останавливается на общем вопросе о неизбежности полного развала Турции и своевременности обдумать теперь же, какие меры следовало бы принять России, чтобы обеспечить наши интересы к тому времени, когда эта катастрофа произойдет. Очень убедительными, сдержанными по форме доводами он оправдывает свою постоянную мысль о том, что слабая Турция полезна России и нам не только не следует ускорять ее исчезновение, но следует всеми способами стараться замедлить ход ее разрушения, так как мы не знаем еще, что возродится на развалинах Турции и насколько мы будем в состоянии оградить наши интересы после постигшей Турцию катастрофы в Европе. Способы достижения такой нашей цели в будущем Сазонов видел в двух направлениях:
1) в необходимости теперь же начать переговоры с Францией и Англией об ограждении наших интересов в проливах;
2) наметить такие реальные с нашей стороны меры, которые мы должны были бы принять, во всяком случае, к тому моменту, когда распад Турции сделается фактом.
В вопросе о проливах Сазонов не говорил определенно, как смотрит он на проливы с нашей точки зрения, то есть он не примыкал ни к той ни к другой из постоянно дебатировавшихся главных схем разрешения этого вопроса, в смысле ли обращения Черного моря в открытое море, с воспрещением всем державам, кроме России, содержать в нем военный флот, или же в сохранении его в качестве «маре клаузум»[38], с передачею ключей в руки России. Он подробно говорил только, что вполне надеется на то, что при сложившихся теперь отношениях и том доверии, которым пользуется Россия, мы достигнем полного соглашения с обоими государствами, и — в таком случае, — нам не страшны никакие протесты со стороны кого бы то ни было.
В вопросе о подготовке особых мер с нашей стороны Сазонов говорил вскользь о необходимости готовиться к десантной операции, оговариваясь, что хорошо понимает, насколько такая операция сложна, и потому может быть успешно проведена только при долговременной подготовке ее в сравнительно спокойное время.
Большое реальное значение он придавал мерам территориального усиления положения России на Азиатском фронте Турции и говорил о желательности обсудить вопрос о возможности и желательности, в нужный момент, занять нашими войсками два важных стратегических пункта на нашем сухопутном фронте с Турцией — Трапезунд и Баязет, и выражал при этом мнение о том, что занятие этих пунктов может быть произведено в любой момент наличными нашими силами на Кавказе, без всякого особого их усиления, всегда вызывающего различные осложнения.
Перед самым заседанием я условился с Сазоновым, что он снимет с обсуждения вопрос о миссии Лимана фон Сандерса, указав, что этот вопрос близится к его благополучному разрешению, а я устраню всякие прения, если бы кто-нибудь захотел их возбудить, имея в виду, что всякие разговоры об этом могут повредить ходу переговоров с Германией.
Совещание состоялось и носило совершенно мирный характер. Морской министр указал на величайшую трудность осуществления десантной операции, на длительный характер ее подготовки и на рискованность предпринимать ее без уверенности в том, что она может быть вообще успешно закончена. Начальник Генерального штаба, а за ним и военный министр отнеслись отрицательно к мысли о возможности занятия указанных двух пунктов — Трапезунда и Баязета — наличными силами кавказских наших войск и наглядно развивали мысль о том, что нельзя смотреть на возможность занятия какой-либо части Турции иначе, как в составе общей нашей мобилизации и в масштабе большой военной операции. Сазонов поддерживал свою точку зрения очень слабо и всего больше настаивал на том, что нам необходимо войти в сношение с Францией и Англией, объяснить им нашу точку зрения и укрепиться заранее в возможности провести ее в согласии с нами, когда наступят ожидаемые всеми события в отношении неизбежного развала Турции.
По предварительному уговору с Сазоновым я встал на более резкую общую точку зрения, поставил перед совещанием вопрос о том, что всякое возбуждение турецкого вопроса с нашей стороны, и в особенности в настоящую тревожную минуту, будет истолковано как стремление России разрешить попутно вековую проблему о проливах и поведет только к самым тяжелым последствиям. Балканский вопрос удалось только что разрешить, не зажигая мирового пожара, но горючего материала осталось слишком много, и едва ли наш союзник [Франция], не говоря уже об Англии, решится чем бы то ни было связать себя именно в настоящую минуту.
Я развил подробно перед участниками совещания вынесенные мною из моей остановки в Берлине впечатления о том, как близки мы к вооруженному столкновению по какому угодно поводу и как не может подлежать никакому сомнению, что Германия не упустит никакого случая, чтобы привести в исполнение давно задуманные ею планы, для чего всякий повод одинаково хорош. Я выразил мое глубокое убеждение в том, что, каково бы то ни было желание нашей союзницы и даже Англии идти навстречу нашим желаниям, мы встретим с их стороны категорический совет воздержаться от всего, что могло бы прямо или косвенно дать враждебной нам политической группировке основание возложить на нас же ответственность за новое и притом самое опасное обострение мирового положения.
В результате развитых мною положений я поставил перед присутствующими коренной вопрос: желаем ли мы войны и можем ли мы взять на себя хотя бы тень ответственности за ее приближение. Ответ присутствующих был, разумеется, единогласно отрицательный, и мы быстро, без всяких оговорок пришли к единогласному же заключению о том, что возбуждать какой-либо вопрос, даже в форме простого обмена мнениями с нашими союзниками в настоящее время не следует, и нужно представить государю наше заключение о том, что поднятый вопрос должен быть отложен решением и, во всяком случае, подлежит рассмотрению не отдельно от общего политического состояния, а в тесной связи с общим ходом событий в Европе.
К большому моему удивлению, Военное министерство в лице самого Сухомлинова, всегда задорного, когда дело касалось обсуждения вопросов, предложенных мною, проявило на этот раз большую сдержанность, и мы разошлись в самом мирном настроении. Меня это тем более удивило, что в особенности для Сухомлинова не было секрета, что я доживаю последние дни в моей роли главы правительства. Григорович, менее других осведомленный вообще, под конец громко благодарил меня за ясную постановку вопроса и даже прибавил, что он воспользуется настоящим случаем, чтобы опровергнуть всякий вздор, циркулирующий по городу о какой-то перемене в
