– Когда принесу? – бормочу я после некоторого молчания. – А когда нужно? Завтра? Послезавтра? Или в следующую пятницу?
Я убеждена, что Фролов прикажет сделать это вообще сегодня, хотя бы завтра. Однако он важно кивает:
– Вот так давай и сделаем. В пятницу придешь с передачей – и принесешь камушки. Можно бы и в среду, когда для уголовных передачи принимают, но в среду начальнику не до тебя будет. А в пятницу я вас сведу. Только смотри, языком-то зря не болтай! А то они, эти нынешние, сама знаешь, какие дерганые! Друг дружку боятся, никому не верят. Сами себе не верят. Он от всего отбрешется, а ты и себя загубишь, и брата под монастырь подведешь, да и мне головы не сносить. Так что до пятницы сиди и молчи в тряпочку. Камушки приготовь и жди. Поняла?
Я киваю, радуясь, что Иван Фролов наконец умолк. Отвращение к нему начинает душить меня. Да, странного посредника выбрал себе «душка-матрос»! А впрочем, дивно было бы, если бы в сей роли подвизался человек порядочный и нормальный…
Иван Фролов спрыгивает с крыльца и исчезает за углом. Я какое-то время еще стою, собираясь с мыслями.
Кладу руку пониже груди. Вот уже около года – с тех самых пор, как арестовали Костю, – я ношу только блузы свободного покроя. Впрочем, я очень похудела. Оттого теперь вся моя одежда мне велика. И это очень хорошо, потому что складки ее прикрывают пояс, который охватывает мой стан. В поясе зашиты мамины бриллианты. То есть я могла бы отдать их Ивану Фролову хоть сейчас. Могла бы выкупить жизнь брата уже сегодня!
А теперь придется ждать до пятницы. Интересно бы знать, удастся ли мне заснуть хоть в одну из оставшихся ночей!
Наши дни, Мулян-он-Тоннеруа, Бургундия. Валентина МакароваМулян – деревушка в полсотни дворов и несколько улиц. Однако каждый двор – это не десять и даже не пятнадцать соток, а что-то около полгектара, а «деревенские избы» напоминают хорошо укрепленные феодальные замки. Все они сложены из серого камня, вид имеют одновременно романтичный и грозный, и только дом семейства Брюн украшен какими-то голубыми бесформенными разводами. Такое ощущение, что его сначала выкрасили голубой краской, а потом раскаялись – и принялись эту краску отскребать. На мои расспросы Николь трагически закатывает глаза, а потом нехотя рассказывает, что именно так оно и было. Ее предок принимал участие в Первой мировой войне и умудрился остаться в этой мясорубке живым. Поэтому встречать его готовилась вся деревня, и ко дню прибытия героя жители Муляна собрались – и дружненько выкрасили его родимый дом в голубой цвет – один из составных французского триколора.
– Ну и что? – нетерпеливо спрашиваю я замолчавшую Николь. – И как? Ему понравилось?
– Он немедленно начал соскребать краску, – говорит моя подруга, криво усмехаясь. – Чуть ли не собственными ногтями. Ты знаешь, наша семья вообще считается семьей долгожителей, ну никто раньше 90 еще не переселился в мир иной, обычный век – 97–98 лет, но тот мой прадедушка умер совсем молодым: всего лишь в 75 лет. Говорят, его свела в могилу тоска от того, что он так и не смог вернуть дому первозданный вид.
Внутри дом хоть не больно-то прибранный, но невероятно уютный. Старинная мебель, старинные покрывала ручной вязки, кресла какие-то невероятно допотопные – кажется, это и называется стиль ампир! – и море неведомых мне прежде, абсолютно чужих деталей чисто французского быта: каминные щипцы, мехи для раздувания огня, обливные глиняные вазы, чуть ли не в половину человеческого роста, в которых торчат букеты из сухих растений… Лера Лебедева пресерьезно уверяла меня, что в этом домище обитают привидения, которые однажды спасли ее и Николь. Будем надеяться, привидения эти окажутся благосклонны и ко мне. Я буду даже рада с ними встретиться! Увы, боюсь, что все окажется сказками. Как сказал Тургенев, страшно не то, что привидения есть, а страшно то, что их нету!
Весь день мы с Николь наводили порядок в доме – пылесосили, мыли, вытряхивали пыль из постели. Николь собралась переночевать здесь, а утром уехать в Париж. Мне придется поскучать в одиночестве. Да не собираюсь я скучать, займусь своей малость расплывшейся фигурой: буду бегать по окрестностям, интенсивно худеть. Николь набила холодильник фруктами-продуктами, надеется, что к концу недели приедет меня проведать и пополнит запасы. Магазина в деревне нет. Ежедневно приезжает булочник, а вообще у каждого дома стоит машина, отовариваются в Тоннеруа или в Нуаере, это городки в 18 и 6 километрах. Не больно-то трусцой набегаешься, хотя в Нуайер, в принципе, вполне можно будет сгонять.
Мы с Николь поужинали и пристроились перед телевизором. Как раз начались новости. Все выпуски сейчас начинаются с заставки «Каникюль». Это вовсе не праздничная летняя заставка («Ура! У нас каникулы!»), а наоборот – довольно печальное сообщение. Каникюль – собачья жара, вот что это такое. Потому что этим летом во Франции царит воистину собачья жара! Кое-где уже начались перебои с водой, особенно не позавидуешь туристам, которые заселились в кэмпинги в горах. Да, сезон накрылся. Пожары на южном берегу Средиземного моря… Правительство призывает беречь воду, ограничить полив огородов и садовых участков. Следующая информация о смерти того самого корсиканца, о котором рассказывали родители Николь. Оказывается, бедолага все же покончил с собой. Небось в тюрьме несладко! Вслед за этими печальными сообщениями начинается целый каскад сюжетов о том, как весело проводят лето простые французы. Фестивали театрального искусства, игры на волынке, открытие выставок «наивной» живописи… Финал выпуска – известие о том, что в ближайшие ночи каждый может увидеть Марс, который необычайно приблизился к Земле, а потом идет прогноз погоды. У ведущей извиняющееся выражение лица. Еще бы! На карте Франции сплошняком 30–35—40 градусов – разумеется, все со знаком плюс.
После новостей начинается детективный сериал «Крим», то есть «Преступление». Мы с Николь взяли из холодильника по порции мороженого и только собрались насладиться в полной мере, как в соседней комнате зазвонил мобильник.
Николь выбежала – и вернулась через несколько минут с озадаченным выражением:
– Слушай, тебе очень хочется смотреть фильм?
– А что? – спрашиваю я, не отрываясь на экрана.
– Звонит соседка, очень просит зайти к ней на аперитив. Мы с ней чуть ли год не виделись, она хорошая подруга моих родителей. Увидела свет в окнах и жаждет пообщаться. Сходим, а? Я ведь завтра уеду, больше некогда будет увидеться. Да и тебе это знакомство полезно, ты останешься под ее присмотром. Пошли?
Ну куда ж деваться! Быстренько красимся, меняем майки и шорты на легонькие платьица (в бургундской деревне принято ходить на аперитив если не при параде, то хотя бы принарядившись) и переходим через дорогу.
Дом Клоди (так зовут соседку) практически напротив нашего. По двору скачет черный пес неведомой мне породы, очень изящный, изысканный, можно сказать, но при этом невероятно ушастый и дружелюбный. Николь говорит, что его зовут Тедди.
Выходит Клоди, маленькая полненькая брюнетка с полуседыми стильно подстриженными волосами. На ней затейливые ожерелья, браслеты и длинное индийское платье. Выглядит она очень богемно. Оказывается, Клоди оканчивала школу искусствоведения при Лувре! Отсюда пристрастие к рискованно-изысканной бижутерии и платьям-балахонам. Вот тебе и бургундская крестьянка!
Знакомимся, непременно двукратно целуемся. Николь принимается рассказывать о родителях, о Шанталь, Мирославе, Лере, работе, обо мне (без особенных подробностей!)… В отличие от заброшенного дома и засохшего сада Брюнов, у Клоди все очень ухожено. Конечно, она ведь живет здесь постоянно. Газон сияет изумрудной зеленью, розы истомно благоухают (определенно здесь нарушают установки правительства насчет водосбережения!), вообще море цветов. Даже старинная повозка, стоящая посреди дворика вместо беседки, увешана кашпо, в которых пышно цветут герани. Потрясающе красиво все это. У Клоди поразительный вкус!
– У нас тоже есть повозка, – говорит Николь, заметив мой восхищенный взгляд. – Можно сказать, карета. Очень старинная, между прочим, раньше выглядела, видимо, весьма помпезно, а теперь это, конечно, остатки былой роскоши. Стоит в амбаре, я тебе ее завтра покажу. Мечта антикваров! Жаль, руки ни у кого не доходят заняться наконец этим домом, усадьбу в порядок привести. Родители предпочитают мотаться по миру, да и у нас с Мирославом полно хлопот.
Мы подсаживаемся в маленькому столику, на котором стоят тарелочки с оливками, орешками, крекерами и миской, доверху полной… черной икрой. Глазам не верю…
– Я тоже вернулась в наше родовое гнездо, уже вдоволь налетавшись по свету, – продолжает хозяйка. – А теперь даже думать не хочу, чтобы покинуть этот дом. Это все еще придет, вам еще захочется пожить в Муляне. Вы знаете, это место очень притягивает людей. Вот, пожалуйста, пример! Жильбер – приезжий, он женился на местной уроженке Жаклин, однако не увез ее к себе, а поселился здесь. Правда, трудно было бы ожидать, чтобы Жаклин согласилась уехать из Муляна на Корсику!
