это вы все сговорились? А кто еще на пароходе?
– Да полно народу.
– Я их знаю?
– Они тебя знают. Дети Нюты, твои племянники.
– Все? Откуда так много? А кто это все придумал?
– Коллективный разум.
– Коллективного разума не бывает. Я не верю.
– И в коммунизм не веришь?
– Верил… Мечтал когда-то.
– Ну вот, считай, что это экскурсия в твою мечту. Туризм в коммунизм.
Артур вдруг радостно понял, что весь теплоход – его родственники и друзья. Он никого не узнавал, молодое поколение ему было незнакомо, но за это путешествие он всех ощущал своими самыми любимыми и близкими: и капитана, и матросов, и официанток, и поваров, и музыкантов, и горничных. Время от времени к нему кто-то обращался «Алик», или «Артур», или даже «Артур Савельевич», или «Простите, пожалуйста…», или «Разрешите вас спросить…», или просто «Позвольте пройти». Он всем улыбался, соглашался, что-то отвечал, не вникая, кто его спросил и что им надо.
* * *
В Угличе ему померещился Савелий Карпович – он шел в другой группе и внимательно слушал экскурсовода. Возле школы, где училась Ольга Берггольц, он увидел свою бабушку, но когда приблизился – она исчезла. В храме убиенного царевича в хоре пели певчие, похожие на старые фотографии из мейерсоновского альбома, на иконе он увидел сияющего отрока Дмитрия, вылитый Дим Димыч. В толпе на набережной среди сувенирных лавок ему грезились то Лариса с Олей, то Ира с Лешкой. Он перестал удивляться, приписывая миражи неважному зрению.
А проснувшись рано, поспешил на палубу, чтобы не пропустить затопленную Калязинскую церковь. Она бешено пронеслась мимо, как привидение: была и нет, померещилась или нет. И колокол бил не бил, разве поймешь в полусне миражей. Прицельно разглядел неспешно плывущий буксир, а за ним, покачиваясь на грязных волнах, плыл его сдутый шарик, крепко сцепленный с банкой кока-колы. Они прошли сквозь ад опускаемых шлюзов, их не занесло в воронки катеров, они не сгинули в мутной волжской воде и теперь стремились через Волго-Дон к Черному морю, и оттуда, если повезет, прямо в Мировой океан.
Мировой океан пугал, как близкая смерть, хотя, в принципе, это всего лишь небольшая лужа в непостижимом космическом пространстве. А кто его знает, что там за забором. Может, и ничего.
Рассказы
Чудо природы
Аллочка была чудо природы. Такая у нее была кличка с самого нежного возраста. Очаровательная девчушка с огромными сияющими голубыми глазами и легкими светлыми разлетающимися локонами естественной кудрявости. Кончики губок чуть-чуть усмехались, а глазки даже в моменты случайных капризов, становились хитрыми щелками, через которые Аллочка наблюдала мир вокруг себя. С этим ангельским обликом Аллочка как на крыльях пролетела ранние младенческие годы, заполненные сплошными поцелуями и объятиями, осыпаемая щедрыми подарками по любому поводу, не только на день рождения, а просто потому, что людям хотелось дарить, – в этот момент они забывали, что они не святые, обыкновенные сволочи, честно говоря, но так радостно было погреться в этом сиянии, что самооценка повышалась и возникало самоуважение, порой даже некое упоение самим собой.
Эти брызги сияния одному фотографу удалось даже зафиксировать. Он сделал какой-то технический трюк, благодаря которому ангельский лик подростка оказался как бы окутан фантастическим флером избыточной доброжелательности. Снимок получил премию на конкурсе, и фотограф прославился, а копии этого удачного кадра висели в киселевской квартире на каждой стене, даже в кухне.
Сама как произведение искусства, Аллочка закономерно решила изучать живопись. Ее пытались рисовать, но натура не поддавалась кисти, все дело было в живости ее мимики, пластики и вообще неуловимом обаянии.
* * *
Следующий период времени был посвящен организации крепкой семьи. Из бесчисленных почитателей Аллочка выбрала Ванечку Киселева, «искусствоведа в штатском». Он был в меру привлекателен. Иногда, если взглянуть на него в полумраке, казался похожим на бульдога. Но при ярком свете становилось абсолютно ясно, что это французский бульдог, отнюдь не дворняжка.
От законного соития сразу после свадьбы в ресторане «Метрополь» появилась на свет божий девочка, названная Светочкой. Тогда так называли дочерей многие. Дарьи, Василисы и Феклы пошли потом.
Светлана не унаследовала ни обаяния от матери, ни бульдожьей хватки отца. Такое серенькое бесцветное существо сурового вида.
Аллочка стала домашней хозяйкой и идеальной матерью. Фигурное катание, музыкальная школа по классу фортепиано и иностранные языки у знаменитой Цецилии Генриховны. И забыла Аллочка про свое искусствоведение навсегда.
Ванечка весь день пропадал на работе. Возвращаясь, долго мыл руки и переодевался в домашнюю униформу.
Аллочка подавала обед из арбатской кулинарии, и они садились смотреть по телевизору программу «Время».
После сообщения о погоде Ваня шел спать – уставал на службе.
Светочка вяло ковыряла котлету по-киевски и тоже безропотно шла спать.
Аллочка звонила по телефону и утоляла тоску по общению сплетнями о разных артистах. Ее всегда интересовала их яркая жизнь. Потом пила крепкий кофе и смотрела «До и после полуночи».
* * *
Так незаметно пробежали годы, друг за другом поумирали старики – и Аллочкины, и Ванечкины.
И вдруг страшная новость – Ивана Ивановича Киселева отправляют на пенсию. И при этом вокруг перестройка и гласность. И что-то трещит вокруг.
Павловская денежная реформа убила все их сбережения. Аллочка даже перестала улыбаться, и уголки ее губок резко опустились вниз, как на древнегреческих масках.
Ванечка нашел в себе силы пойти сторожем на автостоянку. Но приходил таким же усталым с чувством исполненного долга и, как прежде, долго мыл руки и переодевался.
Светлана заканчивала школу, ей понадобились репетиторы, она хотела в Институт международных отношений. А чем платить? Автопокрышками?
И тут Аллочка проявила характер, восстановила связи и нашла работу. В Кремле. Конечно, все связи были киселевские, но ими же надо было уметь воспользоваться.
И вот Аллочка стала каждый день со своего проспекта Андропова ездить на метро на проспект Маркса, впрочем, уже обратно переименованный в Охотный Ряд. Продираясь сквозь измученную толпу в час пик, проходя на Манежной мимо бесчисленных ларьков и попрошаек, она каждый раз благословляла судьбу, которая сделала такой неожиданный фортель.
На Соборной площади в Кремле она увидела Ельцина со свитой. Они что-то обсуждали, разглядывая Дворец съездов.
Аллочка решительно подошла к президенту и, разбрызгивая свое бесконечное очарование, сказала:
– Борис Николаевич, здравствуйте.
Окружение оторопело от этих брызг. И президент тоже.
– Как ваше здоровье, дорогой? – спросила Аллочка, и кончики ее губ сложились в прежнюю лукавую улыбку.
– Да не жалуюсь, – ответил Ельцин.
– А я вот как раз в КДС работаю администратором. – Она кивнула в сторону Дворца съездов: – Сносить не собираетесь?
– Да вот обсуждаем, понимаешь, – признался президент.
– Ну смотрите. Вам виднее. А вы заходите к нам, у нас интересные концерты бывают. Балет хороший. Гастролеры приезжают. Меня Алла Максимовна зовут, Киселева.
– Очень рад, – согласился Борис Николаевич, – обязательно приду.
– И вы приходите, – обратилась Аллочка к свите, – а то в таком месте работаете, а ведь
