не понравилось, он заворчал:
— Час от часу не легче. Одни паскудники подросли, за ум взялись — так подай следующую партию.
Сорокин едко заметил:
— Так воспитательный процесс, он непрерывный. Если б по-другому было, то на кой черт мы бы стали нужны. Ну так и вот, мы с Иван Санычем на пенсию, а ты, Сергей, — к штурвалу.
Акимов соображал: раз капитан в безоблачном настроении, отпускает шуточки, и вообще, по выражению физиономии очевидно ясно, что жизнь прекрасна, то может это означать лишь то, что по итогам осмотра окрестностей кинотеатра ничего особенного старик не нашел и что по общегородским сводкам все чисто.
К тому же командование, пребывая в приподнятом настроении, само подняло эту тему:
— А теперь вот о «Родине». Еще раз подниму историю о душегубах-упырях, которые особо охотятся исключительно на девочек в красных пальто.
— Так что ж? — внезапно осипшим голосом спросил Сергей.
— Подтверждения она не находит. Нет сообщений о пропавших детях ни за последнюю неделю, ни за последний месяц. Ничего в сводках нет.
— А что ж девчонки? — вскинулся Остапчук.
— Насмотрятся киношек, а потом гулять спокойно не могут.
— Так пусть дома сидят, — моментально увянув, подхватил Остапчук. — Верно говорю, Серега?
— Ничего против не имею, — почти честно признался лейтенант, — только уточню источник. Не в кино они это видели, там такого не показывали, а начитались они вражеских книжонок про ведьм, летучих мышей и кровопийц.
Сорокин спросил серьезно, но подмигнув:
— Как детям в руки попали невыдержанные в духе строителей социализма книжки? Воспитательная беседа с заведующей библиотекой проведена?
— Покаялась, Николай Николаевич. Но она из благих побуждений, — заступился за названую дочь Сергей, — исключительно для того, чтобы невоспитанная детвора после уроков именно домой шла и поспевала засветло. А то Соня с Наташкой взяли моду сбегать гулять, не сказавши направления, ну и решила Оля их немного припугнуть.
— И это, по-вашему, немного.
— Не рассчитала, — упрямился отчим.
— Хотя в целом изобретательно, — помолчав, одобрил Сорокин, — с выдумкой. Что ж, будем считать тему закрытой, переходим к осязаемым, насущным делам и проблемам, которые можно увидеть, пощупать и задержать. Иван Саныч, что там в общежитии?
— Подрались, — просто доложил сержант. — Зачинщики — несовершеннолетние Бурунов и Таранец, пострадавший — Хмара, которому устроили коллективную темную.
— Что натворил-то? — поинтересовался капитан.
— То-то и оно, что не говорят. Ни они, ни он.
— Выходит, из хулиганских побуждений?
— Так точно.
— Что предпринял?
— Объяснил про уголовную ответственность. Только этим двоим не страшно, бывалые детки. По информации, полученной от коменданта, совершили по прежнему месту проживания кражу…
Сорокин напомнил:
— Это не к нам, а в милицию по прежнему месту проживания. Занимаемся своими делами.
Остапчук пожал плечами:
— Я ж разве против? Оставил их у директора, это его дело, педагогическое.
Капитан глянул на часы:
— Согласен. Вот что. Я сегодня в ХОЗУ[6], выяснить насчет зимнего обмундирования.
— Так точно, — невпопад подтвердил сержант. И потер ухо, что служило у него знаком глубокой задумчивости.
Из неотложных дел, за которые надо было приняться немедля, срочных не было ни одного. Так что как только командование отбыло в сторону станции, решили сначала испить чайку на дорожку. К тому же Остапчуку деревенская родня снова прислала сала и чесноку. И пусть начесночиваться с утра не след, но кусок сала, да еще со свежим бородинским хлебушком, на ход ноги — это дело если не святое, то безгрешное.
Гоняя чаи, Акимов пересказал старшему товарищу подробности хлопотливого вечера, визита к Введенским — подав, правда, разговоры с Катькой, а потом и с Натальей в ключе юмористическом, да так талантливо, что Иван Саныч пару раз невоспитанно хрюкнул.
— Говорил я тебе, Серега: держись от этих двух подальше. Точнее, трех уже, Сонька тоже растет — упаси боже.
— Я так понимаю, Наталья теперь ее будет на поводке водить.
— И это кстати. Что до Пожарской, то она, по счастью, не в Кольку, трусиха, к тому же голова имеется, и наверняка в больнице не раз видела, к чему непослушание приводит.
Акимов согласился.
— Все головной боли-то поменьше, — сказал Иван Саныч, но потом, помявшись, все-таки решился высказать то, что его занимало: — Я, Серега, ничего особо смешного в этой историйке не вижу. Детки, они ж быстро растут…
— Да ты что.
— …а шить, как та же Наталья, не все умеют. Вещей новых не достать, а на толкучке, если с умом подойти, за детскую одежонку озолотиться можно. — И, попыхтев, закончил: — Я к тому, что когда за Уралом служил, слышал такого рода байки, про детей, которые пропадали. Тогда беспризорных немало моталось.
— Не понял я, — признался Акимов, — с беспризорного-то что взять?
Остапчук неохотно пояснил, как малоумному:
— А что не возьми — все хлеб. Перекупщики брали — перешить, перелицевать. Обувь опять же. С беспризорными к тому же проще: искать их некому.
Акимов, подумав, все-таки заметил:
— На то намекаешь, что у нас тут такая же история?
— Ты в моих словах второго дна не ищи, — предостерег Иван Саныч. — Но вот куманек с тех мест как-то гостил, так он за рюмкой, и тоже вот как ты, со смехом поведал, что уже после начала войны бабы распускали слухи — и снова про пропавших ребят, в особенности эвакуированных, то есть тех, у кого родители были далеко…
— По сводкам у нас нет пропавших детей, — напомнил Сергей.
— …или которых просто не искали, — закончил Остапчук.
— Это что за родители, которые детей не хватятся? — помолчав, уточнил Акимов.
— Чего же нет, если есть такие. Скажем, пьянчуги, или у которых детей видимо-невидимо, или вдова, работающая в три смены. А могли просто не подать заявления. Или же другой вариант: приходит с заявлением, а ей говорят, что ничего страшного, обратись к участковому, погуляет — придет.
— Ваня, ты только при Сорокине свои байки не трави, — попросил Акимов, вытряхивая заварку и вымывая стакан, — не то все-таки придется гоняться за привидениями.
— И упырями, — добавил Иван Саныч, докушивая свой чай. — Я, Сережа, твои опасения понимаю и даже разделяю. У меня к тебе лишь один вопрос: если все, что девчонки видели, — их собственные смешные фантазии, то к чему, скажем, очки, которые вы нашли?
— Ты откуда…
Остапчук едко уточнил:
— Что, думаешь, я тебя одного слушаю, разинув рот и затаив дыхание?
— Ты между нас с Николаичем состязание решил устроить, кто смешнее расскажет то, что вовсе не смешно, — горько констатировал Акимов. — Эх, Саныч, Саныч. Словечка в простоте не скажешь.
— С вами иначе никак, — огрызнулся сержант, — вы ж все такие умные да правдивые, что никогда всего не скажете. А
