«Королевский дворец, блин, позорники.»
Она быстро куда-то шла, просто для того, чтобы не стоять, и чтобы встречный поток воздуха и встречные случайно услышанные фразы стерли из памяти ее недавнего партнера.
«Ну и где все?»
По мере удаления от танцевального зала становилось темнее, вот светильники уже начали гореть через один, коридор погрузился в полумрак.
«Нет, это просто у меня в глазах темнеет. Господи, я сейчас упаду.»
Начали неметь руки, отвратительно знакомым предощущением уплывающего пола и писка в ушах. Навстречу попадались какие-то люди, которых она не знала, полный дворец людей, и никто ей не подходит. Окна… Она осмотрелась — это была не та сторона, где внутренний сад, а противоположная сторона дворца, получается, внешняя.
«Здесь же тоже должен быть выход?»
6.38.24 Знакомство с Санджакм аль-Пателем
— Госпожа Вероника? — перед ней возник кто-то в белом, окатил запахом сандалового дерева, еле ощутимым, и поэтому прекрасным.
«Близко. Неприлично, надо отходить.»
Она в него то ли врезалась, то ли упала. Потому и запах почувствовала, что почти уткнулась носом ему в шею, ужасно неприлично.
— Сюда, госпожа Вероника, — он открыл окно, обрушивая в дворцовую духоту морозную дождливую ночь, оглушительно запахло кленами, желтыми, мокрыми, Вера медленно вдохнула полную грудь, схватилась за подоконник, и наконец-то ощутила свои ноги твердо стоящими на полу. Открыла глаза, увидела в руке бокал шампанского, сделала крохотный глоток и поморщилась, шепча:
— Какая гадость. — Поставила бокал на подоконник и наконец подняла неловкий благодарный взгляд на своего спасителя.
Здесь действительно было темно, ей не казалось. Верхний свет не горел, маленькие полудекоративные бра на стенах светили вполнакала, делая спасителя еще смуглее.
«Ридиец. Тот ридиец, который мешал мне рассматривать цыньянцев.»
— Мы знакомы? — с улыбкой спросила она, он смущенно улыбнулся и качнул головой, почти шепотом отвечая:
— Вас все знают, госпожа Вероника. А я — Санджай аль-Патель, моя сестра хотела нас представить, но что-то у нее не получилось.
«Дженис говорила, что он меня увидел, и… Что-то по этому поводу она точно говорила. Что-то такое, что не надо было говорить.»
Вера поняла, что смотрит ему в глаза слишком долго, опустила голову, он тихо рассмеялся, она поняла, что это глупо, но стыдно не было. Знакомиться с человеком, о котором знаешь, что уже ему нравишься, оказалось щекочуще приятно, и почему-то очень ответственно, как будто она ему уже что-то обещала, и теперь должна исполнить. Она смотрела на его смуглые руки и белые рукава с золотым шитьем, такой же вышитый широкий пояс, мягкие складки ткани, они выглядели холодными и гладкими, вызывали желание ощущений.
«Опять слишком долго. Отвернись, Вера.»
Она стала смотреть в окно, все равно все внимание обратив на мужчину, ощущая его запах, его тепло.
«Са-ан… Джай…»
Что-то в нем было удивительно солнечное. От его имени в голове поселился хрустальный звон идеально отполированных тончайших цилиндров "музыки ветра", она когда-то делала такую на заказ, какой-то богач захотел себе все детали из серебра. Вера с коллегами доделала игрушку, и рассматривала, ища незамеченные изъяны, а игрушка звенела, звенела… Вокруг смеялись хорошие люди, простые хорошие люди, умеющие работать и любящие свою работу, пили чай, обсуждали фильм.
«Как же было хорошо. А теперь они там, а я здесь.»
Она открыла глаза, посмотрела за окно — там раскинулся парк с широкой подъездной аллеей, забитой каретами, кто-то приезжал и уезжал непрерывно, широкие кованые ворота были распахнуты, за ними качали фонарями кареты, проезжающие мимо, дальше светились окна. Было непривычно видеть так много домов в три этажа, крыши с дымящими трубами, открытое небо, в котором косматые тучи прятали звезды, но они все равно выглядывали в прорехи, маленькие и дерзкие.
— Что значит ваше имя? — тихо спросила Вера, продолжая смотреть на парк и город. Мужчина придвинулся немного ближе, она слышала, что он улыбается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— "Солнечный…", хм… в карнском нет такого слова. "Немного солнечного света".
— Луч?
— Нет, это другое слово.
— Блик?
— Ближе, но все равно другое, — он улыбнулся шире, она посмотрела на него:
— Фотон?
Его темные глаза чуть расширились, опять погружая ее в то состояние, которое она наблюдала со стороны, когда стояла на балконе с министром Шеном — ридийцы очаровывали, не чем-то конкретным, а сами по себе. Звук его голоса, запах сандала и апельсина, улыбка, блеск глаз — этот мужчина был пиршеством для глаз, для слуха, для чего угодно, его хотелось схватить и тщательно распробовать, и не отпускать, пока все не станет понятно до конца.
— Что такое "фотон"? Это слово из вашего мира?
— Это частица света. Как вода состоит из капель, так поток света состоит из фотонов. Энергия света, которая может превратиться в энергию тепла, или в витамины, или в память. Это долго объяснять, — она смущенно улыбнулась и опустила голову, опять стала смотреть на парк. Санджай пораженно качнул головой, улыбнулся и шепнул:
— Какая поэтичная физика. Вам лучше? — он положил ладонь ей на плечо, как тогда муж Дженис на плечо министру Шену — "больная тема, друг мой?" Вера кивнула:
— Лучше, спасибо. Я бы не додумалась открыть окно, искала дверь.
— Окна нужны для того, чтобы их открывать, — он мягко сжал ее плечо и отпустил, потянулся к раме, иронично вздохнул: — И закрывать, это Оденс, здесь такие правила.
Она рассмеялась, взяла с подоконника свой бокал, он как раз охладился. Попробовала и поставила обратно, вздыхая под нос:
— Все равно гадость.
Санджай взял ее бокал, поднес к носу и шутливо усмехнулся:
— М-да, говорил я брату, не винный это сорт. Ну что ж, эксперименты иногда проваливаются. — Поставил бокал, достал блокнот, написал два слова и спрятал, смущенно улыбнулся Вере: — Пойдемте поищем что-нибудь более удачное.
«Аль-Патель. Вино. Черт…»
Он что-то понял по ее лицу, погладил по руке и тихо рассмеялся:
— В бизнесе честность важнее учтивости, особенно когда никто не слышит. Пойдемте, только не очень быстро — хочу успеть вам рассказать, как вы будете замаливать свой грех перед моим вином, я уже все придумал. Для этого нам понадобится карандаш, бальная книжка, и две очаровательные ручки.
Вера не могла перестать улыбаться. Он вел ее по коридорам, мягко придерживая под локоть, но ей казалось, он был везде — поправлял ее волосы, снимал пылинку с плеча, парил вокруг, погружая в колдовскую атмосферу себя, такого солнечного и теплого, одновременно невинного и чувственного, его было все время мало.
В какой-то момент рядом мелькнул Артур, послал Вере вопросительный взгляд, она мысленно огрела его бетонной плитой: "Не подходи!", он понимающе усмехнулся и куда-то свернул.
Санджай усадил Веру на диванчик, принес ей воды и фруктов, протянул длинную розовую виноградину:
— Попробуйте.
Она на секунду замешкалась, он тут же смутился и убрал руку, виновато улыбнулся:
— Я забыл, в Карне так нельзя делать. Здесь не принято друг к другу прикасаться, и прикасаться к еде руками. — Он сунул виноградину себе в рот, протянул Вере тарелку и шутливо добавил: — Старики рассказывали, что поначалу очень удивлялись, почему карнцы не прикасаются друг к другу, и вообще ни к чему ценному. Но потом Ридия стала экспортировать сюда мыло, и карнцы узнали, что руки могут быть чистыми и безопасными, но традиция осталась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вера рассмеялась, изобразила не очень правдоподобную укоризну:
— Злая шутка.
— Ах, если бы это была шутка, — вздохнул Санджай, отламывая себе маленькую веточку винограда от грозди, полюбовался и посмотрел на Веру, — это исторический факт, как это ни печально. Бани в Карн привезли северцы, а мыло — ридийцы. Цыньянцы тоже внесли свой скромный вклад, но там мытье — роскошь, доступная только аристократам. Я был в одном дворце-музее, в Ун-Чхоне, это старая столица Цыньянской Империи, император когда-то ее бросил из-за предсказания, что город вымрет. Императорский двор уехал, чиновники с семьями уехали следом, слуги остались без работы, торговцы — без клиентов, все шустро разъехались по ближайшим городам и селам, и столица, естественно, вымерла. И получился такой совершенно не разрушенный, но пустой город. Спустя время, туда пришла пустыня, спустя еще немного времени, по этой пустыне проложили Большой Восточный Тракт, и колодцы на краю города очистили и стали пользоваться. Потом кто-то нашел кусочки старинной мозаики, стали искать целенаправленно, и вспомнили, что там была целая столица. Пророчество посчитали сбывшимся, испросили разрешения жрецов, и полностью отреставрировали город. Он, правда, получился ниже уровня земли, выше только шпили дворца торчат, но там удивительный кусок истории, больше четырехсот лет, как не было. И все очень хорошо сохранилось, пустыня снисходительна к кирпичу и камню, так что даже дома прислуги выстояли. А дворец вообще как новый, я был внутри, очень рекомендую. И я был в купальне, императорской. Есть древние тексты, написанные карнскими и цыньскими путешественниками, которых принимали во дворце императора, они описывают купальню как что-то невероятное — огромный бассейн с чистейшей водой, в котором можно плавать.
