чахлая улыбка. Двадцать девятого июля, в День прославления святого Олафа, здесь проходило состязание по поеданию ферментированной форели. Лично она терпеть ее не могла, и, как оказалось, один из участников по имени Отто – тоже. Отто, вырываясь в лидеры, съел три полные рыбины, а потом его вырвало на Кари́н Э́нгер, директора общей школы Лиллехейма. И Карин с радостью подхватила эстафету, передавая ее дальше и дальше, навсегда увековечивая этот славный, рвотный момент в сердцах горожан.
– Берит, ты в курсе, что улыбка полицейского пугает? – поинтересовался Альф Дален. Следуя за сержантом, он погромыхивал сумкой, в которой, по его словам, находилась «аптечка радиолюбителя».
– Хотела бы я улыбаться в других обстоятельствах, – отозвалась Берит.
– Как на нашем выпускном? Или когда мы поцеловались и…
– Отвали, Альф, пока твои яйца не растеклись по моему ботинку.
Тот хмыкнул.
Они миновали зал, стараясь не смотреть на подозрительные пятна, оставшиеся от легендарного поедания форели, которому не исполнилось и недели, и очутились в административной части здания. Берит включила свет в остекленном кабинете, где располагался пульт управления автоматизированной системой централизованного оповещения Лиллехейма, и махнула рукой, приглашая Альфа заняться делом.
Последние часы были насыщенными. Пока Берит и Сульвай обзванивали старомодных владельцев стационарных телефонов, распространяя информацию о пропаже Сары Мартинсен, в полицейский участок заявились первые добровольцы. Берит разбила их на две группы, снабдила полицейскими рациями, обозначила районы поиска и отправила прочесывать город. Заодно вручила им отпечатанные листовки с фотографией девочки.
С этим Берит могла себя поздравить. Вернее, ей хотелось услышать поздравления от Кристофера, но инспектор не отвечал на вызовы по рации. А потом донесся тот страшный грохот, от которого глаза сами полезли на лоб. Стряслось нечто ужасное. Берит чувствовала это и потому доверилась интуиции. А интуиция требовала, чтобы сержант привела систему оповещения в порядок.
А еще Берит очень хотелось найти Расмуса Кристиансена, ходившего на траулере «Кунна» под началом Эджила Петтерсона, и повыдергивать его чертовы руки-ноги. В прошлом году, незадолго до Рождества, Расмус с приятелями пробрался в муниципалитет и почти сорок минут распевал на весь город похабные песенки, пока не залил пульт мятным ликером, от которого тащился.
С тех пор в Мушёэн были поданы три заявки на ремонт. И все три одобрили – без указания сроков устранения неполадок.
– Так, есть хорошая новость и плохая. – Альф в задумчивости уставился на пульт управления, который уже успел разобрать. – Хорошая новость – я могу это исправить за час. И плохая новость – ты поужинаешь со мной, как и обещала.
Берит взглянула на него, подсчитывая, сколькими разными статусами он обладал, находясь в том или ином отрезке ее жизни: одноклассник, друг, первый любовник, единственный толковый электрик.
– Я ведь могу тебя арестовать, Альф, ты знаешь.
– Поэтому обязательно возьми на свидание наручники.
Берит захотела улыбнуться и поняла, что не может.
31. По следам Кристофера
Последний час Ингри Орхус усиленно думала, как быть с лавкой. Люди нуждались в «Аркадии», но что важнее – так они узнавали о пропавшей Саре Мартинсен. Наконец она решилась и попросила Брит И́саксен, державшую рядом пошивочное ателье «Игла и ножницы», приглядеть за магазинчиком. Да, карга Брит непременно отчалит домой с карманами, доверху набитыми яблоками и крупой, и чёрт с ней.
Ингри вышла на Гренсен и поспешила к себе. Ее дом находился на соседней улице, на Вратах Допса, поэтому канареечного цвета «Fiat Panda» бо́льшую часть времени без дела простаивал в гараже. Колени от быстрого шага трещали так, словно она шла по глубокому снегу. Наконец показался родной красный коттедж, и навстречу выскочил Лукас. Его жизнь тоже неуклонно двигалась к свету в конце туннеля, но это не мешало псу каждый раз радостно лаять при виде хозяйки.
– Что, малыш, соскучился? – Ингри, не сбавляя шага, выставила руку, давая Лукасу возможность подпрыгнуть и лизнуть ее. – Вот и я заскучала. Давай-ка мы с тобой прокатимся.
Лукас, выражая солидарность, чихнул.
«Фиат» завелся лишь со второго раза, но после этого никаких признаков недовольства не показывал. Кристофер изредка проверял машину, укоряя мать за то, что она редко ей пользуется. Воспоминание о сыне полоснуло Ингри острым лезвием. Ей на ум пришла ужасная мысль о том, что поговорить с ним она теперь сможет лишь во снах. И скорее всего – в кошмарах.
Ингри открыла дверь со стороны пассажира, и Лукас, извиваясь от возбуждения, запрыгнул на сиденье.
– Вот и славно, Лукас. Вот мы и покатаемся. А там, глядишь, доедем до самого заката и закажем золотого зайца с подливой.
Это воодушевило пса, и он закрутил головой, выискивая обещанную дичь.
– Не всё сразу, Лукас. Наберись терпения. Сперва – путь к страху.
Ингри вывела машину на дорогу, закрыла гараж и поехала на север, к шоссе, соединявшему Лиллехейм и Мушёэн. Она и сама не понимала, почему сказала про путь к страху. Точнее, понимала, но не хотела признавать. Потому что в таком случае пришлось бы допустить кое-что похуже.
Около полудня, когда Ингри пробивала полкило козьего сыра какой-то молодой парочке с восточных улиц Лиллехейма, раздался далекий, чудовищный грохот. Парочка побледнела и поспешила встать в дверной проем, опасаясь, видимо, землетрясения. Ингри бы рассмеялась над их проворностью, если бы в этот момент не ощутила, как джинсы, в которых она привыкла торговать, обожгло горячим.
Грохот, казалось, разорвал самую важную нить ее жизни – связь с сыном.
Парочка, забрав сыр, удалилась, а она так и осталась за прилавком, пялясь в пустоту.
Этой ночью она опять видела во сне волков. Мощные, голодные твари кружили у ее дома. Лукас был мертв, как и весь Лиллехейм. Один из волков держал в пасти порванную полицейскую бейсболку – бейсболку Кристофера. А еще стояла невообразимая тишина. Будто все звуки замерли, давая простор грому, что должен был встряхнуть Лиллехейм при свете дня. Ингри проснулась и проплакала до рассвета.
К счастью, в подсобке нашлась одежда. Ингри частенько приходилось разгружать товар вместе с водителями, и сменка никогда не бывала лишней. Она стянула еще теплые джинсы и надела практичные камуфляжные слаксы. Дурные предчувствия между тем всё крепли. Когда машина с продуктовой базы «Сальхус» по какой-то причине так и не появилась, предчувствия плотностью и видом стали напоминать черный фурункул, вскочивший на сердечной мышце.
– Наверное, дело в Ногте Гарма, как думаешь, Лукас? – спросила Ингри, когда они выехали на шоссе-серпантин.
Но Лукас, если и думал что-то о муссоне, раздражавшем хозяйку, виду не подал. Норвежскую гончую увлек бегущий за окном скалистый пейзаж.
Где-то через двадцать минут «фиат» едва не налетел на валун, погрузившийся в дорожное покрытие на добрый десяток сантиметров. Ингри бросила взгляд на неспокойное море и объехала возникшее на шоссе препятствие. Из состояния небрежного оцепенения ее вывел лай Лукаса, стоявшего в этот момент
