Он раздулся от гордости не то за собственную догадливость, не то за изобретательность V&D.
— Думаешь, V&D собираются в комнате общежития? — саркастически спросил я.
Чанс невозмутимо покачал головой:
— Нет, я думаю, они собираются под ней.
Глава 19
Мы с Чансом заключили пакт: во-первых, никому ничего не говорить, во-вторых, встретиться завтра вечером под покровом тьмы и посмотреть, куда приведет обнаруженный след.
Возбужденный открытием, я как на крыльях прилетел в общежитие и лег в кровать, и тут реальность прорвалась сквозь восторг. Я старался прогнать из памяти больничную палату и дряблый воздушный шарик, но ее лицо стояло передо мной, и я слышал напряженный хриплый голос: «Убирайся!»
Меня мучили кошмары. Во сне я видел комнату с тысячью ангелов, пухлых мечтательных херувимов, как на картинах Рафаэля. Они двигались медленно и механически, словно куклы. Из высоких окон косо лился свет. Ангелы ели. Их пухлые ручки безостановочно подносили ложки ко ртам. Когда я вошел, вся тысяча одновременно подняла головы, взглянула на меня и начала кричать.
Я проснулся мокрый от пота и невыспавшийся. Я чувствовал себя одиноким и потерянным, меня мутило от отвращения к себе. Не включая свет, я дотянулся до телефона и набрал номер.
— Второй раз за неделю? Может, сегодня Рождество?
— Привет, пап. А мама дома?
— Вышла по делам. Что случилось?
— Ничего, — сказал я. — Я только хотел задать вопрос.
— Почему же ты не спросишь меня?
Повисла долгая пауза.
— Ну, попробуй, вдруг я знаю, — сказал отец.
После папиного инфаркта я избегал даже намекать ему, что у меня происходит что-то не вполне идеальное, опасаясь, как бы мои слова не спровоцировали у него сердечный приступ. Но мне нужен был собеседник. Требовалась помощь.
— Решайся, дай шанс старикану, — настаивал отец. — Позволь мне хоть раз побыть папашей.
Я вздохнул. Я даже не знал, что хочу сказать.
— По-моему, я сделал одну очень плохую вещь.
После паузы отец спросил:
— Ты нарушил закон?
— Нет.
Я услышал, как папа с облегчением выдохнул.
— Жульничал на занятиях?
— Нет.
— Обидел кого-то?
— Да.
— Потому что он тебе не нравился?
— Нет.
— Значит, потому, что это тебе помогло.
— Да.
— Послушай меня. — Я приготовился к лекции о больших шишках и маленьких людях: «Будь жестким, соберись, хватай свое и не бери пленных». Вместо этого отец сказал: — Если ты поступил плохо, ты это исправишь. Понял меня?
— Да. Да, сэр.
— Затем ты решишь, кем хочешь быть, и станешь им.
Наступила короткая тишина.
— Хорошо?
— Да. Я сделаю это.
— Дай мне возможность гордиться тобой, — сказал отец.
Положив трубку, я некоторое время сидел такой встрепанный, всполошенный, словно меня отхлестали по щекам.
В первый раз за много лет я снова услышал учителя, которому звонил весь Ламар, когда люди не знали, как поступить.
Согласно плану, Чанс был в черном с ног до головы. Он ждал, прислонившись к дереву в тени. Я различал только смутный силуэт, белки глаз и полоску бледной кожи под лыжными очками. Подойдя ближе, я рассмотрел его костюм: широкие штаны со множеством карманов, походные ботинки, рюкзак, свитер с капюшоном. Он выглядел как настоящий партизанский журналист. Умолчу, как выглядел я в идиотской черной фуфайке и кретинских полуформальных брюках. Однако, имея две сотни долларов на счете и никаких надежд на карьеру, я не собирался тратить «кормовые» на облачение охотника за привидениями. Чанс протянул мне лыжную маску.
— Спасибо.
Он растер черную смазку по лицу и снова опустил очки. Я взял баночку и сделал то же самое. Он посмотрел на мои ноги:
— Ты в туфлях, что ли?
Я пожал плечами.
— А, ну ради Бога. — Чанс проверил видеокамеру и сунул ее в черную сумку на поясе. — Видно что-нибудь? — Он повернулся передо мной.
Я сказал, что нет, и тоже покрутился перед Чансом.
— Итак, у нас есть карта, благодаря тебе, — сказал Чанс. — Теперь нам нужно найти вход. И за это спасибо мне.
— Вход куда?
Чанс скрытничал насчет того, как именно наша карта переводится на язык практических действий. По-моему, он упивался этой маленькой властью. Войти к «железным людям» будет не так уж просто, это я понял. Чанс не сомневался, что общежитие существует для отвода глаз.
— В каждом университете есть легенды о паровых тоннелях, по которым под землей можно переходить от здания к зданию, — сказал он мне. — Так уж получилось, что в этом университете, очень старом, система тоннелей действительно есть. Пошли.
Мы шли, держась в тени стены большого административного здания. Мы находились в технической части кампуса, не имеющей ничего общего со студенческой жизнью. Уже перевалило за полночь. Стояла неестественная тишина.
— Единственное официальное упоминание о паровых тоннелях связано с местной историей. Когда Джордж Уоллес выступил в защиту сегрегации, студенты чуть не растерзали его. Полиции пришлось выводить Уоллеса через систему паровых тоннелей. Это записано в документе пятидесятилетней давности.
Впереди показалось залитое желтым светом огромное вибрировавшее здание с двумя вентиляторами на крыше почти по двадцать футов шириной. От здания шел свежий запах озона, а вентиляторы выпускали колоссальные, почти вулканические клубы белого дыма, который колеблющимися спиралями уходил в облачное небо. Казалось, перед нами фабрика, выпускающая мрачный сумрак.
— Ко мне на первом курсе захаживал местный учитель поэзии, такой, знаешь, несгибаемый старик. Он клялся, что во Вторую мировую фэбээровцы загнали в библиотеку австрийского шпиона. Они искали его несколько часов и наконец решили, что он ушел через паровые тоннели. Так говорил старик. А может, он просто не любил обедать в одиночестве.
— Это дым? — спросил я, указывая на белые клубы.
— Водяной пар. Это гидроцентраль. Здесь, собственно, завод, а там, — он указал на обшарпанное боковое здание со старыми жалюзи, — кабинет управляющего. — Чанс поглядел на меня. — Минут через пять тебе можно будет предъявить обвинения в нарушении границ частной территории, взломе с проникновением и в моем любимом «неподобающем поведении». Прекрасные основания для исключения. Последний шанс.
Я улыбнулся:
— Свобода — один из эвфемизмов выражения «Нечего терять».
— Ты меня-то не агитируй, я уже давно за, — сказал Чанс, и мы пошли в обход здания. Чанс достал из сумки кусачки и некоторое время возился с висячим замком. За забором с висячими цепями начинался поросший травой гравий двора гидроцентрали. В траве я увидел много металлических ящиков, тоже с висячими замками.
Было очень тихо. При каждом шаге под ногами скрипело и хрустело на весь кампус.
Я начал сомневаться в целесообразности нашего предприятия. Может, еще не поздно? Может, я еще успею выскочить в калитку, бросить лыжную маску в канаву, стереть черную сажу и смешаться со студентами, гуляющими субботним вечером на центральной площадке?
Чанс потянул меня за рукав:
— Не задерживайся. Мы здесь как на ладони.
Мы на цыпочках подошли к двери.
Из кожаной поясной сумки Чанс вынул набор отмычек. Эх, увидела бы нас сейчас моя мать… «Каких прекрасных друзей ты там найдешь!»
В нескольких шагах было окно.
— Эх, не умею я с отмычками, черт бы все подрал…
Чанс сунул связку в карман и поднял с земли камень.
— Чанс, нет! — шепотом взмолился я, но опоздал. Стекло разлетелось, звон и грохот эхом разлетелись по пустому двору. Я огляделся, но никого не увидел. Тем же камнем Чанс сбил острые торчащие края, оглянулся и жестом велел мне лезть внутрь.
— Теперь надо действовать быстро, — сказал он. — Только бы в тоннели спуститься, а там скрыться — как нечего делать.
Я полез за ним в окно. Мы попали в какой-то кабинет, затем в шлакобетонный коридор, выкрашенный белым. Чанс двигался быстро, но без определенной цели, заглядывая в каждую дверь. Он начал сыпать проклятьями.
— Давай помогай, черт бы все подрал!
— А что искать?
— Какой-нибудь ход вниз, я не знаю, ну, люк или лестницу.
Я нашел комнату с бетонным полом и голой лампочкой. В полу был люк вроде чердачного.
— Здесь, — позвал я Чанса.
Я попытался открыть крышку, но она была слишком тяжелой.
Чанс опустился на колени рядом со мной. Мы вместе потянули за цепь, и крышка поднялась. Мы отвалили ее, и она с грохотом упала на бетонный пол.
— Иисусе, Джереми! — прошипел Чанс.
— Да ладно, — сказал я и полез вниз по лестнице.
Взглянув вверх, я увидел за Чансом два силуэта. Он поставил ногу на лестницу, но они схватили его и оттащили назад. Его глаза страшно расширились.
