- У меня вопрос! - опять поднял руку Асало Гудавадзе. - Скажем так: вежливо ли заставлять человека слушать рассказ о вещах, которые его не интересуют?
- Нет, конечно! - ответил лектор и осекся. Он понял все. И поняв, крикнул: - Товарищи, да что вы, в самом деле! Не сам же я к вам приехал! Мне поручено!.. А вы...
Я... - он смешался, замолчал и потянулся к графину с водой.
- Да ты не волнуйся, сынок! - сказал ему Герасим. - Учить нас вежливости - это дело десятое... Вчера ветром добило и повалило всю нашу кукурузу. У нас нет купороса, нечем опрыскать виноградники. Вот ты научи нас, как быть? Посоветуй, помоги нам! А чихать громко или не чихать, извиняться при этом или нет, это мы решим сами, без вашей помощи, твоей и твоего начальника...
Лектор стоял как пораженный громом.
- Ты, сынок, приехал из города. Так расскажи нам про дела на фронте. Когда же кончится эта проклятая война? До каких пор мы будем преследовать Гитлера? - -спросил теперь Теофанэ Цуладзе.
- Вот-вот! Скажи что-нибудь радостное для сердца!
- О новостях расскажи! - раздались возгласы.
Лектор растерялся окончательно.
- Что же я вам расскажу? Вам все известно лучше меня...
- Ты скажи свое, мы - свое... А читать седовласым старикам лекцию о ножах и вилках... неудобно даже, сынок!
- Так вы же не дали договорить! - постарался оправдаться лентор.
- До пустых ли нам сейчас разговоров, сынок? - улыбнулся Беглар. - Ты скажи нам доброе, утешительное, Дельное слово, мы и послушаем тебя с удовольствием!
- Ну, дела на фронте, товарищи, идут хорошо! Не в этом году, так весной сорок пятого война кончится...
Судьба Германии решена!
- Кто первыми вступят в Берлин - наши или союзники?
- Наши! Теперь уже нас не остановить!
- Говорят, какую-то бомбу новую Гитлер выдумал...
- Вранье! Такого, как у нас, оружия сейчас нет ни у кого!
- Дай бог тебе здоровья!.. А как с Англией и Америкой? Не отступятся ли они от нас? Можно им верить?
- Сейчас не отступятся. А вообще-то, конечно, главные силы Германии сосредоточены на нашем фронте. Союзникам сдают они города без боя. Но все равно ничего теперь из этого не получится! Не на таких напали!
- Ясно, Германии выгоднее иметь дело с ними...
- А как будет дело с германским правительством?
- Будет суд. Уже готовятся материалы!
- А если они сбегут к американцам? Что ты попишешь?
- Мы потребуем, чтобы передали их нам.
- А они откажутся! Что тогда?
- Как это откажутся? Да вы не беспокойтесь, товарищи! Все будет так, как надо! Все, кто нам причинил столько зла и несчастий, все до одного ответят головой!
Никто не уйдет от заслуженной кары! А как же! Мы еще встанем на ноги! Вернется радость в каждый наш дом!
Вы не бойтесь, друзья! Столько вы вытерпели, столько совершили героических дел! Потерпите еще немного, еще самую малость, и воздастся вам за все ваши лишения и труды. Потерпите еще чуточку, прошу вас! - попросил лектор так, словно исход войны решали мы - сотня стариков, женщин, детей и инвалидов...
Я обвел взглядом собравшихся и убедился, что это было именно так, что именно от них, - от этих суровых, грубых, добрых людей зависела всецело судьба войны и моей страны.
Лектор замолчал и неловко улыбнулся.
- Лекция окончена! - объявил Кишварди.
- Народ стал расходиться. Я взял Хатию под руку и подошел к балкону.
- Да ты, оказывается, отличный парень! - говорил Герасим лектору, похлопывая его по плечу. - Кишварди, сегодня вы - мои гости! Ты, наш уважаемый гость, и ты, Макар, и ты, Асало, и ты...
- Что вы, что вы... Спасибо... - стал отнекиваться лектор.
- Никаких "что вы"! Пойдешь ко мне, только... есть придется руками! - и Герасим по-дружески обнял лектора.
...Со двора дяди Герасима до утра доносились веселый шум, громкие возгласы и застольные песни.
ДАНКЕ ШЁН
И опять в нашем доме опустел ларь, опять остыл кеци.
А до осени - рукой подать. Еще неделя, и поспеет молодая кукуруза! И село ждало исхода этой недели, как мать в конце шестого месяца ждет прорезания первого зуба у своего первенца. Но пока кукуруза еще не поспела... А голод сосет, сосет под ложечкой...
- Сосойя, сбегай к Мине, возьми взаймы горшок муки! - попросила тетя.
- Никуда я не пойду, стыдно мне! Ступай сама!
- Я пока разогрею кеци, - нашла тетя причину.
- Кеци разогрею я.
- А кто наколет дрова?
- И дрова наколю я!
- Ольхи надо нарвать [Для выпечки мчади кеци выстилают листьями ольхи]...
- Я нарву!
Тетя задумалась. Я понимал, что ей не хочется идти к Мине, неудобно просить муку у матери своего ученика.
Но я боялся, что мне Мина может и отказать, а с тетей поделится последним куском мчади каждый, к кому бы она ни обратилась с просьбой Сосойя... - начала тетя.
- Не проси, тетя, все равно не цойду! - прервал я ее. - Пойми, стыдно мне, стыдно, стыдно!
- А мне не стыдно?
- Мне еще больше стыдно!
Тетя взяла горшочек и вышла из кухни. Я выбежал во двор, выдернул из плетня несколько кольев, развел в очаге огонь, сунул туда кеци, поставил рядом медный кувшинчик с водой, набрал сухих ольховых листьев и стал дожидаться тети. Она скоро вернулась, поставила горшочек У очага и стала засучивать рукава.
- Что сказала Мина? - спросил я.
Тетя высыпала муку в корыто.
- А, тетя?
- Налей воды!
Я налил.
- Скажи, тетя!
Тетя стала месить тесто.
- Пусть, говорит, Сосойя снимет с огня кеци!
Я выполнил поручение.
- А еще что?
- Пусть говорит, Сосойя выстелит кеци листьями.
Я выполнил и это поручение. Тетя положила тесто на
раскаленный кеци. Тесто зашипело. Я проглотил слюну.
- А еще что?
- Еще? Не смей, говорит, кормить этим мчади бессовестного Сосойю!
Тетя накрыла кеци куском жести и посыпала горячей золой.
- А ты что ей сказала?
- Сказала, что не посмею!
- А что она сказала?
- Если, говорит, Сосойя не заткнется, сунь ему в рот горячую головешку! - и тетя поднесла к моему носу головню.
Я заткнулся.
Трудно, очень трудно голодному мальчику сидеть у очага и ждатьг пока выпечется мчади! Как медленно тянется время! А под ложечкой сосет, ох как сосет... Рот наполняется слюной, не успеваешь глотать ее!.. Я не в силах больше сдерживать себя. Я приподнимаю кусок жести. Из-под нее вырывается горячий, ароматный пар.
- Не лезь, Сосойя! Тесто еще сырое! - прикрикнула на меня тетя.
- Ну и что? Свиней и индюшек специально кормят сырым тестом! оправдался я.
- Мчади не только для тебя! Уйди, говорю!
Я пересел. И опять потянулись невыносимые минуты.
Чаша терпения переполнилась. Не устояв перед соблазном, тетя сама приподняла жесть.
- Рано еще, тетя! - сказал я.
- Слава богу, готово! - проговорила тетя и вынула из кеци полусырой мчади.
Я приволок низкий столик. Тетя сбросила на столик дымящийся мчади, достала из банки последнюю головку сыра. Я принес бутылку вина, солонку с солью, несколько головок лука-порея и сел. Тетя разломила мчади пополам, потом одну половинку - еще на две части.
- Ну ешь, бездельник!
Я схватил свою порцию мчади и уже впился было в него зубами, как во дворе раздался чей-то робкий кашель.
Я и тетя обернулись к распахнутой двери.
Во дворе стоял и искательно улыбался худой, гладковыбритый, голубоглазый немец в зеленом вылинявшем форменном кителе и огромных чувяках.
- Немец, плен! - произнес он на ломаном русском языке.
Я вспомнил: ребята говорили, что в район на стройку пригнали двести немецких военнопленных. Люди со всех окрестных сел толпами валили поглядеть на диковинку - живых немцев. Для меня же это был первый "настоящий"
немец, увиденный в жизни. Почему-то я встал. Встала и тетя.
- Гутен морген! - сказал немец и вежливо поклонился.
- Это военнопленный! - сказала тетя и невольно поправила волосы.
- Гутен морген! - повторил немец и еще раз поклонился.
- Гутен морген! - ответил я.
- Что ему нужно, Сосойя? - спросила растерявшаяся тетя.
- Не знаю. Пока что он только желает нам доброго утра... Чего тебе, фриц? - помахал я рукой.
- Гитлер капут! - выпалил немец, сложил правую ладонь наподобие револьвера и приставил к виску указательный палец.
- Это нам известно, газеты читаем. Ты скажи, что тебе нужно?
- Не понимай! - немец пожал плечами.
- Что нужно? - спросил теперь я по-русски.
- Иоган... Их бин Иоган! - немец несколько раз ткнул рукой себя в грудь.
- Чего он привязался? - повернулся я к тете.
- А я почем знаю... - развела она руками.
- Хенде хох! - вспомнил я уроки военного дела.
Немец испуганно взглянул на меня и поднял руки.
- Гитлер капут! - добавил я.
- Гитлер капут! - тотчас же подтвердил он, не опуская рук.
Я не знал, как по-немецки звучит команда "отставить", поэтому подошел к немцу и почти насилу заставил его опустить руки вниз.
- Что ты хочешь, что? - повторил я вопрос.
- Хлеб... - произнес тихо немец.
- А-а, хлеб? Белый или черный?
