Она осознанно закивала головой, в знак согласия. Он рывком усадил её на стул и быстро отыскал графин с водой.
Она пила, а он устало сел на стул и первый раз в жизни, не знал, что же ему теперь делать.
— Легче? — постарался спокойным тоном спросить он. Но ему уже самому становилось дурно от всего происходящего.
И его осенило. Ей просто необходимо дать снотворное, чтобы она захотела спать и это желание, превозмогло все остальное. Подхватившись, он вытряс на стол содержимое её ридикюля. Она всегда возила порошки с собой.
Но за спиной, он услышал её подавленный голос. — Я не хочу пить снотворное. Если только убойную дозу, чтобы не просыпаться. И неожиданно даже самой для себя, как будто переключившись на другую волну, она произнесла:
— Ты уйдешь, и я лишу тебя всего, всего.
Ему стали смешны её угрозы. Легкая усмешка подняла уголки его губ.
— Лиза, я запомню тебя как самого доброго, достойного человека. Но и я не тот бастарчонок, которого ты подобрала. Я учился много и одержимо, потом я одержимо зарабатывал, чтобы ни от кого не зависеть. Вот потому, что именно я, хорошо знаю, что такое зависимость, я так старался от неё избавиться. Я все свои наращенные капиталы перевел в Америку на свое имя. Я сколотил состояние, своими патентами, получаемой прибылью от работы завода, я уже не зависим Лиза! — и он развел руками, демонстрируя жест сожаления, но на самом деле гордясь этим.
И она, запрокинув голову назад, закрыла глаза, чтобы постараться справиться с собой и от того, что яркий солнечный свет, так в данный момент дисгармонировал с её внутренним состоянием.
Войцеховский с чувством отвратительной вины посмотрел на её сгорбившиеся плечи и запрокинутую назад голову. До конца своих дней, он знал это, такая она будет воскресать в его памяти, причиняя боль неутихающим чувством вины. Он молча подошел и поцеловал её в лоб, от чего она снова громко расплакалась.
— Лиза. Ты великолепный человечек. Прости ты меня, не проклинай, я… …виноват, знаю, но все влюбленные эгоисты… вспоминай все годы что мы вместе прожили, ведь было так много хорошего!
И как человек спешащий на уходящий паровоз, он скоропалительно направился к двери из номера.
Она только вслед застонала, закрыв лицо руками, и он уносил с собой звуки этого протяжного, горького стона, брошенной женщины, у которой больше не будет никакой надежды и не будет смысла дальнейшей жизни. Ту боль, которую мы испытываем в эти моменты, впитывают небеса и темнеют от горечи потери, данной Господом человечеству как испытание. Оторвав руки от лица, она, собрав в себе силы поднялась со стула и побрела к окну. Отзываясь на крик её измученной души, солнце спряталось за облако, сразу превратив все пространство в серое, унылое небытие. «Отче, почему на земле нельзя прожить без этих испытаний? Зачем они нам?» Графиня за несколько минут постарела на двадцать лет, и когда в комнату вошла её личная служанка, сгорбленная, худая спина женской фигуры, показалась ей незнакомой старухой. Она так удивилась — Мадам, вы как здесь? — задала она совершенно глупый вопрос. Только платье на женщине было такое, в которое она помогала одеться своей хозяйке утром. Подойдя ближе, она ужаснулась. Как она могла принять свою графиню фон Газейштард за постороннего человека!?
ГЛАВА 95
Войцеховскому в приеме обер-полицмейстером было отказано. Тогда на прием к главе администрации охраны правопорядка города записался детектив Мигель Хаск, как совершенно нейтральное лицо. Но ему сообщили, что глава полиции принять не сможет и перенаправили к его заместителю — подполковнику Петру Николаевичу.
Мигель Хаск сразу перешел к главному. Его доверенному лицу срочно нужна аудиенция у обер-полицмейстера, за что вознаграждение будет щедрым.
Мигель Хаск получил отказ.
Войцеховский, на редкость, остался невозмутим, получив это известие.
Ночью, он действовал так, как вор, проникающий в чужой дом. У него были непревзойденные навыки военного мастерства и турецкой разведки. Там же он виртуозно овладел скалолазанием и восточными единоборствами. У него было два года за один, так как приспособляемость к этой жизни была редким его даром.
В темноте выстрелив из арбалета стальной стрелой, с привязанной к концу веревкой в деревянную башню, возвышавшуюся посреди второго этажа дома обер-полицмейстера, он быстро оказался на крыше и перевязал веревку к выступу, над окном детской второго этажа. Ситуация могла разрешиться только летом, ибо не будь открытой форточки, пришлось придумывать другой план проникновения в дом. Сзади, на его бедрах висел черный кожаный мешок, непременный атрибут скалолаза.
Вытянув из— за спины тонкий крюк, на длинном шесте, он просунул его в форточку и открыл нижнюю задвижку окна. Проникнув внутрь, наощупь стал передвигаться по комнате, слившись с темнотой комнаты. Прислушивался долго, пытаясь разобрать, сколько человек здесь находилось по дыханию и убедился, что двое. Дочь обер-полицмейстера спала в кроватке и у другой стены комнаты находилась кровать воспитательницы. Он двигался бесшумно, как тень, в мягких ботинках, подбитых на подошве толстым войлоком, чутко прислушиваясь к звукам. Сейчас это определяло все его движения.
Первую он навестил воспитательницу, приткнув ей к носу платок, смоченный хлороформом и чуть вздрогнув, женщина тяжело обмякла, не подавая ни малейших признаков жизни. Дальше он подошел к кроватке и сделал то же самое. Сейчас предстояло сделать самое трудное, с ребенком в руках, спуститься по веревке вниз. Укутав бесчувственное тело в легкий плед, висевший на краю кроватки, он перекинул девочку через плечо и осторожно стал взбираться на подоконник. Ему позавидовал бы любой трюкач. Ни одного лишнего движения, так точно и ловко, рассчитывая только на силу своих мышц, он спустился вниз и положил девочку на землю. Прислушался, привязанная на цепь собака со двора дома, несколько раз подала лениво голос и открыв замок калитки, он взял девочку на руки и исчез в темноте. В пятистах метрах от дома его ждал экипаж, которым управлял Мигель Хаск. Через пол часа девочка и её воспитательница должны были очнуться. Лошади бежали рысцой, поднимая спящих собак во дворах, не обращая на это внимание. Дело было сделано так, как его видел Войцеховский. И уже через какое-то время, все затихло ночным покоем
