я без особого интереса.
«Ну, встретишь еще, обрати внимание. Мой фантом-имидж жив, а я… только отчасти», — она грустно вздохнула и снова потупила взгляд.
Наверное, подруга увела у нее любимого, теперь Лиза хочет ей отомстить… — продолжала я выстраивать свою версию. Но в то же время, не сострадать ей было бы слишком бесчеловечно. И я решила ее подбодрить.
«Она тебе в подметки не годится, ты намного живее!» Я не врала, для меня она была живее многих. Мои слова, кажется, произвели свое действие, и она снова заговорила:
«Слышала про фантомные боли? Ноги уже нет, а она болит. Так что у моих зрителей вполне осязаемая реакция на мой фантом. Она пляшет и развлекает, воздействует на их чувственные рецепторы… Проститутка! — выругалась она на свою соперницу и помолчала, чтобы перевести дыхание. — А эти болваны во все верят. И доказать им, что я лежу на кладбище, невозможно: визуальные галлюцинации у подсевших на телеэфир вещь обыкновенная».
Видя мое замешательство, Лиза попыталась объяснить.
«Зритель и звезды — один организм. Как песочные часы…Согласна?»
Я одобрительно кивнула.
«Ну вот, — с энтузиазмом подхватила она, — после всех этих засветок, интервью в прессе и на телеэкране, рекламных акций, съемок на цифру или любую другую камеру в организме медийного лица начинает вырабатываться гормон псевдогламурин, сигнал к образованию которого посылается через зрачок Поэтому надо носить темные очки».
«Псевдо… как?» — перебила я Лизу.
Она повторила по слогам: «Псевдо-гламурин! Его избыток делает человека зомби. А зрителей, поклонников — навсегда зависимыми от конкретного образа, на который у них слюна выделяется, как у собаки, этого… Тьфу, как его… физиолог. Так вот — звезда без зрителя ничто и наоборот, зритель без звезды ничто».
Она умолкла, позволив мне переварить услышанное. Признаюсь, я все еще сопротивлялась тому, о чем говорила Лиза. В существование дублей мне почему-то было сложно поверить. Скорее в женскую ревность, в соперничество…
«Но Лиза, твой дубль, как ты ее называешь, она не совсем похожа на тебя… Может, просто двойник?»
Она прикусила губу, явно обидевшись. «Нет, эта не двойник., - произнесла она, преодолевая подступившие слезы. — От наличия двойников никто не умирает. А от создания медиаимиджа, который противен твоей натуре, твоей совести, который внешне твоя копия, но внутренне полная противоположность, — умирают! Я умерла из-за нее! Ты в это не веришь? Но ведь ты этому свидетель!» — ее лицо вспыхнуло от гнева.
Я закивала, испугавшись, что ей станет плохо. Она также яростно продолжила.
«Я страдала, болела, потом скоропостижно умерла. А она — веселит публику и все хохочут! И никто не догадывается о подмене… И даже сами звезды… Некоторые из них просто не понимают, что с ними происходит. Начинается все с раздвоения личности, а заканчивается полным отсыханием одной в пользу другой. Живой человек умирает, виртуальный — набирается сил!»
«Ты хочешь сказать, что все, кто не согласен со своим медиаимиджем, заменяются дублями, после чего уходят на пенсию или умирают?»
Лиза закивала: «Именно — уже мертвы или на подходе. Другие, как я сказала, превратились в зомби от избытка псевдогламурина».
«А разве невозможно быть звездой без имиджа?»
Лиза быстро подхватила мою мысль. «Конечно, можно и без имиджа, но тогда ты выпадаешь из видимой жизни, в невидимую. Тебя кидают все средства массовой информации и вытесняют из эфира. Фактически ты перестаешь существовать — или умираешь, или уходишь в подполье. У тебя нет сигареты?» — спросила она, занервничав.
«Нет, но можно поискать», — ответила я наобум, не зная, где искать и у кого — вокруг не было ни души.
«Да ладно, терпеть так терпеть!» — произнесла она очень по-свойски.
Лизины откровения становились для меня все более убедительными. Они совпадали с моими собственными наблюдениями: не все живые люди живы в полном смысле слова, так же, как и наоборот, — не все мертвые мертвы. И Лиза была тому лучшим доказательством. Но что-то во мне еще продолжало сопротивляться.
«Как можно не заметить смерть живого человека?» — воскликнула я в сердцах.
Лиза тут же парировала: «Как раз наоборот — смерть обыкновенного человека — трудно заметить! А смерть известного у всех на виду. Для того и создали эту дуру, чтобы от меня потихоньку избавиться!»
Она вдруг начала глубоко дышать, закашлялась и все никак не могла остановиться. Не зная, чем помочь, я достала из кармана носовой платок и протянула ей. Она взяла его, прикрыла им рот, продолжая судорожно дышать… Я испугалась, что она сейчас исчезнет. Но она замахала рукой, давая понять, что ей уже лучше.
Через минуту-другую, приступ прошел. И она продолжила: «Когда эта сволочь, мой дубль, дает интервью, я начинаю задыхаться. Вот и сейчас, наверное, она на какой-нибудь тусовке опять сморозила от моего имени глупость. Я же продолжаю ее чувствовать, несмотря ни на что… Между нами существует обратная связь — я все время дергаюсь из-за нее. У меня развилась астма за то время, что она торчит в эфире и моим голосом высказывает чуждые мне мысли. Она говорит, что любит маленьких собачек, а я ненавижу маленьких собачек — гадость! Я всегда любила только больших псов. Или говорит: «Я знаю закон счастья!» Да нет такого закона, врала бы да не завиралась! Все время рассуждает о любви: любовь такая, любовь сякая… Ужас!… Конечно, ее заставляет все это говорить какой-нибудь урод-продюсер — ему нужно, чтобы зритель выделял как можно больше положительных эмоций перед экраном. Рейтинги — как витамины для телевизионного начальства.
А зрители? Каждый раз, когда они с любопытством читают обо мне в желтой прессе, а потом обсуждают это в сети, — они меня убивают!
