что это с ней? Эмберли же прекрасно понимает: влюбляться сейчас глупо и не ко времени. И вообще! Они с Дереком слишком разные – по положению, по возможностям, по судьбе. А еще он с Одри. Правда, сейчас уже не получалось считать, что они безоговорочно подходят друг другу. Одри слишком ненадежна, слишком двулична, Дерек явно заслуживал лучшего.
У дома на противоположной стороне улицы стояла незнакомая тачка. Крутой кроссовер, поблескивающий на солнце идеально чистыми глянцевыми боками, что было нетипично для их района. За рулем сидел мужчина – возможно, ждал кого-то. Не старый еще – пожалуй, ровесник матери – и вполне так симпатичный, ухоженный. Крутой, под стать машине. Когда Дерек достигнет его возраста, наверняка будет таким же.
Мужчина уставился на Эмберли сквозь стекло.
И чего так вылупился?
Эмберли торопливо свернула на дорожку, ведущую к крыльцу, посмотрела на дом, на чахлые кустики под окном, под ноги и даже на небо, но опять между лопаток свербело или скорее уже жгло и нестерпимо тянуло, тянуло, тянуло обернуться.
У самых дверей она все-таки не выдержала, оглянулась через плечо и опять наткнулась на пристальный взгляд. Глупости, конечно – слишком далеко, чтобы определить, – но смотрящие на Эмберли глаза, кажется, синие.
«У него синие глаза» – пронеслось в голове, и тут же возникло перед мысленным взором неподвижное, словно маска, белое лицо, которое все приближалось и приближалось. А если это ОН? Тот самый человек, которого она искала, – разработчик игры, или палач, или сразу тот и другой. И сейчас он торчит здесь, наблюдает за Эмберли, потому что «затягивание вынесения процессуального решения без уважительной причины наказуемо».
Эмберли бросило в жар. Потом сразу в холод. Спина стала липкой от пота, коленки дрогнули. Быстрее заскочить в дом, запереть дверь, вызвать полицию! Или… или… наоборот, бежать к машине, со всего маху ударить в стекло, пнуть по сияющему глянцевому боку, заорать, что так нельзя, чтобы он больше не смел! Иначе, иначе…
Мотор зарычал, зашуршали по асфальту шины. Кроссовер резко стронулся с места, покатил, набирая скорость, и вскоре исчез за поворотом.
Эмберли ввалилась в холл, запнулась и едва не растянулась на полу. Уперлась руками в стену, потом придвинулась и прислонилась лбом.
Похоже, она сходит с ума. Нет, нет, нет! Синие глаза, персонаж из игры, наказание. Ерунда! Это просто от усталости, от напряжения, не отпускавшего несколько последних дней, от безумной череды событий. Она чувствовала себя апельсином после соковыжималки для цитрусов: измятая корка, вдрызг раздавленное нутро.
Хватит! Она не впадает в безумие. Надо просто отдохнуть. Где же снотворное матери? Проглотить таблетку и завалиться в кровать. На хрен все! К черту!
Но, добравшись до своей комнаты, сгрузив на стул рюкзак, Эмберли в первую очередь выглянула в окно. Почему-то предполагала, что опять увидит кроссовер на другой стороне улицы и что его водитель опять будет пристально пялиться на их дом синими бездонными глазами.
15. Эмберли
Сегодня Эмберли едва не опоздала на занятия: накануне забыла поставить будильник и разоспалась. Пришлось поднажать. Некогда было смотреть по сторонам и проверять, не следит ли кто за ней. Честно говоря, об этом почему-то даже не думалось. Но зато в ее голове мелькнула другая мысль: девушка сожалела о том, что сегодня, увы, она лишится возможности разузнать, какое послание мистер Кэрриган оставил для нее на этот раз. Дело в том, что английский язык стоял в расписании первым модулем.
Эмберли влетела в аудиторию последней. Все остальные, кроме нее, сидели уже на местах: однокурсники тихо переговаривались, Ребекка пикировалась со Стейси – все как обычно.
Прозвенел звонок, но преподаватель запаздывал. Прошло пять минут, десять… Эмберли обвела взглядом присутствующих: ни один не проявлял беспокойства, хотя мистер Кэрриган – это знал каждый – был помешан на пунктуальности. Может, что-то случилось?
Беспокойство нарастало в геометрической прогрессии. Эмберли нервничала, добивая себя всевозможными предположениями, почему преподавателя нет на месте: от банального – тоже проспал, до катастрофического – попал в аварию. Есть ли у мистера Кэрригана семья? Волнуется ли кто-то сейчас за него так же, как Эмберли? Или она единственная, кого смутило его отсутствие?
В кабинет стремительно вошла едва знакомая женщина – вероятно, она тоже преподавала английский, но в другом профиле, – слишком амбициозная, слишком уверенная, слишком поверхностная. И к тому же слишком сексуальная. Короткая юбка, обтягивающая упругий зад, казалось, трещала по швам. Почти все парни тотчас же распустили слюни.
– Понятия не имею, что с вами проходил мистер Кэрриган! – Она снисходительно взмахнула рукой, словно отогнала муху, и заявила с апломбом: – Я принесла «Весь этот мир». Кто-нибудь уже читал этот роман?
И тут же получила ответ:
– А просмотр фильма считается?
Эмберли подобные разговоры мало интересовали. Как и творчество Николы Юн. Эту книгу по рекомендации мистера Кэрригана она прочитала еще в прошлом году, а потом интересно подискутировала с преподавателем, разумеется, в частном порядке. Да, если говорить откровенно, книга не слишком-то и зацепила. Возможно, из-за матери главной героини. Эмберли не любила единоличников, а уж вранье – тем более. Чужая слабость не вызывала сочувствия, скорее раздражала и отталкивала. И сейчас девушку больше интересовало, куда же делся учитель. Поэтому она просто засунула тетрадь и ручку в рюкзак и, не обращая внимания ни на окрик преподавательницы, ни на реплики однокурсников, вышла из класса.
Пойти к директору? Спросить? Наверное, лучший способ – самый прямой. А тут уж куда прямее! И Эмберли отправилась к директору. В конце концов, мистеру Кэрригану, возможно, требовалась помощь.
Директор, как оказалось, находился в кабинете не один: сквозь плотно закрытую дверь слышался неразборчивый бубнеж. Ну и ладно. Эмберли постучалась и уверенно дернула за ручку.
Дверь широко распахнулась. Директор, мисс Хетчет и какая-то девушка – кажется, годом младше – уставились на Эмберли, внезапно нарисовавшуюся в проеме.
– Простите, – она чуть смутилась, но не отступила. – Не подскажите, а где мистер Кэрриган?
Ученица, словно в ней закоротили спутанные и местами оголенные провода, сначала громко икнула, а потом вдруг принялась рыдать, будто оплакивая кого-то. Сердце Эмберли тревожно забилось. А если ее предчувствия оправдали себя и сейчас она услышит что-то ужасное? Эта рыдающая окажется свидетельницей какого-то происшествия с мистером Кэрриганом, последуют подробности, немыслимые рассказы, новая порция слез?
Эмберли внимательнее взглянула на девушку. Ну конечно же, классом младше! В прошлом году они вместе ходили на занятия по фотографии. Эмберли выбрала этот предмет из других художественных только потому, что он показался ей самым приемлемым. Все-таки это не живопись и не керамика, где с ее талантами к искусству только народ смешить.
Как же ее зовут? Вроде бы имя тоже с претензией, как и у Эмберли. Нет, не вспомнить!
Но тут вовремя вмешалась мисс Хетчет:
– Тише,
