еще несколько малозначимых вопросов и попросил доктора показать двух других соседей Мясникова по палате. Колоянов и Золотарев оказались древними стариками и находились в ужасном психическом состоянии. Если Колоянов тихо сидел на своей кровати и с безучастным видом пускал изо рта слюну, которая стекала по его подбородку и капала на пол, то Золотарев был заперт в специальной «мягкой комнате» из-за периодически возникающих у него приступов буйства.
Начальник сыскной подошел к Колоянову и что-то спросил, тот никак не отреагировал, Фома Фомич тронул его за плечо.
– Осторожно, а то он в вас плюнет! – предупредил доктор.
Фоме Фомичу стало неприятно после этих слов, и он отступил.
На Золотарева фон Шпинне смотрел через зарешеченное маленькое оконце в двери «мягкой комнаты» лишь мгновение, но и этого было достаточно, чтобы больной начал буйствовать, ударяясь головой в войлочные стены. Какие уж тут разговоры?
– Одного понять не могу… – повернулся начальник сыскной к врачу, – как вы его держали в общей палате?
– Это последнее время с ним такое происходит, а раньше он был тихим, – ответил старший ординатор.
Покидая это пристанище скорби и печали, Фома Фомич обещался через несколько дней вернуться. Многое еще в этом доме было для него непонятным, но одно он знал наверняка – Савотеев, вот кто ему нужен.
Он выписал из клеенчатой тетради доктора нужный адрес и попрощался.
– Уже уходите? – сокрушался смотритель. – Ну, будет время, забегайте!
– Да забегу, уж будьте спокойны! – приложив руку к канотье, ответил ему начальник сыскной.
Проходя мимо неусыпного больничного сторожа, фон Шпинне подмигнул ему. Тот взял под караул.
«У меня никто не пройдет, потому что день сегодня неприемный!» – эхом отозвалось в голове начальника сыскной.
Глава 22
Коллежский асессор Щербатов
Пока начальник сыскной делал визит в сумасшедший дом, чиновник особых поручений Кочкин тоже не сидел без дела. Он, как и Фома Фомич, оказался на окраине Татаяра, правда, совсем в другой стороне, где днем и ночью коптили небо трубы метизного завода. Именно там, на узкой и кривобокой улице, в деревянном доме за номером семнадцать, проживал коллежский асессор Щербатов, ныне находящийся в отставке. Его, Щербатова, рекомендовали Фоме Фомичу люди сведущие как историка, краеведа и знатока губернской геральдики.
А дело было вот в чем. Когда после приезда Кочкина из Костров в деле о нападении на губернатора появилась новая фамилия – Дубов, внимание Фомы Фомича привлекла серебряная ложка, с которой незнакомец напал на графа Можайского и которую бросил на месте происшествия. Вернее, даже не сама ложка, а имевшееся на ней клеймо – дубовый лист, пробитый стрелою. Начальнику сыскной показалось, что это клеймо может быть как-то связано с фамилией Дубов. Вот Кочкин и отправился к Щербатову, чтобы попытаться разузнать, так ли это.
Хватаясь за хлипкие доски оград и сильно отклоняя туловище назад, чтобы косогор, не дай бог, не увлек его вниз, Меркурий Фролыч направился к дому номер семнадцать.
Особняк, в котором проживал Щербатов, рядом с покосившимися, крестьянской рубки избушками соседей выглядел молодцом. Аккуратный, ухоженный, с мытыми окнами, лакированной входной дверью и до блеска начищенной бронзовой ручкой, этакий оазис порядка и благоденствия в пустыне уныния и запустения. Дом внушал уважение к хозяину.
С ладонями, саднящими от десятков впившихся в них мелких заноз, Кочкин добрался до жилища коллежского асессора. Перевел дух, поругал себя за то, что не надел перчаток, и только после этого ударил в дверной молоток. В глубине дома послышался звук шагов, он быстро приближался к двери. По мелодичному постукиванию и частоте можно было предположить, что шаги принадлежат женщине. Дверь открылась, и действительно в проеме показалась покрытая чепцом женская голова. Голубые, опушенные белесыми ресницами глаза смотрели из-под кружевной оборки подозрительно и настороженно.
– Кто фи есть? – строго спросила горничная, выдавая свое инородническое происхождение. Лицо Кочкина, секунду назад еще трагически-страдальческое, вдруг изменилось, оно сделалось улыбчивым и чуть виноватым. Спина изломилась в пояснице и замерла под углом почтительности. Чиновник особых поручений был тонким психологом: мгновения хватило ему на то, чтобы понять, как себя вести.
– Покорнейше просим прощения, – промурлыкал он тихим бархатным голосом, – а не здесь ли, не в этом ли расчудесном дому, проживает коллежский асессор в отставке, господин Щербатов?
– Кто ефо спрашивать? – вопросом на вопрос ответила горничная, никак не реагируя на лесть незнакомца. Кочкин развел руками и, как бы извиняясь, ответил:
– Полиция!
– Полицай? – У горничной вытянулось лицо.
– Так уж случилось, я бы и рад, да не могу ослушаться – служба такая! – сказал Кочкин и сунул горничной в нос свою эмалированную бляху. – Так дома ли?
Горничная, подозрительность в глазах которой сменилась испугом, утвердительно кивнула.
– Марта, кто там?
– Полицай! – бросила та через плечо, не сводя глаз с Кочкина.
– Вот как! – удивленно воскликнул тот же хрипловатый голос. – И что им нужно?
– Нам нужен коллежский асессор Щербатов, – опережая горничную и сохраняя в голосе извинительные нотки, выкрикнул Кочкин.
– Ну что же, Марта, впусти их!
Горничная, широко отворив дверь и отступив в сторону, пригласила Кочкина войти. Быстро заложив дверь на засов, она обогнала Меркурия Фролыча и пошла впереди, указывая дорогу. Проведя узким сумрачным коридорчиком, она ввела Кочкина в светлый двухуровневый кабинет с кленовыми панелями и множеством книжных шкафов и там оставила.
– Ну-с! – прохрипело откуда-то сверху. Кочкин поднял голову. На заваленной книгами антресоли, опираясь обеими руками о перила, стоял небольшого роста совершенно седой старик и с интересом смотрел на незваного гостя. – Щербатов Павел Нилыч, коллежский асессор в отставке, – прокричал он весело, – а вы кто будете?
– Чиновник особых поручений при начальнике губернской сыскной полиции Меркурий Фролыч Кочкин! – бодро отрапортовал гость.
– Чем могу помочь полиции?
Кочкин в самой вежливой форме попросил старика спуститься вниз, объясняя свою просьбу тем, что вещь, которую он с собой принес, слишком мала, чтобы рассмотреть ее с антресоли. Старик согласно кивнул и, причитая, охая и ежеминутно поминая все свои неизлечимые болезни, стал спускаться по деревянной лестнице.
– И зачем это я полиции понадобился? Вроде и грехов за мной никаких не водится, живу тихо… – Чем ниже спускался Щербатов, тем становился ворчливее.
– Да не переживайте вы так, господин Щербатов, мне нужна всего лишь консультация, авторитетное мнение, если угодно. Вы, говорят, большой специалист по части геральдики…
– Ну, что там у вас?
– Вот, взгляните! – Кочкин протянул спустившемуся с последней ступеньки коллежскому асессору ложку. – Меня интересует клеймо, вернее – сможем ли мы по нему установить владельца?
Щербатов взял в руки ложку, повертел, затем подошел к столу, подхватил лежащую там лупу и вскинул ее к глазам. Смотрел недолго, после чего отдал ложку Кочкину и сказал:
– Должен вас разочаровать, это клеймо, скорее всего, не имеет к хозяину ложки никакого отношения. Оно, по всей видимости, принадлежит мастеру, изготовившему ее…
– И кто он, этот мастер?
– Увы, тут я вам не помощник. Одно могу сказать с уверенностью: ложка была изготовлена не у нас…
– А где?
– Судя по клейму, это Европа, Западная Европа.
– А как вы это определили?
– По стреле, которая пробивает дубовый лист. Это арбалетная стрела, а у нас в отечестве такого оружия отродясь не было.
– Значит, это точно не клеймо владельца?
– Нет, нет! – Старик замотал головой. – Подобное случалось, владельцы ставили на столовое серебро свое клеймо, но в таком случае их должно быть два, клеймо мастера и клеймо владельца, а у нас только одно. Из этого можно сделать вывод, что оно принадлежит мастеру.
– Ну что же, – кивнул Кочкин, – довольно убедительно.
– Даже не сомневайтесь!
– С этим понятно. У меня к вам, если позволите, еще один вопрос…
– Задавайте.
– Я знаю, что вы кроме геральдики занимаетесь историей губернии, это так?
– Да, в некотором роде я краевед. А что вас интересует из истории?
– Видите ли, я недавно побывал в одной деревне, она называется Костры, вы слышали о такой?
– Костры? Да, я слышал о ней, и что?
– Мне там рассказали одну прелюбопытнейшую историю…
– Очень интересно, и что это за история?
– Охотно вам ее расскажу, но прежде скажите мне, на месте этой деревни раньше был город?
– Город? Впервые слышу.
– Ну да – город, и будто бы этот город сгорел, а на
