той аварии и перед ним сидит обезумевший двойник, не понимающий очевидного. Спокойствие начинало покидать Громова.
– Хочешь поиграть в судью? – нахмурился он.
Строгий, хорошо знакомый Калининой тон на несколько секунд отрезвил её.
– Хочешь разобраться, кто прав, а кто нет? – продолжил он. – Ты уверена?
Алиса поджала губы, переводя взгляд с Громова на свои бледные пальцы.
– Мы пахали с тобой весь прошлый олимпийский цикл, доказывая, что мы лучшие в стране, в Европе, в мире. Мы стали бронзовыми призерами прошлой Олимпиады, – голос Евгения леденел с каждым словом. – Затем отпахали ещё три года, доказывая, что готовы поехать за золотом на грядущую Олимпиаду. Верно, Алиса?
Его собеседница не отвечала. Она смотрела в одну точку и боялась даже пошевелиться.
– Верно, – ответил за неё Громов. – Три недели назад, когда тебе ночью стрельнуло вернуться с дачи друзей, я умолял тебя, Калинина, чтобы ты дождалась утра. Было такое?
Алиса молчала. Громов всё больше распалялся, и с поднимавшейся бурей в его груди все сильнее раздавался низкий голос, усиливаясь от стен комнатушки.
– Было, – кивнул себе он. – Так кто из нас предал наши труды ради сиюминутного желания вернуться ночью?
Евгений замолчал и отошел от Алисы, приложив руку ко лбу. Неожиданно груз вины, который он сам же взвалил на свои плечи, спал. Громов даже сделал глубокий вздох, будто раньше дышал в пол силы.
– Эта… Таня, – Громов показал пальцем куда-то в сторону, – она тебе не ровня. Мне приходится поднимать её с низов, чтобы не похерить все, что мы с тобой заработали потом и кровью.
– С Волченковой ты в пару не встал, – голос Калининой прерывался от всхлипов и накатывавшей бессильной злобы, – а с этой… без вопросов!
Громов резко подался вперед, угрожающе ударив ладонями по подлокотникам кресла. Его лицо и лицо Алисы оказались друг от друга в считанных сантиметрах.
– Не смей сравнивать их! – Голос Евгения был низок и холоден. Такой тон пугал даже рыжеволосую фигуристку, чей норов порой не мог укротить ни один сколь-нибудь строгий тренер.
– Что… с твоим лицом? – вдруг спросила Алиса, щурясь заплаканными глазами.
– Неудачная подкрутка, – объяснил Громов и отпрянул от Алисы, нахмурив брови. – Поддержки Тане трудно даются из-за страхов. Неудачный опыт. Тебя это миновало.
Фигуристы усмехнулись. Калинина вдруг поняла, что партнер ни разу не подвел её, и сейчас он работает на их пару, пускай и с серой лошадкой. Решив, что для первого раза с них хватит, Громов направился к двери, намереваясь уйти.
– Женя? – позвала Алиса.
Громов остановился, но не обернулся.
– Пообещай мне кое-что.
Калинина едва заметно ухмыльнулась. Она знала, на что давит. Знала, что если Громов что-то пообещает, то обязательно выполнит.
– Что? – поинтересовался он, обернувшись.
– Что ты будешь кататься со мной в следующем сезоне.
Брови Громова поползли вверх. Он и сам не знал, останется ли в спорте на следующий сезон, а такая ультимативность ему и вовсе никогда не нравилась.
– Я не могу тебе это пообещать. Как минимум потому, что никто не знает, восстановишься ли ты.
– Ты просто не хочешь брать на себя ответственность за меня, – посмотрела на него с презрением Алиса.
– Чего-чего, а ответственности я никогда не боялся. И ты знаешь это, как никто другой.
Громов открыл дверь, ведущую в коридор и снова бросил короткий взгляд на Калинину.
– Поправляйся скорее и береги себя.
* * *
Евгений вставил ключ в замочную скважину и на секунду замер. Затем, помедлив, открыл дверь. Квартира спортсмена была холодной, пустой и совсем не обжитой. Не было ни картин, ни цветов, ни каких-то безделушек. Ничего, что говорило бы о наличии хозяев. Да и зачем это в доме, который является ночлежкой на пару дней между очередными перелетами?
Громов бросил взгляд на настенные часы и понял, что Таня уже в Санкт-Петербурге, и нужно написать ей. Ничего остроумного в голову не лезло, поэтому Громов решил обойтись простым: «Приветик:) Как погода в Северной столице?».
Он прошел на небольшую кухню, поставил чайник, устало сел за стол, а затем почувствовал, что… соскучился по новой партнерше. Она была светлой, по-девичьи легкой, но при этом довольно неглупой. Евгений прикрыл лицо ладонями, надеясь, что Татьяна ему симпатична как человек, особенно на фоне того, что Лена и Алиса в последнее время изменились в плане общения с ним в худшую сторону.
«Приветик? Ты, кажется, не пьешь. С чего такие… нежности?:) Погода в моих краях стоит вполне типичная – слякоть, серость…»
– ответила через несколько минут Алексеева.
Громов торопливо принялся набирать ответ, игнорируя свистящий на плите чайник.
«Это ещё совсем не нежности, плюша.;) Слякоть не заставит тебя приехать раньше?»
Губы Евгения растянулись в улыбке. Он и сам не заметил, как начал флиртовать с партнершей. И действительно хотелось, чтобы Таня приехала не завтра после обеда, а как можно раньше. Он пытался убедить себя, что хочет этого просто потому, что ему необходимы тренировки, которые помогли бы отвлечься от ситуации с Алисой.
«До нежностей такими темпами ты не доживешь. Ещё одно «плюша», и я умышленно перестану вовремя вытягивать руки на выходе из подкрутки. И нет, серость питерского неба я не променяю на серость твоего лица, товарищ Громов…»
– пришло в ответ.
Евгений, не выпуская телефона из рук, подошел к плите, убирая закипевший чайник.
«Ты смеешь мне угрожать, товарищ Плюша? Пожалуй, так и запишу тебя в контактах. Во сколько завтра встречать тебя?».
* * *
Таня поежилась, стоя на площади трех вокзалов в Москве. Вчера пришлось отказаться от помощи Громова, несмотря на то, что предложение было заманчивым и приятным. Но Таня не была готова жить в его квартире и совершенно не хотела, чтобы Громов узнал о том, где она собирается остановиться, пока не сможет найти нормальное жилье.
Она попыталась поправить шарф и плотнее закутать шею, но, как только отпустила ручку большого чемодана, тот сразу же упал на землю, а вместе с ним и спортивная сумка. Алексеева поспешила поднять
