«Крикливы и прожорливы вороны…»
Крикливы и прожорливы вороны,И по-лесному вежливы дрозды,И шагу без глубокого поклонаНе сделают грачи у борозды…
Нет ничего красивее оборокИ подвенечных платьев голубей;Сова сонлива, ястреб быстр и зорок,Пуглив, как мелкий жулик, воробей…
Имеет признак каждое творенье:Заливист соловей и робок чиж…Откуда же такое удивленье,С каким ты на меня всегда глядишь?..
<1929>
«Плывет луна, и воют волки…»
Плывет луна, и воют волки,В безумии ощерив рот,И ель со снежною кошелкойСтоит, поникнув, у ворот!..
Закрыл метельный саван вспольеИ дальний лес, и пустоша…И где с такой тоской и больюУкроется теперь душа?..
Все слилось в этом древнем миреИ стало все теперь сродни:И звезд мерцание в эфире,И волчьи на снегу огни!..
<1929>
«Когда вглядишься в эти зданья…»
Когда вглядишься в эти зданьяИ вслушаешься в гул борьбы,Поймешь бессмыслицу страданьяИ предвозвестия судьбы…
Здесь каждый знает себе ценуИ слит с бушующей толпой,И головой колотит в стенуЛишь разве глупый да слепой…
Здесь люди, как по уговору,Давно враги или друзья,Здесь даже жулику и воруЕсть к человечеству лазья!
А я… кабы не грохот гулкийБезлунной полночью и днем,Я в незнакомом переулкеСказал бы речь пред фонарем…
Я высыпал бы сотню жалоб,Быть может, зря… быть может, зря.Но так, что крыша задрожала б,Потек бы глаз у фонаря!..
Я плел бы долго и несвязно,Но главное — сказать бы мог,Что в этой мути несуразнойНесправедливо одинок!..
Что даже и в родной деревнеЯ чувствую, как слаб и сирПред непостижностию древней,В которой пребывает мир.
<1929>
«Рыбак, не езди в бурю…»
Рыбак, не езди в бурю,Когда со дна на берегБегут в лохматой шкуреЧудовища и звери…
Пусть сеть другой закинет,От месяца улыбкуПриняв в седой пучинеЗа золотую рыбку…
Челнок его потонет,Не выйдет он на сушу…Себя он похоронит,Погубит свою душу!..
К утру уймется качкаИ стихнет ветер крепкий,И вдовая рыбачкаСберет на память щепки…
А ты восславишь солнцаЛикующую славуИ парус с плоскодонцаПрибережешь на саван!..
Рыбак, не езди в бурю,Когда со дна на берегБегут в лохматой шкуреЧудовища и звери…
<1929>
«Всегда найдется место…»
Всегда найдется местоДля всех нас на погосте,И до венца невестуНехорошо звать в гости…
У червяка и слизняИ то все по укладу,И погонять ни жизни,Ни смерти нам не надо!
Всему пора и сроки,И каждому страданьюУ матери жестокой —У жизни оправданье!
И радость и кручина,Что горько и что сладко,Пусть все идет по чину,Проходит по порядку!..
И потому страшнееНет ничего уловки,Когда себе на шеюКладут петлю веревки…
Страшны пред ликом смертиВ отчаяньи и скукеС запискою в конвертеОпущенные руки!..
Пусть к близким и далекимНаписанные кровьюКоротенькие строкиИсполнены любовью —
Все ж в роковой запискеМеж кротких слов прощеньяДля дальних и для близкихТаится злое мщенье.
Для всех одна наградаИ лучше знают кости,Когда самим им надоУлечься на погосте!
<1929>
«Пригрезился, быть может, водяной…»
Пригрезился, быть может, водяной,Приснился взгляд — под осень омут синий!Но, словно я по матери родной,Теперь горюю над лесной пустыней…
И что с того, что зайца из кустаПростой ошибкой принял я за беса,Зато, как явь, певучие устаПрослышал я в немолчном шуме леса!
Мне люди говорят, что ширь и дальЗа лесом сердцу и глазам открылась,А мне до слез лесной опушки жаль,Куда ходил я, как дьячок на клирос!
Жаль беличью под елью шелухуИ заячьи по мелколесью смашки…Как на мальчишнике засевшую ольху,Одетую в широкие рубашки!
Жаль стежки лис, наброшенные в снег,Как поднизи, забытые франтихой,И жаль пеньки и груды тонких слег,Накрытых синевою тихой…
Вздохнуть на них присядет зимний деньИ смотрит вниз, не подымая взгляда…И тень от облака да я, как тень,Бредем вдвоем по дровяному складу…
А мужикам, не глядя на морозПриехавшим за бревнами на ригу,Я покажусь с копной моих волосИздалека похожим на расстригу!
<1929>
«День и ночь златой печатью…»
День и ночь златой печатьюНавсегда закреплены,Знаком роста и зачатья,Кругом солнца и луны!..
День смешал цветок с мозолью,Тень морщин с улыбкой губИ, смешавши радость с болью,Он и радостен и груб!..
Одинаково на солнцеЗреют нивы у рекиИ на пальцах заусёнцыОт лопаты и кирки!..
Расточивши к каждой хатеЖар и трепет трудовой,Грузно солнце на закатеПоникает головой!..
Счастлив я, в труде, в терпеньиПровожая каждый день,Возвестить неслышным пеньемПрародительницы тень!..
К свежесмётанному стогуПрислонившися спиной,Задремать с улыбкой строгойПод высокою луной…
Под ее склоненной тенью,В свете чуть открытых глаз,Встретить праздник сокровеньяИ зачатья тихий час!..
Чтоб наутро встать и сноваВыйти в лоно целины,Помешав зерно и слово —Славу солнца и луны!
<1929>
«Должно быть, я калека…»
Должно быть, я калека,Наверно, я урод:Меня за человекаНе признаёт народ!
Хотя на месте нос мойИ уши, как у всех…Вот только разве космыЗлой вызывают смех!
Но это ж не причинаИ это не беда,Что на лице — личина:Усы и борода!.:…Что провели морщиныТяжелые года!
…И полон я любовьюК рассветному лучу,Когда висит над новьюПолоска кумачу……Но я ведь по-коровьиНа праздник не мычу?!
Я с даром ясной речиИ чту я наш язык,А не блеюн овечийИ не коровий мык!
Скажу я без досады,Что, доживя свой векСредь человечья стада,Умру, как человек!
<1929>
«За ясную улыбку…»
За ясную улыбку,За звонкий смех врассыпкуНазначил бы я плату,Я б основал палату,Где чистою монетойПлатили бы за это……Но мы не так богаты:Такой палаты нету!
<1929>
«Пока не прояснится…»
Пока не прояснитсяИ мысль моя, и речь,Суровой власяницыЯ не снимаю с плеч!
Увы! — за миг отрады,Благословенный миг,Пройти мне много надоПод тяжестью вериг!
Но поборов усильяИ сбросив тяжкий спуд,Я вижу вдруг, как крыльяРастут, растут, растут!
И чую я, покорнымИ сладким сном заснув,Как бьет по крупным зернамПростертый жадно клюв!
<1929>
«Под кровлей шаткою моею…»
