— Понятно, — сказала она и положила трубку.
Через час я перебирала пачку фотографий высоких, имеющихся в наличии рыжеволосых красоток, не библиофилок. Мишель была на фото номер три.
«Успокойся», — сказала я себе, но все равно покрылась потом, покраснела и у меня разболелась голова. Я запила три таблетки адвила теплым кофе. За это время Джейни прислала мне девятнадцать сообщений с одним и тем же текстом: «Не будь гонцом!»
Следующим шагом стала попытка выяснить, кто же такой Мистер Кудрявые Волосы. Телефонный звонок журналисту, который тоже был на снимке, дал исчерпывающий ответ: «Трэвис Маркс. Человек-„Пантин“».
Реальность дня ускользала от меня.
— Прошу прощения?
— «Пантин» — шампунь и кондиционер. Он их рекламирует. Лучшие волосяные фолликулы в этом бизнесе. А в чем дело? Вы хотите его пригласить?
— Может быть. Когда-нибудь. Кто его агент?
Я проглотила кофе и сделала еще два телефонных звонка. Легковерный агент был счастлив дать мне домашний адрес человека-«Пантина». Якобы для того, чтобы я могла послать ему вырезки рекламных объявлений, появившихся в «Нью-Йорк найт». Ну а потом пришло время поработать ногами.
С того дня, когда Эван признался, что работает детективом, он иногда обращался к нам за помощью. Случалось, он появлялся перед нашей дверью в субботу утром, в джинсах и бейсболке, с записной книжкой в руках.
— Будь в холле «Алгонкина». — Эван протягивал мне солнцезащитные очки и фотографию мужчины. — Этот очаровательный парень утверждает, будто по субботам работает волонтером в кухне для бездомных. Его жена, ожидающая развода, не уверена в этом.
И я сидела в холле, попивала диетическую колу, высматривая этого человека. Когда он появлялся, регистрировался, нервно оглядываясь через плечо, и дрожащими руками вытаскивал из кармана пачку долларов, я делала несколько снимков, звонила Эвану на мобильный, и мы отправлялись куда-нибудь поесть.
Иногда он называл какой-нибудь другой отель.
— Не могу поверить, что он изобрел способ работать еще меньше, — жаловалась Джейни.
В конце концов, мы натягивали на себя спортивную одежду (я — свободные тренировочные штаны, Джейни — супероблегающую лайкру) и сплетничали, занимаясь на тренажерах, пока женщина в трико, якобы страдающая от прострела и смещения дисков, не появлялась на занятиях по аэробике с особо высокими нагрузками.
Или «школьное дело». В тот день Эван приехал ко мне в редакцию «Нью-Йорк найт» во время перерыва на ленч, с пластиковым пакетом, в котором были бутерброды с солониной, двухцветные туфли и плиссированная юбка.
— Ты будешь следить за девочкой по имени… — Он нахмурился и заглянул в записную книжку. — Локхарт. Уф. Не понимаю, почему богатые дают своим детям такие идиотские имена. Ну, неважно. Считается, что няня ее встречает; мама думает, что та разрешает Локхарт возвращаться домой на метро одной.
Я с сомнением потрогала юбку, представляя, как будут смотреться под ней мои бедра снежной белизны.
— А может, я лучше притворюсь одной из родительниц?
— Не надо, — широко улыбнулся Эван, его глаза так и сверкали под широкими бровями. — Но для меня это будет совсем не так забавно.
Я съела бутерброд и скрылась в туалете. («Я даже спрашивать не буду», — сказала Джейни, накладывая еще один слой туши.)
Через тридцать минут я слонялась вокруг школы. В три пятнадцать маленькая Локхарт просвистела мимо меня, направляясь к метро. Рюкзак величиной с нее саму подпрыгивал на цыплячьих плечиках. Без няни.
Я не решалась спросить, почему Мишель ему не помогает. Почему не она занимается на тренажерах, не сидит в лобби, не бродит около школы в плиссированной юбке. Ответ был очевиден. Мишель — женщина, которую заметят и запомнят. А у меня талант быть невидимой, он развился за годы жизни рядом с Рейной. Я знала, как растворяться в тени, тихо стоять в углу, спрятаться за газетой, став незаметной. Просто произнесите волшебные слова: «Моя красивая дочь, Катерина», — и я сразу исчезну.
Ближе к вечеру, в пять часов я положила в конверт фотографии Мишель и человека-«Пантина» и появилась в одном из центральных городских офисов по прокату автомобилей. К шести часам я припарковалась напротив здания на Верхней Ист-Сайд и скрючилась за рулем ничем не выделяющегося автомобиля, внимательно наблюдая за входом в квартиру Мистера-«Пантина». На лоб я натянула вязаную шапочку, зимнее пальто должно было держать меня в тепле. Запаслась бутербродами с индейкой и сыром, еще у меня были две бутылки воды, пакетик чипсов и пустая пластиковая кружка на случай, если захочется пописать.
Кружка не пригодилась. Я готовилась ждать часами — всю ночь, если бы пришлось. Но дело оказалось проще выеденного яйца, я попала в корзину с первого броска.
В девять часов вечера Мишель и Трэвис, смеясь, неторопливо, рука об руку появились на улице. На ней короткое платье в черно-белую полоску, трепетавшее вокруг безупречных бедер, ни шляпы, ни пальто, ни перчаток — несмотря на холод. Может, ее согревало чувство вины.
Мистер-«Пантин» был в униформе хипстера — черный свитер с высоким воротником и черные джинсы. Я увидела, как Трэвис открыл дверь, и Мишель прошептала что-то ему на ухо, прежде чем скользнуть внутрь. Я сфотографировала все, включая тот момент, когда его рука задержалась на ее бедре.
Через два часа у меня на руках оказались два комплекта проявленных фотографий. Я оставила машину и вернулась в нашу квартиру.
Джейни поджидала меня с блюдом попкорна, холодной водкой и грейпфрутовым соком.
— Все правда, — заявила я, бросая перед ней фотографии на кухонный стол.
— Не рассказывай ему, — произнесла она.
— Я не…
— Кейт! На, — подруга протянула мне стакан, — выпей.
Джейни подвела меня к дивану.
— Сядь. Подумай о том, что я сказала. Не торопись.
Я тупо кивнула и отхлебнула из своего стакана.
— Пусть будет как будет.
— А если никак не будет?
Джейни пожала плечами, сунула фотографии в ящик стола и улыбнулась:
— У тебя всегда буду я.
За недели планирования и обсуждений наши с Джейни грандиозные планы на новогоднюю ночь были доведены до совершенства.
Модные рестораны будут переполнены, заказывать еду на дом не хотелось. А в тот единственный раз, когда я пошла с Джейни встречать Новый год в дом ее отца, я почувствовала себя настолько неуместной (плюс в два раза крупнее и беднее, чем остальные гости женского пола), что подружилась с гардеробщицей и провела весь вечер, помогая ей развешивать и подавать меха.
В этом году мы собирались пойти в «Биг Вонг» в Чайна-тауне, поесть утку по-пекински и суп с клецками. После ужина планировали отправиться в «Ло-Ки-инн» на Мотт-стрит и попеть караоке, пока на Таймс-сквер не опустится новогодний шар.
— С твоим голосом и моей хореографией мы непременно выиграем главный приз! — с надеждой воскликнула Джейни.
Я даже согласилась выучить несколько па, но жестко сказала «нет!», когда речь зашла о парике а-ля Тина Тернер. После долгих колебаний за неделю до Нового года я позвонила Эвану и пригласила присоединиться к нам.
— Звучит заманчиво, — произнес он. У него с Мишель были другие планы: ужин и танцы в шикарном и дорогущем ресторане Всемирного торгового центра.
— Желаю хорошо провести время, — сказала я.
Мы с Джейни тщательно сохранили все свои файлы в рабочих компьютерах, позвонили родителям и пожелали им счастливого Нового года. Потом Джейни затащила меня в свою спальню и вручила розовый свитер и пару сверкающих, ярко-розовых босоножек на высоком каблуке.
— Ты знаешь, что я загадала на Новый год? Чтобы ты трахнулась.
— А ты не могла, как все порядочные люди, пожелать мне похудеть килограммов на пять?
— Нет, — усмехнулась Джейни и впихнула туфли мне в руки. — Си прислал мне свою машину с шофером.
Я натянула свитер через голову, припоминая, как в последний раз Си одолжил ей кое-что, а конкретно, свою квартиру в Майами-Бич на выходные. Как потом выяснилось, Си узнал об этом постфактум.
— Нет, серьезно. Я попросила его, — подтвердила Джейни, утаскивая меня в ванную.
Я дала ей поносить ожерелье из Мурано, которое мать привезла из Италии. Она вручила мне серьги — большие кольца из платины с бриллиантами, стоившие больше, чем я могла вообразить. Мы побрызгали друг друга духами, пожелали всего самого лучшего, чокнулись дешевым шампанским — подарком от владельцев «Нью-Йорк найт» в качестве праздничного бонуса — и вышли на улицу.
К одиннадцати часам мы закончили попурри из репертуара Тины Тернер («Proud Mary» с переходом к «Private Dancer» в комплекте с Джейни в серебряном бахромчатом мини-платье плюс парик) и под бурные аплодисменты двух сотен подогретых выпивкой восторженных болельщиков сошли со сцены, потные, запыхавшиеся и богаче на пятьдесят долларов.
