— Может, кто из нас не доберется… — сказал Ковалев. — Давай попрощаемся…
Они обнялись и поцеловались.
— Плыви за мной в кильватер, — сказал Ковалев и бросился в воду.
Он думал, что ледяная вода обожжет его, но тело, уже успевшее задубеть на холодном ветру, не почувствовало ожога…
Стоя на мостике, Новосельцев обеспокоенно всматривался в берег. Прошло уже немало времени, а гребцы не возвращались. Что с ними? В голову лезли тревожные мысли.
Как установить, что же произошло в действительности? Нельзя докладывать командованию, основываясь только на догадках. А если разведчики не на берегу?
«Скоро рассвет, нужно что-то придумать, — размышлял Новосельцев. — Но что? Подожду еще с полчаса, а потом придется уходить».
Неожиданно за бортом раздался сиплый голос.
— Концы в воду! — обрадованно крикнул Новосельцев и бросился к борту.
Первым вытащили Ковалева. Ступив на палубу, боцман зашатался, как пьяный, передергиваясь всем телом. Он хотел что-то сказать, но зубы его так стучали, что лейтенант ничего не понял. Токарева подняли через несколько секунд. Он пластом упал на палубу и не шевелился.
— Обоих в моторное отделение, — распорядился Новосельцев. — Растирать спиртом и влить внутрь.
Вскоре Ивлев доложил по переговорной трубке:
— Боцман говорит, что разведчики пошли. Шлюпку разбило около берега. Немцы устроили подводные надолбы. Ковалев нырял и установил это с точностью.
— Как их самочувствие?
— Отходят помаленьку.
2
Через двое суток морской охотник опять подошел к крымскому берегу.
Скрывшись в тень высокой скалы, он приглушил моторы и затаился. Все люди стояли наготове на своих постах.
Так прошел час, другой…
Новосельцев с нетерпением посматривал на берег, начиная испытывать тревогу за Глушецкого и его товарищей. Они должны быть тут, на берегу, с вечера. Что же случилось? Глушецкий, конечно, изучал не флору и фауну Крыма, могло произойти какое-нибудь несчастье.
— На берегу огонек, — доложил Шабрин, прерывая размышления командира.
Действительно, на берегу мелькнул узкий луч, потух, снова зажегся. Новосельцев прочел условный сигнал и приказал спустить шлюпку. Гребцами сели Ковалев и Румянцев. Вскоре они вернулись. На борт поднялись семь человек. Глушецкий подошел к мостику, подал Новосельцеву руку и торопливо сказал:
— Давай полный вперед. Нас ищут.
— Сейчас газанем, — весело отозвался Новосельцев. — Что за пассажира привели?
— Пленный офицер.
— Ого! — не удержался от восклицания Новосельцев.
Разведчики и пленный спустились в кают-компанию. Новосельцев подозвал боцмана и распорядился, чтобы разведчиков накормили.
Спустя некоторое время, когда вражеский берег был далеко, Новосельцев, оставив за себя на мостике боцмана, пошел проведать разведчиков. Они уже закончили ужин и курили. Новосельцев с любопытством посмотрел на фашистского офицера, сидевшего с краю и жующего хлеб с маслом. Он впервые так близко видел живого гитлеровского офицера.
— А стоило ли этого типа кормить маслом? — спросил он, недобро щурясь.
— Этого стоит покормить, — сказал Глушецкий.
— Сам сдался, — заметил Семененко, закручивая цигарку необычных размеров.
Собиравший посуду со стола Наливайко округлил глаза-пуговки:
— Интересно… что ж ему — климат крымский не понравился?
Пленный перестал есть, поднял круглое лицо и, глядя на Новосельцева светло-голубыми глазами, со спокойным достоинством сказал на русском языке:
— Я не хочу воевать за сумасшедших. Я не фашист.
— Вот как! — удивился Новосельцев. — Не все немецкие офицеры, оказывается, мыслят одинаково.
— Не все, — подтвердил Глушецкий. — После Севастополя появились такие. Это — радует.
— Что ж, — усмехнулся Новосельцев, обращаясь к офицеру. — Вот и кончилась для вас война. Поживете в лагере, а потом нах хаузен, в родной фатерланд. Жизнь сохраните…
— Для меня война не закончилась, — нахмурившись, довольно резко ответил офицер. — Теперь я буду воевать за свободную от фашистов Германию.
— Как вы это мыслите? — заинтересовался Новосельцев.
Офицер пожал плечами:
— Пока сам не представляю.
— Вы кадровый офицер?
— Почти что.
Разведчики зевали, и Новосельцев приказал Наливайко провести их в кубрик. Немецкому офицеру предложил пустующую каюту помощника. Офицер с улыбкой поблагодарил и сказал:
— Верьте — немцы разные.
Новосельцев, однако, закрыл каюту на ключ, едко заметив:
— В плену они все вежливые.
В кают-компании остались Новосельцев, Глушецкий, Гриднев и Семененко.
Гриднев и Семененко стали расстилать пробковые матрацы.
— Занимай мою каюту, — предложил Новосельцев Глушецкому. — Мне отдыхать не придется до прихода в базу.
Глушецкий прошел в каюту, сел на узкую койку, зевнул и потянулся:
— Устал, как гончая собака.
— Удачно все сложилось? — спросил Новосельцев.
Николай утвердительно кивнул головой.
— А где ты подцепил фашистского офицера?
— Около Феодосии. Не знаю, что он делал в горах, но, увидев нас, замахал фуражкой и пошел навстречу.
— Интересно, что за тип.
— Его отец профессор в Берлинском университете. Крупный специалист по химии. С сыном был в ссоре.
— Почему же все-таки он сдался в плен?
— Он объяснил это тем, что война не может принести победу Германии и что Германии грозит участь Римской империи. Гитлер и его клика, по его мнению, бездарнейшие авантюристы, разжигающие низменные чувства в народе и ввергающие немецкий народ в бездну. Пока не поздно, надо спасать немецкий народ от гибели.
— Толково рассуждает, — согласился Новосельцев. — А что в Крыму происходит?
— Становится крымским ханством, — усмехнулся Глушецкий. — Немцы привлекли на свою сторону татарских буржуазных националистов из разгромленных в свое время организаций «Миллифирк» и «Курултай». В Симферополе создан «мусульманский комитет». Председательствует в нем сын бывшего кулака Курт Сеитов, его заместителями являются сын торговца Абдурешитов и националист Керменчеклы. Членами комитета состоят бывший помещик Аблямитов и буржуазные националисты Шевкет и Куртиев.
— Ты помнишь фамилии всех гадов? — изумился Новосельцев.
— Приходится. Разведчик обязан держать в памяти все, что видел и слышал.
— Не узнал, что в Севастополе происходит?
— Кое-что партизаны сообщили, — оживился Глушецкий. — Зверствуют гитлеровцы, вешают, расстреливают, но спокойно себя не чувствуют. По ночам боятся ходить по улицам. Из развалин стреляют, бросают гранаты. Не покорен Севастополь!
— Не склонил, выходит, голову, — с удовлетворением произнес Новосельцев. — Об отце узнал?
— Спрашивал, — вздохнул Глушецкий. — Не знают. А вот о биологической станции, на которой я работал, рассказали. Варвары! Они устроили в здании станции склад и казарму, а оборудование выбросили на лом. Вскоре из-за неосторожности какого-то паршивца произошел пожар, истребивший все имущество, библиотеку, музей. Крыша обвалилась. В общем, теперь это обугленные развалины. Станции не стало. А она существовала с 1871 года. Одним из основателей ее был Миклухо-Маклай.
Наступал рассвет. На море спустился холодный туман, от которого вахтенные матросы поеживались. Унылая серая мгла заволокла все кругом, невозможно было разобрать, где кончается море и начинается небо. Новосельцев приказал сбавить ход корабля.
И вдруг раздался тревожный голос Шабрина:
— Мина у левого борта!
Новосельцев взглянул за борт и испуганно отпрянул. На расстоянии не более метра в воде качался рогатый шар. Рога то оголялись, то вновь скрывались под водой. Отходить назад было поздно: струя воды обязательно бы качнула мину и ударила о катер. Вперед двигаться тоже нельзя — мину затянет под винт. Несмотря на испуг, Новосельцев успел моментально поставить ручки машинного телеграфа на «стоп».
Но он не успел решить, что предпринять дальше, как стоявший у леера Пушкарев, скинув бушлат, быстро спустился за борт. Осторожно толкая руками мину, он повел ее вдоль корпуса корабля. Все, кто находился на палубе, с замиранием сердца следили за каждым движением комендора и мины. Новосельцев, поняв замысел Пушкарева, подбежал к борту, готовый сам прыгнуть в воду, чтобы помочь ему.
Но вот мина уже за кормой. Пушкарев несколько раз толкнул ее, чтобы она отплыла подальше. Когда расстояние между ней и катером увеличилось метров до десяти, все облегченно вздохнули. Пушкарев поплыл к катеру. Через минуту он уже стоял на палубе.
Катер медленно двинулся вперед.
Новосельцев подбежал к Пушкареву, обнял и поцеловал:
— От всей команды — сердечное спасибо!
