приоткрылась, и Альтман услышал голос Глебова, который с некоторым заискиванием, с благодарностями и расшаркиваниями прощался с задержавшимся пациентом.
– Спасибо вам преогромное, Корней Иванович! Вы всегда почетный наш посетитель! – растекался Глебов, медленно сопровождая визитера из кабинета. – Жду вас на следующей неделе…
В коридор вышел коренастый мужчина с залысинами и в золотых очках с очень толстыми стеклами, вросших в переносицу и делающих глаза владельца выпученными, как у некоторых пород золотых рыбок.
Альтман знал этого человека. Он был знаком с ним целых шесть часов десять лет назад, но в тот летний жаркий день их общение привело к смене партнера Альтмана и денежной компенсации, если сказать сухо и официально.
– Проходите, Иосиф Михайлович! – позвал Глебов. – И простите за долгое ожидание.
– Важный клиент? – поинтересовался бизнесмен, закрывая за собой дверь.
– Вы знаете, кто это? – На лице доктора было такое выражение, будто он с ангелом пообщался, и, не дожидаясь ответа, он пояснил: – На нем держится все наше детское отделение! Он оснастил его от А до Я самым современным оборудованием, и вообще прекраснейший человек, вращающийся в очень высоких кругах. Так вы знаете, кто это?
– Да, – ответил Альтман. – Это Корней Иванович. Руководитель одной из самых жестоких ОПГ в стране.
– Не может быть! – опешил Глебов, но сразу улыбнулся: – Вы что-то путаете. Это кандидат технических наук, изобретатель и бизнесмен. А самое главное – благотворитель! Скольких детей он спас от неминуемой смерти, и вообще – если бы не он…
– Знаете, какое у него прозвище? – спросил Альтман и сам ответил: – Бармалей!
Глебов рассмеялся:
– Он бегает по Африке и кушает детей, гадкий, нехороший, жадный Бармалей! Какая-то нестрашная кличка в нашем взрослом мире. И почему Бармалей?
– И у бандитов чувство юмора есть. Не догадываетесь почему? – Врач пожал плечами. – Корней Иванович, – напомнил Альтман. – Нет?.. Имя и отчество Чуковского, автора стихов!
– Ааааа! – доехал Глебов…
Двенадцать лет назад Альтман приобрел на пару с новым партнером Аликом, с которым до этого восемь лет играл в теннис, и казалось, хорошо знал его по-человечески, несколько помещений, и они наладили в них сеть недорогих продовольственных супермаркетов. В проект были вложены все альтмановские деньги, и надо сказать – все получалось. Магазины работали 24 часа и приносили привычную выручку наличными деньгами, которые вкладывались в новые магазины, и на жизнь в достатке хватало с избытком. Основным условием партнерства было то, что бизнесом управляет лишь один партнер, он имеет решающее слово, но если в течение шести месяцев выручка магазинов будет меньше оговоренной в контракте, то управление, по заявлению второго партнера, переходит к нему, а если и он недобирает, то вновь происходит перестановка. Всем такое решение казалось эффективным.
Конечно такой момент наступил, партнер по теннису и бизнесу Алик недобирал в течение года определенной прибыли, причем существенно, и Альтман заявил о замещении всей управляющей компании своей собственной. Но… Партнер, с которым Альтман обедал каждый день, Алик, с которым они «чистились» в Марбелье, с семьей которого отдыхала его семья, вдруг наотрез отказался передавать управление сетью и при этом жестко заявил:
– Не согласен. Давай разбираться.
Слово «разбираться» в то время было понятийным, этот термин не предполагал юридических и судебных решений, а подразумевал силовое противостояние. Альтман был обескуражен неожиданной трансформацией Алика в гондона, но за первую половину девяностых научился держать удар:
– Предлагай.
– Поскольку у нас одна служба безопасности, то предлагаю ее распустить и разбираться с помощью своих старых связей.
– Когда?
– Чего откладывать, Йос, давай в воскресенье, в час дня в твоем ресторане. Успеешь подготовиться?
– Успею…
– Против места нет возражений?
– Сойдет.
– Чья сторона возьмет, тот и получает все, весь бизнес. Согласен?
На такие вопросы не отвечают, а потому Альтман, не подав товарищу руки, покинул офис и стал готовиться к войне.
Основной бизнес-чертой Иосифа Михайловича было никогда никому – даже жене Вере, с которой они к тому времени были вместе двенадцать лет и родили близнецов, мальчика и девочку, – не открывать подробностей происходящего в профессиональной сфере, чтобы не волновать и не давать информацию, которая может нанести семье вред. Когда Вера настаивала на полной открытости, в первые годы их совместной жизни, Альтман уверял жену, что его душа открыта ей всегда, она нараспашку, но бизнес, взаимоотношения с партнерами и властью не будут сферами для общения с ней никогда. Она настаивала, даже истерила, но он всегда резко осаживал супругу, когда та лезла в его епархию.
Ни партнер Алик, ни жена Вера не знали, что еврей Альтман на заре туманной юности чуть было не окончил школу милиции, но, преданный товарищем по общаге Костей Гавриловым, настучавшим руководству о хранении Альтманом сионистской литературы, был отчислен за два месяца до лейтенантских погон. Спасибо, что не заехал на тюремный дворик по антисоветской статье, так как школе милиции такой скандал был ни к чему, министр мог полностью сменить руководство, и происшествие спустили на тормозах.
Зато Альтман Иосиф Михайлович вдруг обнаружил интерес к экономике и легко поступил в Плешку – Плехановский институт, который с отличием окончил. А Перестройка идет уже полным ходом. Несостоявшийся опер знал, что делать. Бизнесов создал много, а наездов терпел и отбивал еще больше.
Отражали бандитские и блатные налеты друзья по ментовской школе, некоторые из них добрались до МУРа и в молодые годы возглавили отделы: один, майор Геша Крамской, руководил противодействиями ОПГ, другой, Леня Змейкин, тоже майор, но на полковничьей должности, занимался бродягами-синими, то есть ворами, которые наводнили столицу, где было столько миллиардов зелени в слабых руках, что было грех не воспользоваться анархией в государстве. В свою очередь, Альтман никогда не забывал расплачиваться с однокашниками за защиту, когда нужно – деньгами, услугами, медициной, но когда по беспределу на него наезжали, ментовские платы не брали принципиально, считая, что вот именно это их предназначение, в таких случаях работая за погоны и совесть.
Алик пригласил друзей в небольшой трактир в арбатских переулках, где вкусно и просто готовили. Крутые и на понтах в него не залетали, так что можно было без суеты побеседовать по теме. Сначала много ели и пили, вспоминали ментовские ясли, а потом, на втором литре, Леня Змейкин рассказал, что предавший его Гаврилов через пару лет оперативной работы поменял ментовскую масть на бандитскую, куролесил по Москве так, что кровь фонтанами лилась по улицам.
– Знаешь, кто его списал? – спросил Леня.
Альтман пожал плечами.
– Я, – сказал Геша Крамской. – Выстрелил ему в ухо.
– Как ни крути, – сделал вывод бизнесмен, – а за образование и бабки я все же обязан, выходит, Гаврилову. За него!
Выпили не чокаясь
