и безмятежно дремало в теплую столичную ночь, лишь слегка к утру пропитывавшуюся морской прохладой.
Воспитательница так ничего и не поняла. Когда действие хлораформа отошло, она проснулась, но уловив ухом только ночную тишину, перевернулась набок и продолжала спать. Дом вставал в восемь часов утра и проснувшись, она обнаружила у себя на кровати записку, лежащую возле подушки. Читая её на французском языке, её лицо вытягивалось и глаза расширялись в немом ужасе. Вскочив на ноги, она бросилась к кроватке. Ребенка не было. Накинув капот, она выскочила из комнаты и затарабанила в двери покоев хозяина. Никто не открывал. Она сбежала вниз, и наткнулась прямо на него, уже одетого в форму и безмятежно завтракающего.
В ужасе, напугав своим видом хозяина, она протянула ему бумагу. «Анни фон Махель. Обмен будет равноценным. Искать бесполезно, время вам дается до семи часов вечера. Ехать должны на лодке в самом узком месте Невы между Николаевским и Дворцовым мостом. Вас будут ждать на середине реки. Дочь вернется к Вам, спустя два дня после того, как Ани фон Махель благополучно покинет Россию. Анни должна быть со своим паспортом. Будьте рассудительны, мы на все готовы.»
Весла шумно погружались в воду. Жара дневного зноя только начала спадать. В Столице неожиданно прекратились дожди и солнце стало отрабатывать свой отпуск на полную мощь. У Анни на сердце стало легче, после двух с половиной недельного заточения, она увидела солнце не через маленькое окно в решетку, а во всей своей красе и сейчас оно садилось на западе за горизонтом и небо расплывалось одним сплошным темно желтым пятном. Вода вокруг приобретала фиолетовый оттенок и манила к себе, обещая безбрежную свободу её изголодавшемуся по ней телу. Угрюмо и молчаливо князь Павловский поднимал весла и с надрывом, спеша, опускал их в воду. Она лишь изредка бросала на него взгляды, пытаясь понять, что её ждет, но очень быстро там — впереди, они увидели человека, сидящего в лодке на середине реки. И эта фигура только лишь на подсознательном уровне показалась ей до боли знакомой и уже через пять минут она узнала Войцеховского. Он ждал. Больше она на своего конвоира не смотрела. Если впереди её ждал Артур — значит тот ад, который она пережила за все это время, закончился.
Как только они ударились об борт лодки Войцеховского, он подался вперед к носу и протянул ей руку. За спиной она услышала громкий голос полковника Павловского:
— Где моя дочь?
Войцеховский вел себя настолько уверенно и спокойно, словно каждый вечер совершал прогулки на середину Невы для улучшения сна. И князю Павловскому пришлось повторить свой вопрос.
Ани вначале не поняла, зачем этот человек так разгневанно спрашивает о своей дочери, но быстро её догадка резанула сознание и радость встречи с любимым человеком тут же была подавлена фактом того, что её всемогущий мужчина использовал для её спасения дочь обер-полицмейстера. Повинуясь рукам Войцеховского, усадившего её на корму и накрывшего плечи пледом, она вопросительно смотрела на него и не верила своей догадке. Но, он в данный момент, совершенно не отвлекался на её эмоции. Взявшись за весла, он слегка подался телом в сторону Павловского и намеренно растягивая слова, спокойно ответил.
— Вам стоит волноваться только за себя, чтобы не надумались нас преследовать. В лодке находиться оружие и на самый худший исход в кармане моей куртки ампулы с ядом. Если у вас разыграется фантазия по поводу нашего ареста, вы понимаете, что своего ребенка больше никогда не увидите.
— Вы преступник! — четко произнес Павловский.
Войцеховский никак не отреагировал, но ответил на французском:
— Как только мы пересечем границу России, мной будет сделан звонок на одной из станций и вашу девочку доставят здоровой и довольной прямо к вашему дому.
— Кто доставит?
— Это совершенно не важно! — сделал удивленный вид Войцеховский. — Что за вопросы? — и взмахнув веслами, тихо добавил — Вам не стоит волноваться. Ребенок в тепле и комфорте, мы не злодеи.
Они стали не спеша отплывать и Анни совершенно не ориентировалась в водном пространстве. Берега было не видно ни с какой стороны.
Чуть отплыв, Артур, развернул лодку на право и быстро стал грести.
— Скоро начнет темнеть, я перестану ориентироваться — проговорил он.
— Артур? — позвала Ани. — Артур, милый, ты обменял меня на девочку князя?
Войцеховский молча подымал весла, со знанием дела справляясь с быстрым течением.
— Артур, но это же подлость! Это маленькая девочка! — со слабым негодованием обращалась она к нему.
Он бросил на неё очень пристальный взгляд, но в нем она не заметила и толику смущения. Он был ровным и безмятежным. А она обиделась на его молчание. Ее накрыло горькое чувство открытой жесткости в её сказочном герое, которого любящая женщина идеализировала.
Он на минуту опустил весла и тоном строго учителя, сказал ей слова, совершенно не похожие на оправдание.
— Ани, я тебе уже однажды сказал: «Если молишь о дожде, приготовься ходить по лужам». Нет в мире совершенного добра. И я не идеален. Сердце у меня отнюдь не добряка, я делаю то, что умею делать хорошо. В данном случае по-другому было нельзя, затянутое время свело тебя в могилу бы, а я не желаю тебя потерять. С девочкой обращаются настолько хорошо, что она и не думает о своем похищении и скоро её доставят отцу, при любом исходе нашего побега. Просто он об этом ничего не должен знать.
Анни успокоилась.
— А ты про яд говорил серьезно?
— Более чем — ответил он. — Неужели приятнее сгинуть на каторге?
Горечь прошла, и она стала думать только об одном, будет ли у неё возможность хорошо вымыться, ведь она не знала, куда они плывут. Опустив руку в воду, она ощутила её прохладу несмотря на то, что днём под палящим солнцем у людей возникало только одно желание, оказаться в её объятьях. Вода была чистая, как слеза и она принялась зачерпывать её ладошками и умываться.
— Ани, заболеешь, сейчас не надо. Ты сможешь принять ванну… скоро. Но очень быстро, милая — сказал Артур.
Он привез её в большой, богатый дом, в одном из пригородов столицы. Он был
