«Когда ручьи обронят с горки вздохи…»
Когда ручьи обронят с горки вздохиИ побегут, как бирючи,Замечутся в любовной суматохеНа ветлах лосные грачи…
Кружком засядут воробьи на липу,Чирикая друг другу без ума,И на реке крякун зайдется в хлипе,И верша помрачит сома…
И мрачный коршун, незнакомый с пеньем,Заклёкает, усевшись на стожар,—Тогда ударит по людским коленямИ по хвостам звериным жар!
И крови человечьего отродья,Звериная и птичья кровь,И рыбья кровь сольются в половодье,Дабы отпраздновать любовь!
И мир как будто голову поднимет,Столь лучезарен и высок,И каждых уст с такой любовью приметСамоничтожный голосок!..
Облезут у зверей хребты и холки,И глаз расширенных в зрачкиПолезут им бесчисленные щелкиИ обомлелые торчки…
Один глухарь, как выродок, пред тайнойГлухарки скучной и рябой,Поет перед подругою случайной,Ее не видя пред собой!..
Поет не слыша, ничего не видя,И, не дослушав до конца,Слетит она и в страхе и в обиде.Учуяв запашок свинца…
Пред ним стократ прекрасней и чудеснейВозник преображенный лик,И он поет, пока за этой песнейЕго не свалит дробовик!..
Звук поцелуя в песне этой птицыИ губ ответных полубред.И с песней той, и с птицей лишь сравнитсяЛюбовью раненый поэт.
<1929>
«Я не люблю бесчинства и попойки…»
Я не люблю бесчинства и попойки,Но вот когда нависнет чадВ разбухшем сердце, — словно с новой стройки,Вдруг торопливо застучат…
…Совсем смешается и пропадет в дурманеСосед и папиросный дымИ образ юности моей предстанет —Рассвет со взором голубым!..
Когда-то грезилось под этим взглядом,Совсем мечталось об ином,—И лучше бы стакан наполнить ядомИль яд переболтать с вином…
Но до крови лишь закусивши губы,Сам для себя лихой палач,Я с руганью, забористой и грубой,Солью неразличимый плач.
<1929>
«Мы в горькой напасти…»
Мы в горькой напасти Друг друга калечим И мучим…Звериные пасти В лесу человечьем, Дремучем…
А мимо берлоги, Что сердцем на горе Назвали,Олень златорогий Проносится в зори И дали…
<1928>
«Пока из слов не пышет пламя…»
Пока из слов не пышет пламяИ кровь не рвется на дыбы,Я меж бездельем и деламиБрожу, как мученик судьбы!..
Не веселит тогда весельеИ дело валится из рук,И только слышен еле-елеМне сердца дремлющего стук!..
Потянутся лихие годыВ глухой и безголосой мгле,Как дым в осеннюю погоду,Прибитый дождиком к земле!..
И безглагольности суровой,В бессловной сердца тишинеТак радостно подумать мне,Что этот мир пошел от слова…
<1929>
«У каждого есть маленькая тайна…»
У каждого есть маленькая тайна —В походке, в голосе, в разрезе глаз…Не потому ли, встретившись случайно,Невольно мы волнуемся подчас.
Так жадно в первый миг до складки платьяМгновенный все охватывает взгляд.И, словно молния, рукопожатьеПронизывает с головы до пят…
Потом, обегавшись, как зверь со зверем,Мы изредка обходимся без лжи,И в страстный миг до полноты не верим,Какую правду сердцу ни скажи!..
Не потому ль, себя оберегая,Ты с каждым днем становишься немей,За вымысл принимая, дорогая,Невероятие души моей.
<1928>
«Ко мне мертвец приходит…»
Ко мне мертвец приходитВ глазах с немой тоской,Хотя и нет в природеОбычности такой…
Он — гость иного царстваИ ходит много лет…Нет от него лекарстваИ заговора нет…
Нет от него молитвы,Да я и сам отвыкМолиться, в память битвыПовеся в угол штык…
Мне штык был другом добрым…Защитник мой и страж,Не раз, прижатый к ребрам,Он отбивал палаш…
Но раз безвестный ворог,Припертый им врасплох,Скатился под огорок,Отдав последний вздох…
С тех пор ко мне он ходитВ глазах с немой тоскойИ по подушке водитХолодною рукой…
И вот теперь покаюсь,Что, затаивши крик,Спросонья я хватаюсьЗа мой бывалый штык…
И часто вместе с гостемМы слушаем вдвоем,Как, разбирая кости,Хрустит он лезвиём…
<1929>
«Черныш — чудная птица…»
Черныш — чудная птица,Он любит глушь и тишь,И как не покреститься,Когда слетит черныш?..
По крайности в рубахуМужик сует кресты,Когда черней монахаОн сядет на кусты…
С такой он бровью пылкой,И две его ногиПо самые развилкиОбуты в сапоги.
И стоит, если близко,Вглянуться в кулачок:Он в траурную ризкуЗавернут, как дьячок!..
И слышал я поверье,Что у него с хвостаТорчат такие перья,Быть может, неспроста…
Что этот хвост на лируПоходит всем на вид,С какой ходил по мируБлаженный царь — Давыд!..
И что в исходе ночиТеперь в лесную сырьЧерныш весной бормочетЗа мужика псалтырь…
Что раннюю достойнуОн правит у реки,И могут спать спокойноНа печках мужики.
<1929>
«Меня раздели донага…»
Меня раздели донагаИ достоверной былиНа лбу приделали рогаИ хвост гвоздем прибили…
Пух из подушки растряслиИ вываляли в дегте,И у меня вдруг отрослиИ в самом деле когти…
И вот я с парою клешнейТеперь в чертей не верю,Узнав, что человек страшнейИ злей любого зверя…
<1929>
«Бежит из глубины волна…»
Бежит из глубины волна,И круто выгнув спину,О берег плещется она,Мешая ил и тину…
Она и бьется, и ревет,И в грохоте и воеТо вдруг раскинет, то сорветРоскошье кружевное…
И каждый камушек в ладоньПодбросит и оближет,И, словно высекши огонь,Сияньем сквозь пронижет!..
Так часто тусклые словаНежданный свет источат,Когда стоустая молваНад ними заклокочет!..
Но не найти потом строкиС безжизненною речью,Как от замолкнувшей рекиЗаросшего поречья!..
Нет прихотливее волныИ нет молвы капризней:Недаром глуби их полныИ кораблей, и жизней!..
И только плоть сердечных думНе остывает кровью,Хоть мимо них несется шумИ славы, и злословья!..
<1929>
«Крикливы и прожорливы вороны…»
Крикливы и прожорливы вороны,И по-лесному вежливы дрозды,И шагу без глубокого поклонаНе сделают грачи у борозды…
Нет ничего красивее оборокИ подвенечных платьев голубей;Сова сонлива, ястреб быстр и зорок,Пуглив, как мелкий жулик, воробей…
Имеет признак каждое творенье:Заливист соловей и робок чиж…Откуда же такое удивленье,С каким ты на меня всегда глядишь?..
<1929>
«Плывет луна, и воют волки…»
