поселенцев. А нас, недовольных – почти половина! – прихвастнул Дмитрий-младший.
– Почти половина космонавтов, недовольных советской властью? – изумился командир. – Очень любопытно, куда же глядел КГБ, когда отбирал вас в этот исторический полет?
– А мы тщательно скрывали свои убеждения! – отметил Петр.
– От детектора лжи невозможно скрыть враждебные мысли! – убежденно парировал Владимир Владимирович.
– Можно, если очень захотеть! – продолжил Петр. – Да и ты, командир, скрываешь свои настоящие мысли, причем делаешь это до сих пор!
– Какие это еще настоящие мысли? Я не диссидент какой-нибудь, я – честный советский человек! – заявил Путилин, адресуя эту фразу Савину, Кострову и Огневу, а не ворвавшимся в рубку диссидентам.
– А мы здесь кто – враги или нечестные люди, а? – отметил Петр. – Поверь, командир, тебе совсем не по пути с парторгом и куратором, а также с той горсткой идиотов, которые всем довольны!
Первый пилот посмотрел на командира с вызовом: «А что, Владимир Владимирович, разве эти бунтовщики не правы? Доколе можно это терпеть – партийных бонз, систему спецпайков, разнарядку государственных наград!? Я перехожу на сторону этих!»
– Струсил, да? – спросил Путилин.
– Нет, не струсил! Считаю, что они правы, а Мудилов и Алешин – нет! – вызывающе ответил Толя.
– А почему они правы? Потому что их много? К новому большевизму в виде власти толпы скатываешься, Толя!? – философски констатировал Путилин. – Так это уже не демократия, а охлократия, друг мой сердешный!
– Нет, это совсем другое! Мы наш, мы новый мир построим! И в нем все будут равны! – вмешался Петр.
– Англичане любят поговаривать, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Вы, может быть, в самых лучших побуждениях начнете с идеи равенства, а потом все продолжится точно так же, как и прежде: у вас появится новая элита, возникнет новая идеология, которая будет оправдывать тех, кто равнее других. Читал об этом когда-то в самиздатовских книжках Хаксли и Оруэлла, – признался Путилин.
– Ты, командир, читал Оруэлла?! Вот это да! Я и не знал, что наш командир – потенциальный диссидент! – изумился Толя.
– А вот ты этих книг даже и не нюхал! И вообще, чтобы знать противника – необходимо прочувствовать его вражескую идеологию. Мне эти буржуйские книжки, напечатанные на Западе специально для того, чтобы очернить нашу действительность, одолжили американские космонавты, когда наш третий дублирующий экипаж в 2005 году готовился в Хьюстоне к совместному полету на «Мир-2». Ты, Толя, не поверишь – прочел их всего за два вечера, да так, что наши специальные товарищи, которые сопровождали основной и дублирующие экипажи в поездке по Америке, даже ничего не узнали о моих вечерних занятиях.
– И что ты, Владимир Владимирович, из этих книг усвоил? Проникся или отверг?
– Толя, у каждого – своя собственная правда! У нас она своя, у американцев – своя. У китайцев – тоже своя, хотя мы их пытаемся вывести на наш путь. И не может быть, Толя, одна правда правдивее другой!
– Нет, командир, может! Разве лагеря для инакомыслящих – это та правда, за которую стоило бороться? И система кремлевских лечебных комбинатов и спецбольниц для элиты – это тоже правда? – в атаку на командира как главного представителя советской власти на корабле пошел Костров.
– Можно подумать, что ты никогда не пользовался специализированными распределителями с того дня, как получил свою первую звездочку Героя Советского Союза… – возразил Путилин.
– Пользовался! Ну и что? Зато с голоду не подох! – признался первый пилот.
– А что, по-твоему, советские люди уже давно все вымерли с голодухи? – рассмеялся командир.
– А разве никто не мрет? Просто об этом не принято говорить! Все пьют, потому как жрать нечего, кроме водки. Или ты, командир, не заметил отсутствия настоящего мяса в магазинах? Нет, не кошачьего, не воробьиного и даже не эрзаца, созданного из нефти в институте искусственной пищи имени академика Несмеянова! Настоящего мяса коровы, барашка или свиньи, черт побери! – отметил штурман.
Сказав это, Савин взглянул на Путилина и решительно встал рядом с Петром и Феликсом. Огнев продолжал сидеть за штурвалом, как будто все происходящее его вообще не касалось. Он был сосредоточен. А в глазах командира мелькнула веселая искорка, однако он тут же вновь обрел серьезность:
– А я, как вы думаете, рыжий, что ли? Или бездушный робот, рядовой винтик системы из книжки Замятина «Мы»?
– А командир и Замятина читал, – удивился Феликс.
Тем временем Путилин продолжил тираду:
– Я – вполне нормальный человек и тоже хочу хорошо жить, и не за счет других! А пока – полетели к Ялмезу! Но хотел бы вас всех предупредить – хватит жить революциями! Их затевают идеалисты, осуществляют прагматики, а результатами пользуются последние негодяи!
– Вот это да! И Путилин – с нами! – прошептал Петр.
– Я, ребята, не с вами, а сам с собой! Просто надоело жить не так, как полагается жить людям!
Глава шестнадцатая, в которой космонавты подлетели, наконец, к Тау Кита и Ялмезу
Хотя полностью перетянуть Путилина на свою сторону Петру и его друзьям не удалось, им стало ясно – партийно-советская система на борту корабля дала трещину. Даже Толя Костров в свободное от вахты время обсуждал с Феликсом и Петром перспективы дальнейшего развития событий. Что касается Путилина, он, вероятно, по каким-то известным лишь ему самому причинам ничего не сообщил ни парторгу Чудилову, ни куратору Алешину. Потому как – если бы он пересказал бы хотя бы часть разговора в рубке этим типам, то наши друзья уже давно сидели бы в карцере или были бы даже выброшены в межзвездное пространство. Ведь рассчитывать на проявление Чудиловым логики, а Алешиным – хотя бы толики благородства или элементарной человечности – было бы просто безумием. Оставалось предполагать, что Путилин в целом разделяет идеи Феликса, Петра и их товарищей, но на этом этапе полета просто не хочет демонстрировать публично свою солидарность с бунтовщиками.
Между тем Тау Кита стремительно приближалась. Астроном Новиков-Васильев часами не отходил от мощного телескопа-рефлектора с диаметром зеркала почти полтора метра, установленного в научном отсеке, размещавшимся по соседству с оранжереей и «Ноевым ковчегом». Много работы оказалось и у Феликса, которому было поручено заняться составлением карт Ялмеза для обеспечения точной посадки.
