где жизнь разлилась по широте полей и крестьяне вступили в период спешной жатвы, пользуясь ясной погодой. Редкие станции привлекали еще больше внимания, люди суетились, прощались, работали. Носильщики снимали багаж с телег более простого народа или из кибиток более зажиточных господ, которые важно шествовали впереди носильщиков, приноравливающих скорость шага к хозяевам вещей. Лица были разными, озабоченными, высокомерными, неуверенными и оживленными. Русский народ отличался от народа её Родины. Рослый, светлый, открытый и чудаковатый, как ей казалось. Хозяева, порой с иронией относились к своим дворовым, как к любимым собакам. В их обращении к ним чувствовалась скрытая любовь и привязанность, граничащая с безобидным пренебрежением. И когда они оставались без посторонних глаз, то часто можно было услышать такое обращение, умилительно-ласкательное. — Слышь, Ильюшка, притормозила гнедых, мне вон в то место нужно — или — Глафирка, где ж ты откопала та это «недоразумение», глупышка?
Она жила два года среди русских, их быт, культура, язык, характеры ей были интересны. Страна с необычным укладом, с яркими, сильными характерами людей, большинство из которых также как в Австро-Венгрии, тратили свои недюжинные силы только для того, чтобы выживать хоть как-то. Она и сейчас уверенна была в одном, что даже Войцеховский, имеющий богатый опыт путешествий, видевший разный народ с его культурой и бытом, не видел той роскоши и сказочного изобилия, что познала она во Дворце графов Юсуповых.
— Артур, вы слышали когда-нибудь о таких богачах в России, как Юсуповы? — неожиданно спросила она, не отрываясь от окна.
Войцеховский молчал. Обернувшись, она обнаружила его спящим на спине, заложив рука об руку на груди. Его точенный профиль, был так красив, что её непреодолимой силой потянуло к нему. Прильнув к его груди, её мысли совершенно изменили направление. Полнота счастья заполнили сердце, «О, Дева Мария, она мечтала об этом так долго!» Самый лучший, любимый мужчина рядом, они едут домой и наслаждаться общением друг с другом им теперь ничего не мешает. Она свободна и молода, у неё большой дом, у неё большие, светлые цели. А вот так, сидя у окна, два года назад, её сердце раздирала тоска и боль. Бежать от которой было некуда. Нужно время, на все нужно время.
«Так может быть?» — снова и снова спрашивала она себя и ей не верилось, что радость может быть настолько полной и идеальной. Небо вторило её бесконечной радости, солнце палило сильно и в купе стояла духота. Они вынуждены были держать двери открытыми.
— Артур — тихо позвала.
И ощутила его тяжелую руку у себя на затылке.
— Артур, мы теперь все время будем вместе? — спросила она.
Он качнул головой.
— А как графиня фон Газейштард?
Тогда он открыл глаза и потянул её к себе.
— А как ты хочешь? — спросил он. Его губы прильнули к её лбу, и он сильно сжал её за предплечья.
— Артур. Я хочу выйти за тебя замуж, я хочу просыпаться с тобой каждое утро, и я хочу, чтобы ты любил меня всегда.
Войцеховский усмехнулся.
— О, так ты так многого хочешь?! А что взамен?
— Я буду заботиться о тебе, я рожу ребенка, я буду делать все так, как ты любишь.
Войцеховский приподнялся, чтобы посмотреть время на карманных часах, казалось, серьезных разговоров он заводить был не намерен. Все последнее время она не чувствовала себя с ним на равных. И такое ощущение себя, как провинившейся девчонки, её удивляло. Она стала прислушиваться к его настроению, так как он ни в чем не предупреждал её желаний, как это всегда делал её первый супруг.
И так, без какой-либо серьезности в интонации, словно мимоходом, произнес. — Мне придется взять тебя замуж, иначе ты плохо кончишь в этой жизни — и снова закрыл глаза, давая понять ей, что желает спать, но добавил — С самого начала нашего знакомства, мне помниться, вы чуть не нарвались на пистолет в моей руке, желая меня ограбить. Потом был инцидент, когда вы свалились в мой автомобиль, от кого-то убегая по крыше, но надо отдать вам должное, вы выиграли забег! Вы уже в таком молодом возрасте побывали одной нагой на том свете, были ранены в руку. Вы пускаетесь на воровство в своей жизни уже не первый раз, я вытаскиваю вас из тюрьмы и это только то, что я знаю. А чего не знаю? — и он открыл глаза, с таким взглядом, словно отец, приводящий все проделки своего отпрыска как доказательство его полной несамостоятельности.
— Вы родились под слишком активной звездой. Ани, но я не дам вам той свободы себя ощущения, какой вы хотите!
Ани решила воспринять все сказанное как шутку и неуверенно улыбнулась.
— Вероятно, Артур, я просто не слишком умна. Вы все просчитываете и ваша жизнь безоблачна и благополучна.
Он очень странно посмотрел на неё.
— Ну, если можно назвать благополучием бегство из дворца родного отца из-за боязни быть отравленным. Жизнь без родителей в служаках богатых господ, воспитание в гвардии «отчаянных», спартанский образ жизни, занятия по девять часов каждый день до изнеможения. Прошли годы, и я благодарен своему прошлому за то, что отучила плакать и жалеть себя — это совершенно бесполезное занятие.
Ани не знала обо всем, что сказал ей Войцеховский и он это произнес так, как незначительный факт из жизни, словно все происходило не с ним. А у неё глубокое сострадание прокатилось по сердцу и ей так захотелось стать для него всем, всем самым лучшим в жизни. Он констатирует это легко, но она то знала, как болезненно жить в мире без родных, выживать, во всем нуждаться!
— А как же вы начали преподавательскую деятельность? Математика!? Химия? О, дева Мария, я не устаю восхищаться вашей разнообразной одаренностью, Артур! Если бы мне такое кто-то рассказывал, я бы не поверила, но я знаю вас. Как такое возможно!?
— В десять лет, я был взят в дом своей будущей супруги. В качестве слуги, но она стала относиться ко мне как к сыну. Ко мне приставили двух учителей, и …после физической нагрузки в гвардии «отчаянных» — это оказался совершенно другой мир. Я вначале, из-за огромного нежелания возвращаться назад в гвардию, стал особо усердно налегать на
