— Нет. Здесь. Он встретился с ней в офисе. После того, как начал работать со своим отцом.
— А до встречи с Филиппом? Вы что-нибудь знаете о ее жизни до того, как она появилась в Апчерче?
— Знаю, что Китти писала и жила в Нью-Йорке. Делала карьеру с самого низа. Была журналистом-фрилансером, издавала больничный вестник.
Я поинтересовалась, в какой больнице, но он лишь пожал плечами и извинился.
— Вы не помните, где Китти жила? В каком районе? — спросила я.
— Она никогда об этом много не сообщала.
Долан поерзал в своем кресле, снял ногу с колена и снова положил ногу на ногу.
Следующие мои вопросы были вариантом тех, которые задал мне Филипп.
— Была ли она счастлива там? Или обрела счастье здесь? Была ли такая жизнь — ну, вы понимаете, дети, дом, детская площадка, детский садик — тем, о чем она мечтала?
Он улыбнулся, снова откинулся в своем кресле.
— Я не знаю, нравился ли ей Нью-Йорк. Видимо, как у всех. Плохие бойфренды, злые начальники. По-моему, об этом написано множество книг в розовых обложках.
— Значит, ничего необычного.
— По крайней мере мне об этом ничего не известно. Она никогда не сидела в тюрьме в Таиланде за контрабанду наркотиков…
Адвокат покачивался в своем кресле… Он выглядел печальным. Нет, тоскующим по прошлому. Испытывающим смутные сожаления.
— Я не знаю, — наконец произнес он. — Его голос окреп. — Полагаю — мне хотелось бы верить — что она была счастлива здесь.
Колесики его кресла со скрипом прокатились по полу.
— Я прекрасно к ней относился! — вдруг выпалил он. — Просто не могу поверить, что такое случилось. В городе, вероятно, этого можно ожидать. Но тут?
Краска поползла по шее, выглядывавшей из воротника рубашки, к мягкой линии подбородка.
«Я прекрасно к ней относился!» Представляю, как это все было — красавчик Филипп и его простоватый, низенький и толстенький закадычный друг. Красавчик Филипп, его красавица жена и Кевин, который все эти годы хранил свой секрет — неразделенную страсть к ней.
Поощряла ли его Китти? Обменивались ли они страстными взглядами все эти годы, встречались ли его мягкие карие глаза с ее удивительно голубыми глазами над барбекю на День независимости Америки или над блюдом с конфетами на Хеллоуин, или над рождественским глинтвейном? Свершилась ли их любовь? Было ли это местью Китти за поцелуи Филиппа под омелой со всеми местными дамами?
Может, Кевин умолял ее бросить Филиппа, утверждая, что тот недостоин целовать землю, по которой она ступает? А Китти отказалась, понимая, что развод разрушит ее образ идеальной матери? А вдруг Кевин пришел к ней октябрьским утром, чтобы в последний раз попытаться убедить ее… а потом схватил нож с кухонного стола и провозгласил: «Если ты не станешь моей, так не доставайся же ты никому»?
Адвокат подкатился на кресле вперед и посмотрел на дедовские часы в углу.
— Я не хочу торопить вас, — произнес он, поднимаясь.
Я встала и взяла пальто. Когда я наклонилась, чтобы взять с пола сумку, то увидела фотографию на его письменном столе и замерла. На фотографии была миниатюрная темноволосая женщина. Она стояла на пляже в элегантном черном купальнике, высоко вырезанном на бедрах. Босые ноги утопали в песке, на заднем плане пенились бирюзовые волны. Но для меня самым интересным был не пейзаж, а ее улыбка, лицо сердечком, слегка кривоватый левый передний зуб. Это была та самая женщина с фотографии, спрятанной в ящике комода Китти.
— Это ваша жена? — спросила я, стараясь не выдать свою заинтересованность. — Лицо знакомое. Похоже, я ее где-то видела. Диана?
— Дельфина, — ответил Кевин. — Она ведет занятия по пилатесу. У нее студия в городе.
— Наверное, она проводила презентацию в нашей «Красной тачке».
— Не уверен, — промолвил Кевин, глядя на часы.
— Она дружила с Китти? — выпалила я и услышала звуки, которых боялась: визг, потом что-то разбилось, и вопль Софи: «Глупый ребенок!»
Мне показалось, что адвокат вздрогнул, но, когда он заговорил, голос звучал ровно.
— Мы все были друзьями.
Я поняла намек, пожала руку, поблагодарила за потраченное на меня время и пообещала держать его в курсе событий.
Глава 16
— Может, я придумываю то, чего нет? — спросила я у Джейни, когда дозвонилась до нее.
Мы с детьми находились дома. После дебоша в приемной Кевина Долана я подобрала осколки стекла и конфеты, выписала чек за разбитую вазу, накормила детей поздним ленчем и усадила за стол с миской черники и настольной игрой.
— Ты? — удивилась Джейни, сидя за своим столом в «Нью-Йорк найт».
Я слышала, как ее пальцы проворно стучали по клавиатуре.
— Нет.
— Но я думаю, — я крутанула юлу и продвинула свой кубик вперед, — что у нее был роман с тем самым адвокатом, который являлся лучшим другом ее мужа.
Джейни изобразила вежливую заинтересованность.
— Рассказывай. Только шифруйся при детях.
Вместо этого я ушла с телефоном в ванную и шепотом доложила о своем разговоре с Кевином. И о том, как его взгляд затуманивался, когда он говорил о счастье Китти. И о том, что его жена была знакома с покойной еще в 1992 году.
— Кстати, он заявил, что прекрасно к ней относился.
— Ну и что? Я тоже прекрасно к тебе отношусь. Это вовсе не означает, что я хочу спать с тобой, а потом убить тебя.
— Это уже кое-что. Информация. И я знаю больше, чем полиция.
Разговаривая с Джейни, я считала подозреваемых на пальцах.
— Могла быть няня, потому что она спала с Филом.
— Или Фил мог нанять кого-нибудь для этого грязного дела, чтобы стать свободным и наслаждаться счастьем с няней, — добавила Джейни.
— Мотив имелся и у Лоры Линн Бэйд — аванс за книгу, — продолжила я. — Или это мог быть Кевин Долан, потому что он любил Китти и не мог ее заполучить.
— Ты пришла к такому выводу только на основании вашей беседы?
— Это предположение. И мог быть какой-нибудь абсолютно случайный псих из Интернета. Выследил ее через Интернет.
— Копай дальше. А у меня дела, — произнесла Джейни и положила трубку, поскольку у нее зазвонил телефон на другой линии.
— Мамочка, — спросила Софи, когда я вернулась к игре, — а кто сделал миссис Кавано мертвой?
— А что, дети разговаривали об этом на площадке?
Она покосилась на меня.
— Нет, мамочка, это ты разговаривала об этом по телефону с тетей Джейни Великолепной.
Я не могла сдержать улыбку.
— Это тетя Джейни попросила так ее называть?
— Она считает, что это ее настоящее имя.
— Тристан говорил об этом, — сообщил Джек баском.
Я попыталась посадить Софи к себе на колени. Совсем как на картинах Нормана Рокуэлла, изображающих матерей-утешительниц. Софи бросила на меня быстрый взгляд, в котором явно читалось «чего-ты-меня-дурачишь». И вывернулась из моих материнских объятий. Я откашлялась.
— Ну да, конечно, миссис Кавано, она умерла, и полиция ищет того, кто это сделал.
— Кто сделал ее мертвой, — сказала Софи.
— Зачем? — спросил Джек, крутя юлу из настольной игры.
— Ну…
Я глубоко вздохнула, и слезы защипали мне глаза. «Была ли она счастлива?» — хотел знать Филипп Кавано.
— Никто пока не знает.
Я торопливо вытерла глаза, надеясь, что дети не заметят.
— А почему ты плачешь? — спросила Софи.
— Потому что все это очень печально.
Сэм протянул мне свою салфетку, а потом уставился на меня большими карими глазами.
— Почему?
— Ну… Она была чьей-то мамой.
Губы у меня дрожали, и слезы подступили к глазам. Что бы я ни думала о Китти — о ее политических взглядах, о ее семейной жизни, о дорогах, которые она выбирала, — то, что я сказала, было правдой.
Глава 17
В ту новогоднюю ночь, после того как мы сбежали из «Ло-Ки-инн», я потащила Эвана вниз по ступенькам в метро, потом в поезд, затем вверх по ступенькам, в наш дом и в лифт.
Все путешествие было, как в тумане — сладостные поцелуи, обрывочные признания: «Ты такая… Не могу поверить… Я хочу… Мне необходимо…»
Его руки скользнули мне под свитер. Я потерлась губами о бледную полоску кожи на затылке под волосами, которую заметила еще во время нашей самой первой встречи. Эван запустил руки мне в волосы, тянул и дергал их, пока они не рассыпались по плечам. Мы не могли насытиться друг другом.
Каждый раз, читая эту фразу в книгах, я усмехалась, но теперь точно знала, что имелось в виду.
— Я давно мечтал дотронуться до тебя, — прошептал Эван, целуя меня в шею в лифте.
Мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок — еще одно клише. Чувствовала, что мое сердце расцветает, как цветок. Он думал обо мне, мечтал дотронуться до меня. И если бы весь мир ушел в небытие той ночью, я бы ушла счастливой, зная об этом.
