— Поешьте горяченького, когда еще потом придется... — нарушила молчание Болеслава, ставя перед ними миску с дымящейся ароматной кашей.
Кудряш, голова которого вот-вот готова была стукнуться лбом о дубовый стол, от неожиданности вскинулся, но, быстро сообразив, что происходит, схватил вслед за другом ложку. Чеслав же, зачерпнув из миски каши, отправил дань предкам и духам дома в очаг, после чего принялся есть все так же молча.
Только когда они уже поели и, попрощавшись с домом и взяв сумы, переступили порог, Чеслав, не выдержав скорбных взглядов вышедшей вслед за ними Болеславы, тихо сказал:
— Обещаю, что беречь себя будем и зря на рожон лезть не станем.
— Не-е, я так точно лезть не стану, — поддержал товарища Кудряш.
Видя по глазам Болеславы, что слова их ее вовсе не убедили, Чеслав как можно ласковее добавил:
— Мы ведь только разузнать к соседям наведаемся и сразу воротимся. Ты, Болеслава, и соскучиться не успеешь.
Она, не соглашаясь, покачала головой:
— Соседи-то те вон за сколькими деревьями да днями укрыты...
Не договорила, всхлипнула и замолчала — наверное, чтобы окончательно не разрыдаться. Она поцеловала парней по очереди в лоб и, призвав Великих в помощники, отступила к дому. А потом даже нашла в себе силы слабо улыбнуться им на дорожку.
Перекинув связанные между собой сумы через круп Ветра, Чеслав дал команду трогаться. А вслед за конем через спящее еще городище к воротам пошли и они с Кудряшом...
Тропа, что вела в ту сторону, где несколькими днями хода лежали городища племени их соседей, вела вниз вдоль реки. Повторяя все ее изгибы и повороты, она совсем скоро переставала виться и исчезала, растворяясь среди деревьев. Другой тропы в том направлении не было. Да и зачем? Не так часто наведывались к ним гости с той стороны, да и вообще с какой-либо стороны, а сами поселенцы редко уходили далеко от городища, чтобы тропа была усердно утоптанной.
Чеслав неторопливо шел по дорожке первым, за ним легкой поступью вышагивал резвый Ветер, а позади плелся все еще сонный Кудряш. Накануне они отнесли щедрые подношения на жертвенник Великим и, заручившись их поддержкой и напутствием волхва, теперь с легким сердцем и твердой уверенностью в успешном походе выступили в путь.
Они уже основательно прошли по тропе, и совсем скоро она могла исчезнуть из-под их ног, как внезапно Чеслав насторожился, остановился и придержал Ветра. Кудряш тоже перестал перебирать ногами. И когда шуршание, что раздавалось от ходьбы последнего, стихло, стало понятно, что привлекло внимание Чеслава и заставило его остановиться. В прохладном утреннем воздухе хорошо был слышен волчий вой.
— Скажешь, опять твоя волчица? — спустя какое-то время спросил Кудряш, и в его голосе сквозило явное недоверие.
— Она... — прислушиваясь, ответил Чеслав.
Но похоже было, что слушает он не только вой далекой волчицы, а и еще что-то, скорее всего, не явное, а доступное только его уху, а может, вовсе и не уху. И это что-то пробуждало в нем осторожность, заставляло не спешить двигаться дальше. По его напряженному лицу, по тому, как он начал вглядываться в окружающие их заросли, ловя малейший шорох, как резко поворачивал голову на любой вскрик скрытых от глаз птиц, было видно, что юноша пытается разгадать какие-то понятные только ему знаки. И знаки те о чем-то его предупреждали.
А волчица, время от времени прерываясь, но снова зачиная с новой силой, все продолжала свое унылое пение.
— Да мало ли в округе волков бегает? — не выдержав напряжения, брякнул Кудряш, пытаясь разубедить скорее самого себя.
— Ее я узнаю из всех...
Кудряш с явным сомнением покачал головой, но сердце в его груди стучало с такой силой, что было понятно: он верит другу и разделяет его тревогу, хотя и не понимает, чем она вызвана.
Чеслав же, вдобавок к своей внезапной настороженности, принялся медленно водить головой из стороны в сторону, глубоко вдыхая воздух, прикрывая глаза и лишь при выдохе открывая их, зорко вглядываясь в направлении, куда привлекал его, очевидно, учуянный запах.
«Совсем как волчина!» — подумал Кудряш, не зная, то ли смеяться при виде такого зрелища, то ли опасаться за рассудок друга. Но все же здравая мысль, что на любой охоте и запах — тоже след, немного его успокоила. Внезапно парень с замиранием сердца подумал о том, что посвящение их в мужи племени, когда они, посвящаемые, пили волчью кровь и ели плоть его, очевидно, каким-то образом повлияло на Чеслава, наделив его, возможно, тем, что не получили другие. Ведь недаром старики в племени говорили, что кое-кому после обряда дух зверя становится свойственным, родным более, чем другим...
Неожиданно Чеслав тронулся с места, но направился не прямо, а сошел с тропы, уводя за собой и отчего-то присмиревшего Ветра. Кудряш, в растерянности оставаясь на тропе, с изумлением смотрел на друга, упорно продирающегося сквозь заросли.
— Куда?
— Пойдем... — уверенно позвал Чеслав.
Тяжко вздохнув из-за того, что не получает никаких разъяснений и вынужден слепо следовать за другом, Кудряш сошел с тропы. Нет, он, конечно же, доверяет чутью своего товарища, ведь столько раз оно оказывалось правильным и отводило от них беду, но при этом очень хотелось бы понимать, чего именно опасаться. Подобная неизвестность пугала его еще больше, заставляя с тройным усердием крутить головой.
Они отошли на некоторое расстояние от тропы и теперь двигались параллельно ей, прокладывая себе дорогу среди труднопроходимых зарослей или, если была возможность, обходя их.
На вопрос Кудряша «Зачем?» Чеслав сосредоточенно ответил:
— Не знаю... — А после добавил увереннее: — Но чувствую, что так безопаснее.
«Ну, надо так надо», — смирился Кудряш. Тем более что даже норовистый Ветер, хоть и фыркал, выражая свое недовольство таким изматывающим путем, послушно шел за хозяином.
Обходя стороной совсем уж непролазные заросли терновника, они случайно спугнули молодого зубра, который отчего-то бродил лесом один, без стада. То ли отбился случайно, то ли был изгнан главным самцом, поскольку достиг уже того возраста, когда мог составить угрозу его владычеству над самками. А какой же главарь потерпит такое?
Молодой зверь шарахнулся в сторону тропы, а после, похоже, понимая, что никакой опасности люди для него не представляют, побрел по ней, лишь изредка косясь, не приближаются ли они.
Даже убравшись с тропы и теперь прокладывая путь через нехоженые дебри, Чеслав держался настороже и, двигаясь неторопливо, внимательно осматривался по сторонам. Вой волчицы был уже не так слышен, но все равно продолжал волновать его, не отпуская и не давая возможности расслабиться.
Кудряш же, полностью доверившись другу, перенес все свое внимание на сражение с ветками и сучками, которые, казалось, норовили оставить его без клока волос, а то и вовсе без глаза. Он как раз пытался отцепить от сорочки ветку колючего куста, когда со стороны тропы послышался какой-то устрашающий шум, глухой удар, а затем рев, полный отчаяния и боли.
Молодые охотники, выхватив ножи, остановились, а после, многозначительно переглянувшись и поняв друг друга без слов, принялись осторожно пробираться к месту, откуда несся крик. Ветра они оставили в зарослях.
Выйдя к тропе и раздвинув ветки, что загораживали ее от их взоров, юноши увидели лежащего на земле зубра. Животное лежало на боку, придавленное колодой, из которой торчали заостренные сучья, и часть их глубоко вонзилась в его тело. Кровавые ручейки, сочась из ран и прокладывая себе путь среди бурой шерсти, стекали на землю, образуя лужицу, которая быстро увеличивалась. Карий глаз молодого бычка, налитый болью и яростью, следил за приближающимися двуногими существами, от которых он не ждал ничего хорошего.
Они подошли ближе к раненому зубру, и он отчаянно засучил ногами, пытаясь подняться. Но его потуги были напрасными — не было сомнения, что молодому зверю не бегать уже по вольному лесу. Он больше не кричал, а дыхание его становилось все более хриплым и прерывистым.
Постояв какое-то время, Чеслав шагнул к обреченному зверю и, придержав одной рукой морду, второй с силой полоснул ножом по его горлу, прерывая мучения. Через какое-то мгновение следящий за ним глаз зубра стал туманиться — жизнь уходила из могучего тела.
Вытерев нож о шкуру быка, Чеслав поднял взгляд на стоявшего чуть в стороне Кудряша.
— Думаю, нам эта ловушка зубастая предназначена была... Не зря волчица выла... Не зря знак подавала...
Кудряш живо представил их на месте погибшего зверя, сглотнул подкативший к горлу комок и поспешно выпалил, правда, почему-то шепотом:
— Кому ж мы так не любы-то?
— Видать, есть такие...
Они, конечно же, знали, что подобные ловушки лесные племена порой использовали при охоте, однако нечасто, и устанавливали их подальше от селений, совсем в глухих местах, потому как не знающий о них путник мог легко лишиться жизни. А кто мог поручиться, что это не окажется родич охотников или дружественные им соседи? И своих соплеменников о таких ловушках обязательно упреждали.
