– А вы забудьте про подъезд! Считайте, что вам сон приснился!
– А вам? - посмотрел на нее Коля.
– А на меня, как это говорят у вас в деревне, - придурь накатила! И никогда, слышите? Никогда в моем присутствии не смейте больше об этом вспоминать! - Она успокоилась и спросила уже почти нормальным голосом: - Вы мне не ответили. Куда денежки-то?
– Голодным, - ответил Коля. - Детям, старикам. Всем, кто умирает теперь по нетопленным углам. На оружие. Не хватает на фронте оружия… Что с вами?!
– Не оглядывайтесь! - Мария съежилась. - Там… Позади вас… Он был тогда… В квартире…
Подошел официант, поставил начищенный самовар. Коля посмотрел в его полированный бок и увидел искаженного, смешного, но несомненно реального Плавского. Не оборачиваясь, Коля вытащил платок и вытер лицо. Это был условный сигнал сотрудникам опергруппы.
– Разве здесь жарко? - удивленно спросил Плавский. - Или вы подаете кому-то условный сигнал? А в связи с чем, позвольте узнать? - Плавский явно насмехался. - Кстати: вы хотели зайти ко мне, я ждал. Позвольте узнать, что помешало?
– Руки вверх! - Коля рванул из-за пояса кольт.
Плавский сделал неуловимое движение и нанес Коле сокрушительный удар в челюсть. Коля опрокинулся на стол, сшиб самовар и посуду, Все это со звоном и грохотом покатилось по полу.
Сзади на Плавского навалились Никифоров, Афиноген и два милиционера. Плавский раскидал их и выхватил маузер. В этот момент его и ударил Коля. Ударил с разворота двумя сжатыми в рукопожатие ладонями. Плавский тяжело рухнул. На него надели наручники и увезли в МУР.
Трепанов стоял у окна и смотрел на колонну грузовиков. На переднем колыхалось красное полотнище: "Все на защиту революции!" Сквозь шум моторов слышалось дружное, уверенное пение: "Мы смело в бой пойдем за власть Советов". Трепанов отошел от окна, сел за стол. Напротив, на табуретке, привинченной к полу, сидел Плавский.
– Вот что, - сказал Трепанов. - Даже с такими, как вы, я считаю себя обязанным быть честным до конца. Нам нужен Кутьков. Но выдадите вы его или не выдадите, - шансов на жизнь у вас практически нет.
– Тогда какой же смысл мне его выдавать? - усмехнулся Плавский. - Впрочем, за откровенность - спасибо.
Трепанов не отводил взгляда от прищуренных глаз Плавского.
– Простой смысл. Если вы поможете задержать Кутькова, - суд примет это во внимание. И тогда кто знает. Какой-то мизерный шанс у вас все же может появиться.
– Какой суд? - Плавский сжал губы. - Вы что, идиотом меня считаете? У вас раз-два - и в дамки. Это первое. И второе: я вас ненавижу. Вашу Советскую власть я буду жечь, душить и вешать, покуда жив. А насчет Кутькова - он быдло, хам, но он ваш лютый враг, и я его не выдам. Расчета нет, това-арищ начальник, - почти пропел Плавский.
– Здесь записано, что вы происходите из мещан города Саратова, - продолжал Трепанов. - Однако у меня складывается впечатление, что ваш социальный корень в другом месте рос… Я ошибся?
– Не все ли вам равно, кого ставить к стенке? - вздохнул Плавский. - Ну - мещанин. Ну - дворянин. Камергер, наконец. Да вам-то что за дело?
– Вопрос второй: двенадцать постовых милиционеров - ваших рук дело? - Трепанов вплотную подошел к Плавскому. - Советую отвечать.
– Спросите у Кутькова, - насмешливо прищурился Плавский. - Бонжур, месье… - И тут же вскочил с криком: - Я! Я убил легавых! - Он сжал кулак: - Вот этой самой рукой!
Трепанов отошел от него, сел за стол. От волнения и ненависти у него прыгали губы и чувствовалось, что он не может с собой справиться.
– Вопрос третий, - Трепанов говорил совсем тихо, чтобы не сорваться на крик. - Назовите остальных ваших сообщников, места явок и сборищ, тайники с награбленным. Еще раз повторяю: в чистосердечном признании ваш маловероятный, но единственный шанс на жизнь. Деваться вам некуда.
– Некуда, - повторил Плавский. - Вот вы решили: раз я у вас в руках, значит, спекся Плавский. - Он схватил со стола карандаш и, ломая грифель, нарисовал на белой стене лодочку с веслами. - Некуда, - снова повторил он. И вдруг посмотрел на Трепанова так уверенно, с таким превосходством, что у того от предчувствия беды засосало под ложечкой и сам собой вырвался вопрос:
– Что это вы задумали, подследственный?
– Что? - Плавский тихо засмеялся. - А вот сяду в эту лодочку и уплыву от вас… Не понимаете? И не поймете никогда! А я уплыву.
Трепанов вызвал конвой и, когда Плавского увели, долго сидел, задумавшись. Зазвонил телефон. Секретарь Дзержинского спросил о ходе расследования. Трепанов ответил, что уверен в успехе, и, хотя он далеко не был уверен, ему почему-то сразу стало легче.
Вошел Никифоров, молча сел на стул. Потом в двери протиснулся Афиноген, следом Коля.
– Он лодочку нарисовал, - Трепанов показал на рисунок Плавского. Афиноген подошел к стене, вгляделся:
– Я одну книжку читал - про сумасшедшего. Так он все время деньги на бумаге рисовал и пытался их всучить людям. Псих этот Плавский.
– Сравнил, - протянул Никифоров. - Чудик… Никакой Плавский не псих - он ломает комедию, вот и все.
Коля промолчал.
– А ты? - спросил его Трепанов. - Почему молчишь?
– Потому что вы мне все равно не поверите. А я так считаю: задумал он что-то.
– Чушь! - уверенно заявил Никифоров. - От нас не убежишь, дудки!
– Хвастаешь, - сказал Трепанов устало. - Всегда ты, Никифоров, хвастаешь.
Тренькнул телефон. Начальник предвариловки сообщил, что арестованный Плавский желает немедленно дать важные показания.
– Ну вот! - торжествующе сказал Никифоров. - Не выдержал, как все они не выдерживают. Кишка тонка оказалась.
– Преувеличиваешь, - заметил Афиноген. - Всегда ты, Никифоров, преувеличиваешь.
– Ты, - Никифоров, задохнулся от ярости. - Ты какое имеешь право, сопляк? За собой лучше смотри! Ничтожество этот Плавский, и вы сейчас в этом убедитесь!
– Доставить гада! - отдал приказ Трепанов и, посмотрев на ребят, добавил: - Прошу соблюдать особую осторожность!
– Осторожность - дело хорошее! - улыбнулся Никифоров. - Только Плавский сломался. Я в этом уверен.
Выводной открыл дверь камеры.
– Руки назад! - приказал он.
Двинулись по коридору. У тюремной машины - это был старенький "Рено" с кузовом - Плавского приняли еще четыре конвоира.
В дороге он был совершенно спокоен и даже насвистывал какой-то мотивчик. Подъехали к МУРу. Плавский не делал никаких попыток к побегу. Стали подниматься по лестнице. Все шло хорошо до четвертого этажа. А когда оказались на площадке, которая вела к пятому, бандит рванулся к перилам.
– Что, взяли меня, взяли?! - срываясь на визг, заорал он.
Конвоиры бросились к нему, но опоздали: Плавский перемахнул перила и камнем полетел вниз.
Вызвали Трепанова. Санитары уложили Плавского на носилки. Левая рука погибшего свесилась, и Трепанов отчетливо увидел лодочку с веслами, нарисованную на ладони химическим карандашом.
Вернулись в кабинет.
– Прокололся я… - Никифоров виновато развел руками.
– Считаю необходимым проанализировать случившееся, - Трепанов с трудом произнес непривычное слово и продолжал: - Мы все проявили преступную недальновидность. Все, кроме Кондратьева, чутье которого сработало точно. Дело, конечно, не в том, что сегодня я обещал лично товарищу Дзержинскому скорейшее раскрытие этого дела, хотя такое обещание тоже налагает на нас немало, а в том, что я на данный момент не вижу практических путей к раскрытию дела. Пока у нас в руках был Плавский, мы имели возможность работать активно. А теперь все снова сводится к тому, что будем ждать у моря погоды. Какая у нас надежда на гражданку Вентулову? Никакой. Все, что она могла нам дать, - она дала.
– Не все, - сказал Коля. - У меня есть такое предположение, что Кутьков и его банда искали в квартире Жичигина деньги и не нашли. Они до сих пор думают, что Маша знает, где эти деньги, и из-за этого преследуют ее.
– Если бы ты был прав, - сказал Никифоров, - они бы не пытались ее убить. Мертвая она что им расскажет?
– А ты не понял, - возразил Коля. - Вот именно то, что они хотят ее убить, и дает мне мысль: они боятся, что она отдаст эти деньги нам!
– Что-то долго она их отдает, - улыбнулся Афиноген.
– Ну, тут ты, положим, не прав, - заметил Трепанов. - Если эти жичигинские деньги на самом деле существуют, - это дает нам большую надежду, братки… В том, конечно, случае, если Мария решится их отдать нам. Есть у меня одна идея. Но не все сразу. Коля, ты должен с девушкой решительно поговорить. Честно, прямо. Довод один: все отдаем революции, самое дорогое, так неужели же такая девушка, как она, скроет от народа какие-то паршивые деньги?
Маша открыла дверь и повисла у Коли на шее:
– Живой. Ну, слава богу, я уж не знала, что и думать.
Коля чувствовал на щеке ее теплое дыхание и боялся пошевелиться. Он стоял и думал, что вот теперь совершенно определенно можно признаться хотя бы самому себе: он любит Машу, и с этим уже ничего не поделаешь. Укором всплыла и кольнула мысль о Маруське. "Их даже зовут одинаково…" - подумал Коля, но тут же отогнал эту мысль.
