Тайвин тяжело вздохнул — занимая себя делом, он продолжал испытывать волнение и беспокойство. А вдруг у кого-то окажутся боевые снаряды в игломете? Вдруг вышедший на свободу внутренний зверь Чеза решит уйти в самоволку — а кто знает, какие опасности и возможности таит в себе Седьмой? Пока было понятно одно — нужно ждать и надеяться.
Прошел еще час, гений уже не знал, куда себя деть, как дверь распахнулась, и двое крепких парней в тяжелой экзоброне втащили в комнату бесчувственное тело, неаккуратно бросили на пол и молча покинули помещение. За ними заглянул Алан:
— Ваш друг принес нам значительное количество неприятностей. Надеюсь, когда он придет в себя, вы обсудите варианты компенсации.
— Это было ваше решение, — ядовито заметил гений, — вколоть ему эту дрянь. Почему компенсировать ущерб должны мы?
— Не буду же я сам с себя спрашивать, — чуть поднял брови Алан. — Вам что-то на данный момент потребуется?
— Сколько игл с парализантом на него ушло? — с трудом переворачивая Честера лицом вверх и попутно осматривая, уточнил Тайвин.
— Кто их считал.
Гений быстро пробежался пальцами по расплывшимся на одежде синим пятнам сработавших сердечников.
— Вы с ума сошли! Если наркотик его не угробит, то его угробите вы! — скулы у него заалели, и он с яростью наступал на Алана, так что тот даже попятился. — Пять доз парализанта, пять! У него сердце остановится! Набор для реанимации принесите срочно, унитиол, пятипроцентный раствор глюкозы и алкоголь.
— К-к-какой алкоголь? Зачем? — от удивления Алан начал заикаться.
— Да любой! Желательно спирт. Только концентрацию мне скажите. И быстрее! — Тайвин склонился над оперативником, положив руку на сонную артерию и пытаясь понять, насколько стабильно он дышит, и бьется ли сердце.
К удивлению гения, и тот, и другой показатель были приглушенными, но в пределах нормы — Честер находился в фазе глубокого сна. Но антидот Тайвин все равно посчитал нужным вколоть, как и пять кубиков разбавленного раствором глюкозы медицинского спирта. Так, на всякий случай.
Через несколько часов загулявшее животное открыло глаза и попросило воды — и штатный гений Корпуса первопроходцев поймал себя на чувстве неимоверного облегчения и даже почти полного счастья. Да, они были в плену, с «долгом» перед наркодельцами, в неизвестном мире, но сознание к оперативнику вернулось, и его друг снова был самим собой.
* * *
Последним, что я помнил, было теплое ощущение того самого, уже смутно знакомого, неимоверно огромного и спокойного, бережно обнимающего невидимыми нитями мой разум. Я поймал дежавю за хвост — именно это создание касалось разведывательными импульсами моей жизни и меня самого в недавнем странном сне. Именно оно изменило мысли и намерения Алана и, похоже, всей его команды. Да и к нашей пробной экспедиции к Седьмому наверняка старания приложило. В тот момент, когда наркотик активно сносил все барьеры сознания, существо предлагало мне помощь и защиту. И когда я согласился, наступила полная темнота.
Вынырнув оттуда, я понял несколько вещей: во-первых, у меня жестокое похмелье. Опять. Во-вторых, жесткий эмоциональный отходняк — судя по всему, под наркотой я вдоволь порезвился, и сейчас мне было невероятно депрессивно. В-третьих, проинспектировав состояние организма, я понял, что каким-то образом умудрился потянуть себе половину всех мышц, а вторую половину — напрячь до предельных возможностей. И это не считая нывших синяков и ушибов, непонятно откуда взявшихся.
Я почувствовал себя несчастным сверх всякой меры и произнес куда-то вовне:
— Дайте водички…
Ко мне со стаканом подошел Тайвин, и я неимоверно обрадовался своему другу. Залпом опустошив предложенный сосуд, я полюбопытствовал:
— И что тут было?
— А ты не помнишь? — склонил голову набок штатный гений — Совсем-совсем?
— Как тебе сказать… Не знаю. Дай немного в себя прийти, в голове один белый шум, и больше ничего.
— Ладно, — пожал плечами друг, налил мне еще воды и отошел. Но я чувствовал: ему очень хочется узнать, что со мной было.
Я оперся на подушку, пил воду маленькими глоточками, медленно очухивался и пытался осторожно обследовать память. Постепенно в голове прояснялось, и я обнаружил два интересных аспекта: пока мой разум пребывал непонятно где, чувства сильно обострились и продолжали работать, и их последовательный анализ позволял восстановить цепочку событий. Словом, память, зрение, нюх и слух мне никто не отключал, пусть сознание и не обрабатывало входящую информацию. Я с опаской позвал гения, понимая, что он сейчас вцепится как клещ, и не отстанет, пока все не выспросит, одно слово — ученый. Но и промолчать не мог, мне требовалось найти разумное, желательно словесное объяснение запомнившимся ощущениям.
— Тай… Похоже, что я все помню, только как-то не так…
— Не так — это как? — насторожился Тайвин.
— В общем, я как личность, похоже, отсутствовал. Вернее, где-то я, конечно, был, но вспомнить пока не могу. А вот я как не-человек был. И все, что понатворил, помню, чувствую, но не осознаю. Вот. Странное ощущение. Словно ты под грибами фильм смотрел — вроде все видел, и изнутри участвовал, но ничего не помнишь, придется пересматривать.
— В чем-то ты прав, — усмехнулся Тайвин. — Наркотик по классу как раз грибной. Давай что ли вместе вспоминать, тем более первый акт Марлезонского балета я застал.
Я немедленно заинтересовался.
