Санитары заламывают какого-то буйного. Ломают профессионально, практически как ОМОН. И даже несмотря на это, буйному хватает дури раскидывать их. Зрелище впечатляющее — глаза навыкат, жилы на шее, как у быка, лицо малиновое от напряжения. Рычит что-то невнятное. Локтём попадает одному санитару по лицу, но второй наваливается на него сверху, роняя на пол.
— Палыч, въеби ему сульфазин! — рявкает санитар, который получил по лицу.
— Не могу… Настасья Андреевна на смене. Ты ж знаешь…
Сульфазин — это терапия наказательная. Раствор серы в масле. Боль, слабость и лихорадка. После инъекции уже не побуянишь. Болевой шок быстро остужает. Во времена НКВД и у нас такую гадость пользовали. Я думал в больницах эту адскую смесь давно не используют. А оказывается могут, когда Настасьи Андреевны нет?
Врач, который привез мне мою капельницу, зубами срывает колпачок с иглы и всаживает её в плечо на мгновение обездвиженному буйному. За секунду вводит лекарство. Еще секунд десять и буйный обездвиженно обмякает на полу.
Санитары закидывают буйного на каталку. Один увозит его в сопровождении врача.
— Тамара Львовна, ампулу уберите, — заглядывает по дороге врач в сестринскую.
— Бегу-у-у… — раздаётся оттуда.
Оставшийся санитар стирает кровь с разбитой губы.
— Сука… — шмыгает носом.
— Эй… — тихо окрикиваю я его. — Дружище.
Разворачивается в мою сторону.
— Чего? — недоброжелательно.
— Замути мне пачку сигарет. Я тебе завтра большое спасибо на твой банковский счет скажу.
Завтра привезут бук, у меня там личный кабинет банка. Прокручиваю в голове свои пароли. Все помню. Но как только пытаюсь вспомнить что-то из «слепой зоны» начинаю терять связь с реальностью. Одна муть…
— Сильно большое? — с сомнением смотрит на меня санитар.
— С чаевыми.
Осматривает с ног до головы.
— Ладно. Будут тебе сейчас сигареты. Но! Никому… — кивает в спину врачу.
— Само собой. И бритву!
— Бритву — нет. Неположено.
Санитар уходит, я жду его у стойки. На ней разбитая ампула, а за стойкой стеклянный шкафчик с лекарствами. Ключ в замке. И мне как пацану хочется нашкодить и стащить оттуда что-нибудь. Но я же не гопник…
Поднимаю со стойки разбитую ампулу, читаю: Галоперидол. Препараты у нас «в аптечке» можно достать и посерьёзнее.
— Сергей Алексеевич, я заберу… — вытягивает у меня из рук ампулу Тамара Львовна, вкладывая вместо нее небольшое яблоко. — Это все подотчетное.
— Благодарю! — откусываю от яблока. Челюсти сводит от неожиданного кисло-сладкого всплеска.
— Вы что-то хотели?
— Да нет… Вышел на крик.
— А… Этот… с маниакальным психозом. Он у нас по судебному распоряжению. На освидетельствовании. Буянит, как с препаратов снимают. Не беспокойтесь. Теперь надолго его успокоят… — вздыхает.
— Ясно…
— А Вы почему на ногах? — возвращается врач. — Вам же капельницу должны были поставить. Вам вообще нельзя вставать! Немедленно ложитесь!
Заходит следом за мной в палату. Подкатывает капельницу.
Пусть ставит. Физраствор мне точно не повредит.
Ложусь, задирая рукав. Врач меняет иглу. Дезинфицирует мне локтевой сгиб, надевает перчатки. Перетягивает мою руку…
— Меня опять выключит от этого?
Морщусь от ощущения протыкающей кожу иглы.
— Нет, доза поменьше. До завтра до обеда поспите. К вечеру придёте в себя. А завтра еще снизим дозу.
— Мм… Ясно.
Опять я без завтрака и обеда останусь. Плохо…
Закрываю глаза. Мне кажется, за время отключки я уже достаточно выспался. Но не в окно же всю ночь теперь смотреть? Надо попробовать всё-таки уснуть.
Жаль, что Настя не пришла…
Минут через десять слышу скрип двери, открываю глаза. Санитар. Молча заходит, показывает мне пачку Кэмела с зажигалкой и убирает в тумбочку.
Меня дергает, что может заметить там баллон с лекарством. Но он просто закрывает тумбочку и идёт на выход.
— Дверь не закрывай, — прошу его вслед.
Надо бы избавиться от «улик».
Снова закрываю глаза, хотя плющит от желания покурить. Пара затяжек Настиных лёгких сигарет больше раздразнили, чем покрыли дефицит никотина.
Стук её каблучков за дверью периодически организует мне тахикардию. Я настроен на этот звук, как на камертон. И несколько раз он очень близко. Мне кажется, что сейчас зайдёт, но она снова проходит мимо.
— Евгений Павлович, ключи от кабинета Главного у Вас? — слышу её голос. — Мне распечатать кое-что нужно…
Стук каблучков снова отдаляется.
В баллоне с физраствором уже половина…
Через некоторое время слышу снова знакомый стук. Сердце опять срывается! Поджимая губы прячу улыбку. В этот раз стук на мгновение замирает у моей палаты, тихий скрип двери…
Меня окатывает волной предвкушения и эйфории. Но бля… Я же как бы под препаратами! И решаю пока что посимулировать.
— Черт! — тихо вскрикивает Настя. — Я же сказала!!.. Не ставить!
Немного приоткрываю глаза, наблюдая за ней сквозь ресницы.
Крутит колёсико дозировки. Закрывает лицо ладонями, что-то тихо причитая. Неожиданно проводит рукой по моей лбу и волосам. Тихо ругаясь, вылетает из кабинета. Поднимаю глаза на капельницу. Подача лекарства перекрыта.
— Тамара Львовна! Инфузивный раствор для капельницы приготовьте. С сорбилактом.
— А кому?
— Себе поставлю. Отравилась я, кажется. Тошнота и слабость.
— До сих пор плохо?
— Да…
— Так давай поставлю тебе капельницу? Что ты мучаешься?
— Да я сама. Приготовьте и езжайте домой, у вас рейс последний, опоздаете.
— Ой точно… Задержалась я что-то. Сама себе не коли. Евгения попроси.
— Хорошо…
Их голоса отдаляются.
«Инфузивный?… Отравилась, значит?» — соображаю я. Что-то кажется мне, что не для себя ты этот раствор готовишь, Настасья Андреевна.
Снова слышу её каблучки. Заходит, прикрывая плотно за собой дверь. В руках еще один баллон с физраствором. Быстро смыкаю веки.
Та-а-ак… Что дальше?
Подглядываю за ее действиями. Переставляет его. А тот, что поставил я, убирает в сторону.
Интересное кино!..
Настя подставляет стул ближе. Садится рядом. Чувствую, как берет мою руку в ладони.
По груди разливается волна тёплого, пьянящего кайфа. И я стараюсь дышать медленно и глубоко. Но все равно получается слишком шумно и неровно. От запаха её парфюма во мне бьётся очередное пустое, но мощное дежавю. Ни одного образа! Но… Но, я помню это!
Что происходит?…
Я плаваю в каком-то информационном вакууме периодически врезаясь то в яркие дежавю, то в чувства, совершенно непонятного происхождения. И сейчас меня сминает от чувств!
Её пальчики скользят по моей ладони, а потом я ощущаю, как она вжимается в нее губами, оставляет поцелуй. Моя грудная клетка застывает, забывая втягивать воздух.
Ложится щекой на мою ладонь и замирает. Вау… Это так… головокружительно близко! Разве возможно такое чувство близости между незнакомыми людьми. Я не верю… Не двигаясь лежу, прислушиваясь к себе.
Пытаюсь вынырнуть из накрывающей меня чувственности и врубиться — а какого, собственно?… Не каждого же пациента ты так нянчишь, Настенька, когда он в отключке? Уверен, что это эксклюзив!
Это я тебе так внезапно симпатичен или ты врёшь мне, что не знакомы?
Через какое-то время отмирает. Еще один поцелуй в запястье.
Ну, не целуют так женщины посторонних мужиков. Не бывает такого!
Её ладонь ласково гладит меня по предплечью, скользит выше на шею.
Ну вот… а сейчас будет неловкий момент. Потому что, если с дыханием я, с горем пополам, еще как-то пытаюсь справляться, то со стучащим как отбойный молоток пульсом — нет!
И, как чувствовал, ее пальцы отыскивают колотящуюся вену на моей шее. Застывают…
О, блять…
— Не поняла… — бормочет Настя, вжимаясь пальцами точнее. — Как это может быть?!..
Подскакивает на ноги.
Чуть приоткрываю веки, наблюдая за тем, как она трясущимися руками надевает фонендоскоп и, дергая рубаху, прикладывает его головку к моей груди вместе с ладонью. И меня разгоняет еще сильнее от этого её прикосновения.
