– Есть, - сказал Амир. - Только мокрухой пахнет, а сам я на мокруху не иду, знаете…
– Знаем, - кивнул банкомет. - Возьми в долю, что надо, - сделаем.
– А ему можно верить? - спросил один из игроков. - Может, он ссучился! Может, его на правило поставить надо?
– Я те поставлю… - Банкомет смазал недоверчивого вора по лицу. - Ты, Корявый, баклан против Амира. За него кто хошь слово скажет!
– Любой жаронёт, Амир - никогда, - поддержал банкомета второй игрок. - Амир дербанит по справедливости… Давай, Амир, говори.
– Есть баба, рыжья у ей навалом, - сказал Амир. - Ейную кладку я надыбил. Можно взять. Почти верняк, но лучше, если сама покажет.
За дощатой стеной стоял Кутьков. Рядом с ним застыли несколько, бандитов. Все жадно слушали Амира - каждое его слово доносилось отчетливо.
– Я подъеду на лихаче, посадим бабу, увезем на хазу, там все скажет, - развивал свой план Амир.
– Ты хоть намекни, кто она? - осклабился банкомет.
– Мария, полюбовница жичигинская.
Кутьков отскочил от стены, забегал по комнате.
– То жизнь клади, то само на грабках виснет, - сказал он взволнованно. - А все ж есть чутье у Кутькова. Есть! У Машки рыжьё.
– Подозрительно, - сказал один из бандитов.
– Амиру не веришь? - резко спросил Кутьков. - Амир - мастер, он - свой в доску, он ссучиться не может!
– Сделай так, - посоветовал сообщник, - пусть Амир и кто с ним в доле, - работают. А как рыжьё возьмут, - мы им гоп-стоп сделаем и не вертухайся!
– Заметано, - сказал Кутьков.
Амир условился со своими сообщниками о месте встречи и ушел…
Вечером Трепанов вызвал Колю:
– Все готово, браток. Деньги спрятали, наши сообщают, что воры за Машей ведут наблюдение. Звонил Амир: сегодня ее возьмут. Какое у нее настроение?
– Я с ней еще не говорил, - признался Коля.
– Как? - опешил Трепанов. - Мы готовим операцию в полной надежде на тебя, а ты? Теперь поздно. Поздно!
– Сделаю все, что смогу, - угрюмо сказал Коля.
– Наблюдение и охрану мы ей обеспечим, - сказал Трепанов. - Но риск, конечно, есть, и немалый… Говорил и еще раз повторяю: скажи ей все честно! Я в нее почему-то верю.
"Верю, - повторил Коля по дороге домой. - Верю… А собственно почему это он ей так верит? Чем она завоевала доверие? Или сказал для красного словца? Нет, не похоже это на Трепанова… Раз верит - имеет основания. А какие? Что может думать о Маше посторонний человек? Взбалмошная, насмешница. Вон Никифоров считает, что она вообще чуть ли не контра. Но он ошибается, это факт! А может, Трепанов заметил в Маше то, что он, Коля, не увидел?"
– Маша, - сказал Коля прямо с порога. - Начальиик просит тебя помочь.
– Вам нужна уборщица? - насмешливо спросила Маша. - Или, может быть, кухарка? Или я буду грамотно переписывать ваши безграмотные документы? Что ты молчишь? Ты сражен моей догадливостью?
– Деньги, которые ты мне отдала… нам отдала, - деревянным голосом сказал Коля, - спрятаны на Калужской, двадцать шесть, квартира восемь… Там живет Николай Иванович Кузьмин, давний приятель твоего отца, он очень бедный, поэтому ты у него не жила.
– У отца никогда не было такого знакомого, - растерялась Маша.
– Был, - возразил Коля. - За тобой следят люди Кутькова. Они возьмут тебя и будут пытаться выяснить, где клад. Ты назовешь этот адрес. Остальное - наше дело.
Маша смотрела на него с ужасом:
– И ты предлагаешь мне, своей жене, идти почти на верную гибель?
– Да. Своей жене. Самому дорогому для меня человеку, которому верю, как себе. Просто Маше Вентуловой я бы этого не предложил.
– Очень тронута. Я прослезилась! - Маша постепенно повышала голос. - Может быть, у вас, в среде бомбистов и революционеров, такие номера и приняты, но я не из цирка. Убирайся вон! Ты мне омерзителен! Фанатик!
– Я случайно стал милиционером, - тихо сказал Коля. - Потом понял, что эта работа - мое призвание. Понял и другое: мне революция дала все. Если она потребует взамен мою жизнь - я отдам ее. Не имею права иначе.
– Ты! - подчеркнула Маша. - Но не я! Тебе революция все дала, а у меня все отняла! И вообще. Твоя работа - это не моя работа. Прошу запомнить!
– А разве ты не со мной? - просто спросил Коля. - И разве революция, которую ты так ругаешь, не сделала тебе самый главный подарок в твоей жизни?
– Интересно, какой же? - с откровенным любопытством спросила Маша. Слова Коли ее очень удивили.
– А такой, - Коля широко улыбнулся и ткнул себя пальцем в грудь. - Я - это разве не подарок?
Она изумленно смотрела на него, не зная, что сказать.
– Ну и ну, - покачала она головой. - А ты, однако, еще и юродивый чуть-чуть. Святые вы все там? Или очень хитрые?
– Конечно, хитрые, - сказал Коля. - Сами отсиживаемся, других под пули подставляем. Самых близких. Самых любимых. - Он привлек Машу к себе и добавил дрогнувшим голосом: - Страшно мне за тебя, Маша. Если что… случится, - не жить мне.
– С ума сошел! - засмеялась она. - Что за панихида? Да я их всех обведу и выведу, так и передай Трепанову!
– Не смейся. - Коля провел рукой по ее волосам. - Ненатуральный у тебя смех и несерьезно это. Одно скажу: мы будем все время рядом, не сомневайся.
– А ты, братское чувырло, обещай мне забыть начало нашего разговора. Хорошо? - Маша повисла у него на шее.
– Ты хоть знаешь, что это такое? - грустно спросил Коля.
– Знаю, - развеселилась Маша. - Отвратительная рожа! Который день учу жаргон. А ты убежден, что ты красавчик? Идем-ка в Политехнический, счастье мое! Там Бальмонт сегодня выступает.
– Ладно, - сказал Коля. - Туда - вместе. А там останешься одна.
Маша сразу же помрачнела, кивнула:
– Поедем. Возьми лихача. Прокатимся. Эх, может, в последний раз! - Она бодрилась, но Коля видел, что где-то глубоко-глубоко в ее глазах пряталась тревога.
***
В Политехническом выступал Емельян Ярославский. Маша хотела уйти в фойе, но Коля не пустил ее.
– Примиритесь ли вы с тем злом, от которого страдает весь мир? - говорил Ярославский. - С нищетой, неравенством, проституцией, детской преступностью, войнами? Допустите ли вы, чтобы и юное поколение и подрастающие дети жили в той гнусной обстановке, которая создана имущими классами? Если вы хотите, чтобы борьба была короче и успешнее, чтобы меньше было жертв, - идите в ряды Коммунистической партии. Если хотите увидеть полную победу трудящихся не дряхлыми стариками, - идите в ряды Коммунистической партии!
Зал кричал и аплодировал. Маша задумчиво молчала.
– Ты что? - спросил Коля.
– Неужели все это - мы, дворяне? - тихо спросила она. - Проституция, детская преступность, нищета. Лучшие люди России были дворянами. Декабристы, наконец.
– Какие еще декабристы?
Она взглянула на Колю с сожалением:
– Пестель, Рылеев, Бестужев-Рюмин, Каховский. Они подняли восстание, хотели убить императора. Я не могу понять, неужели только мы виноваты в том, что Россию довели до этих страшных дней? А ты уверен, что вы сможете, ее возродить?
– Убежден. Мы не просто возродим Россию. При коммунистах Россия станет первым государством мира, вот увидишь!
– Твоя вера делает тебе честь. Но она слишком похожа на фанатизм, слишком похожа.
– Я знаю, что означает это слово, нарочно посмотрел в словаре, когда первый раз от тебя услышал, - сказал Коля. - Моя преданность партии - пусть я пока беспартийный - не слепа! А Трепанов? Он коммунист! Разве он нетерпим? Фанатики, я думаю, во многом только языком горазды трепать. А разве мы не работаем?
– Ну хорошо, хорошо, - сдалась Маша. - Потом поспорим.
На эстраду вышел Бальмонт, 52-летний красавец с внешностью мушкетера. Он галантно раскланялся и, не ожидая, пока утихнет шум, начал читать:
Я мечтою ловил уходящие тени,Уходящие тени погасавшего дня,Я на башню всходил, и дрожали ступени,И дрожали ступени под ногой у меня.И чем выше я шел, тем ясней рисовались,Тем ясней рисовались очертанья вдали,И какие-то звуки вкруг нас раздавались,Вкруг меня раздавались от небес до земли…
Зал замер, вслушиваясь в музыку стихов. Коля повернулся к Маше. Она сидела к нему в профиль, и Коля вдруг поймал себя на мысли, что Маша так красива, что даже страшно. Он перестал слушать Бальмонта, забыл про зрительный зал, про задание и только любовался ею, томимый предчувствием беды.
Коле передали записку. Он развернул и прочитал: "Ну как, понравились стихи?" Записку послали свои. Это был сигнал: бандиты рядом и только ждут момента, чтобы захватить Машу.
– Иди в вестибюль, - сказал Коля.
– Уже? - не то спросила, не то вздохнула Маша. Она незаметно взяла Колю за руку, сжала ее: - Я все время буду думать о тебе. А если что-нибудь… не так, - ты тогда прости меня за все… Я плохо о тебе иногда думала, обижала тебя. Мне всегда не хватало твоей силы, Коля. Прощай.
– До свидания, - сказал он. - Ты верь: все будет хорошо.
Маша ушла. Коля смотрел ей вслед и чувствовал, что не может сдержать подступивший к горлу комок. Уходила его любовь, уходила в неизвестность, уходила, может быть, на верную смерть.
