платье матери, несмотря на все ее протесты, прикололи брошь от Грей. На шею и запястья нанесли ее фирменный парфюм и теперь пахли дымом и опасностью, таящейся в чаще леса.
Платье было закрытым и натирало мой шрам, отчего тот зудел. Я старалась отодвинуть шов подальше от этого места, но ощущение наждачной бумаги на коже не проходило.
Главный детектив произносил вступительную речь.
– У мисс Холлоу нет с собой сотового телефона, – заявил он. – Отследить ее по социальным сетям тоже невозможно. Мы беспокоимся о ее безопасности и просим публику быть внимательной, а любого, у кого есть информация относительно ее местоположения, – выйти на связь.
Журналисты немедленно набросились на него с вопросами.
– Связано ли ее исчезновение с похищением, случившимся много лет назад? – спросил один из них.
– Нам это неизвестно, – ответил детектив. – Мы сотрудничаем с властями Шотландии, чтобы установить, есть ли совпадения. Но на данном этапе расследования мы их не обнаружили.
– Где ее видели в последний раз? Кто видел ее последним?
– Мы пока не можем разглашать эту информацию. Чуть позже я отвечу на ваши вопросы. А сейчас семья мисс Холлоу хочет сделать короткое заявление.
В другой вселенной я сейчас была бы на пятничном уроке английского и обсуждала «Франкенштейна» с миссис Фистал. Вместо этого Виви, я и Кейт стояли в конференц-зале Лейнсборо. Хрустальные люстры мерцали над нашими головами, стены были богато раскрашены. Интерьер дополняли портреты в тяжелых рамах. Только леопардовый ковер казался очень современным.
По одну сторону от меня стояла мама, одеревенелая, в закрытой позе. По другую сторону, сложив руки на груди, – Виви. От нее исходил неприятный маслянистый запах алкоголя, пота и сигаретного дыма. Кейт не смогла заставить ее принять душ. Чтобы скрыть следы двухдневного запоя, пришлось густо сбрызнуть ее парфюмом, но и это не помогло.
Два дня назад в полицию позвонил агент Грей. Мы дождались приезда детективов в ее офисе: роскошном современном помещении, стены которого были увешаны фотографиями нашей сестры. Копы прибыли лишь спустя несколько часов. В конце концов, им торопиться некуда. Места преступления нет, тела нет. Только сгоревшая квартира и пропавшая девушка. А девушки пропадают каждый день.
Полицейские приехали на закате. Мы написали заявление, опустив те детали, которые не могли объяснить: цветы, растущие из мертвого тела, бычий череп на лице преследователя. Детективам мы рассказали только неоспоримые факты. Грей оставила записку, в которой сообщила, что ей грозит опасность. В ее квартире мы нашли тело. Затем туда ввалился мужчина и устроил поджог. Он же стрелял в Виви.
Копы задавали множество вопросов и обменивались недоверчивыми взглядами каждые секунд тридцать. Оно и понятно. Несмотря на то что мы опустили самые невероятные детали, история все-таки выглядела дикой и невероятной. И случилась в дикой и невероятной семье.
Когда полицейские уехали, Виви позвонила матери, а агент Грей – ее пресс-секретарю. Через час весь мир знал, что таинственная и прекрасная Грей Холлоу исчезла. Снова. Если неделю назад она была знаменитой супермоделью, то теперь стала тем, что влекло людей в десять раз сильнее: неразгаданной тайной.
Теперь все началось. Официально.
Так мы оказались на пресс-конференции, которая изначально должна была пройти в маленьком зале местного полицейского участка, но пресс-секретарь Грей настояла на роскошном отеле в качестве локации.
Нас проинструктировали, как мы должны выглядеть: грустными, беспомощными и отчаявшимися. Это было нетрудно: мы действительно ощущали себя беспомощными. Грей рассчитывала на нас, надеялась, что мы станем ее искать. Так и было. Сестра оставила кучу секретов, которые были по зубам только нам, и даже «хлебные крошки» в надежде, что ее спасут. Но мы не справились.
Мы упустили какую-то очень важную деталь. И теперь Грей нет с нами. А единственные люди, которые могли ее разыскать, чувствовали себя совершенно потерянными.
При мысли о сестре, одинокой и напуганной, ждущей, что мы с Виви вызволим ее, мое сердце болезненно сжалось. Она надеется, она уверена, что мы придем. Но в конце концов предстоит осознать, что она в нас ошиблась.
«Я люблю тебя, – подумала я, едва сдерживая рыдания. – Пожалуйста, знай, что я люблю тебя. Знай, что я старалась как могла».
Журналисты с жадностью щелкали затворами, упиваясь моим горем. Из-за вспышек у меня разболелась голова. Кейт пробормотала свою часть, но ее обращенная к Грей просьба вернуться домой звучала неубедительно. Губы сжаты, выражение лица отсутствующее. Я видела запись пресс-конференции, в которой участвовали родители, когда мы пропали в первый раз. Тогда мама едва не сошла с ума. По щекам текли слезы, глаза были красные и дикие, широко раскрытые. Каждые десять минут она прижимала к носу промокшую салфетку и умоляла, молила нас вернуться.
В этот раз все было по-другому.
Тот месяц был самым тяжелым в жизни моих родителей. Он оставил глубокие раны в душе и буквально сломал их, каждого по отдельности и как пару тоже.
Они винили друг друга. Они винили себя. Ведь это Гейб настоял на поездке в Шотландию, чтобы навестить его родителей и отпраздновать с ними Рождество и Новый год. А Кейт захотела прогуляться по улицам старого города в полночь, чтобы посмотреть праздничный салют. Но маршрут выбирал Гейб, и оба они на секунду отвлеклись, чтобы поцеловаться под грохот фейерверка.
Его вина.
Ее вина.
Их вина.
Наша вина.
Разве они не учили нас не разговаривать с незнакомцами? Разве не учили не отходить далеко? Может, они недостаточно старались, были слишком жесткими с нами или слишком мягкими. Недостаточно. Недостаточно. Недостаточно.
В последующие за нашим исчезновением дни дом бабушки и дедушки обыскали, но ни крови, ни признаков борьбы не обнаружили. Поисковые собаки обошли все комнаты и коридоры, вынюхивая следы убийства. Сад в заднем дворе полностью перекопали. Машину изъяли как возможную улику. С дюжину свидетелей были опрошены в попытке сложить картинку произошедшего днем ранее. Наши тела искали повсюду. Родителей проверили на детекторе лжи; у них сняли отпечатки пальцев; их фотографировали. Не знаю, кто преследовал их сильнее: полиция или журналисты. Пресса запечатлевала их на снимках в самые жуткие моменты. Когда они плакали слишком сильно, люди говорили, что они переигрывают. А когда старались держаться, их обвиняли в холодности.
И не дай им боже улыбнуться.
Никто не верил в их рассказ. Да и с чего бы? Это ведь невозможно. Кто может похитить троих детей без единого звука? Кто может сделать такое за секунды? Они не могли уехать из Эдинбурга, не найдя ответов. Не могли работать. Не могли оставаться в доме бабушки и дедушки, который теперь считался предположительным местом преступления. Они истратили все сбережения на отели и аренду машин, а также билборды с нашими фотографиями. Почти
