руку на голову сына. «У меня даже оружия нет, - горько подумал он, - мама забрала. Да и я не
стрелял, вот уже сколько лет».
Он и вправду, забыл, как стрелять. В армейской прокуратуре он сидел над бумагами, или выносил
приговоры в полевых судах. Расстреливали другие. Натан, подписывая документы, даже не думал
о том, кто будет приводить решение трибунала в силу.
-Солдаты, - сказали ему как-то раз, еще, когда он начал работать в департаменте. «И офицер, что
командует взводом. Но вы не волнуйтесь, майор Горовиц, нам при этом присутствовать не надо».
Натан и не присутствовал. Пошарив пальцами по земле, - даже камней рядом не было,- он
попросил: «Господи, пусть они нас не заметят, пожалуйста».
Хаим зевнул и сонным, все еще обиженным голосом, сказал: «Папа! Кушать хочу!»
Натан услышал, как один из британцев клацнул затвором винтовки и, обреченно подумал: «Вот и
все. Господи, пусть они Батшеву с мамой не найдут, пусть дитя родится...»
Раздались выстрелы, британец покачнулся и упал лицом вперед прямо в костер. Хаим зарыдал,
отец, превозмогая боль в руке, прижал его к себе. Второй солдат, выронив головню, зашипел от
боли - из руки хлестала кровь.
В свете костра Натан увидел лицо матери. Она стояла, одной рукой держа шаль. Из свертка
раздавался настойчивый, громкий крик. Британец рухнул на колени, и попытался уползти. Эстер,
встав над ним, разнесла пулей его затылок. Обернувшись к Натану, мать улыбнулась: «Все хорошо,
милый. Сын у вас, здоровый, крепкий. Посмотри, и я его Батшеве отнесу».
-Братик! - радостно сказал Хаим. «Баба, дай братика!»
Пахло горелой плотью. Эстер положила младенца на колени сыну. Она вытащила труп британца из
костра, и отбросила его подальше. «Баба стреляла, - зачарованно сказал Хаим. «Папа, - он
улыбнулся, - братик маленький!»
-Вырастет, - уверила его бабушка. Натан почувствовал, что плачет. Мальчик был небольшой, но
крепенький, с темными, еще влажными волосами. Он внезапно успокоился, замолчал. Натан
увидел его глаза - серо-синие, большие. В них отражалось какое-то зарево. Натан, вскинув голову,
заметил красноватые всполохи в темном, ночном небе.
-Это Вашингтон, - только и сказала Эстер. «Ничего, милый, - она ласково погладила младшего
внука по щечке, - мы его отстроим, Элияху, вот увидишь».
-Элияху Горовиц, - Натан нашел руку матери и пожал ее: «Спасибо, спасибо тебе!»
-Все хорошо, - Эстер обняла их всех и посмотрела на младенца. Он все еще молчал, казалось,
завороженный пылающим, огромным небом. Ветер уже нес на них запах гари. Эстер, чего-то
испугавшись, заставив свой голос не дрожать, повторила: «Все будет хорошо».
Эпилог
8 марта 1815 года, Гренобль
Мокрый снег разъезжался под копытами коней, огромное, голубое, весеннее небо уходило вдаль.
Пахло весной, на обочине дороги щебетали воробьи. Мишель, посмотрел вперед «Нас всего
шесть сотен. Господи, и его величество так уверен в том, что армия перейдет на нашу сторону. Я,
конечно, работал в Париже, но все равно...»
Наполеон ехал рядом, - в простой, старой темно-зеленой шинели и потрепанной треуголке. Седло
тоже было старое, крепкий, невидный конь спокойно ступал по лужам. Смуглый, твердый
подбородок был вздернут. Император улыбнулся и указал на развилку дорог: «Езжай назад,
попрощайся. Не волнуйся, с твоей женой отличная акушерка. Мадам Джозефина, - он улыбнулся, -
некоторых моих генералов за пояс заткнет».
Мишель посмотрел на северо-восток - там сверкали снежными вершинами горы. Еще на Эльбе
Иосиф, хмуро, сказал: «Совершенно незачем женщинам ехать в Париж. Мало ли что. Мы опять
начинаем воевать. Господь его знает, как оно все обернется. Пусть отправляются в Амстердам и
спокойно ждут нас. С домом все в порядке, я уверен».
-Там король, - неуверенно сказал Мишель, - вряд ли он будет рад...
-Где король, и где мы, - прервала его Джо - женщина проверяла пистолеты, сидя за столом. «Никто
нас не тронет, не волнуйся. Возьмем проводника, он нас доведет до немецкой границы, а там
дорога прямая. Стрелять мы умеем, все трое, - она со значением посмотрела на Джоанну. Та
только кивнула.
-А папа, бабушка? - звонко спросил Шмуэль. «Папа с нами поедет? И ты, дедушка?»
-Папа пойдет воевать, и я тоже, - Иосиф погладил внука по темноволосой голове. «И дядя Мишель.
Потом его величество вернется на трон, мы останемся в Амстердаме, а Мишель и Джоанна поедут
в Париж, к себе домой».
Ночью, Джоанна, прижавшись к нему, грустно сказала: «Значит, маленький Мишель или Жанна - в
Голландии родится».
-Ничего страшного, - уверил ее Мишель, целуя белую, теплую шею. «Все равно, я хочу потом в
Америку поехать. Натаниэль нас звал. Отправимся на запад, и будем жить коммуной».
Джоанна дала ему свои заметки о книгах Фурье. Мишель внимательно их прочитал. Сидя у
камина,- зима на острове была сырой, - он хмыкнул: «Это очень хорошо, конечно, однако одними
фаланстерами социальный строй не изменить. Нужно, как у нас, во Франции, ввести равенство
сословий, всеобщее избирательное право, - для мужчин и женщин, - нужно, чтобы рабочий класс
осознал пользу таких изменений, и прекратил цепляться, - саркастически добавил Мишель, - за
свои огороды с луком-пореем».
-Именно! - Джоанна стукнула кулаком по ручке кресла. Мишель всегда понимал ее с полуслова.
Муж поворошил дрова в камине: «Образование - вот что изменит рабочий класс. Умение читать,
писать, способность отстаивать свои права, выступать на митингах..., Нам нужны будут адвокаты, -
такие, как Нат, - нужны будут представители рабочих в парламентах, надо организовывать
профессиональные союзы...»
Джоанна, глядя на расплавленное золото заката, что отражалось в тихой бухте, спросила: «Ты
веришь в то, что такое возможно? Ведь даже его величество - все равно монарх».
-Нет ничего дурного в конституционной монархии, - Мишель чиркнул кресалом. Раскурив сигару,
мужчина повторил: «Ничего дурного. Я уверен, и его величество, и наследный принц, поддержат
улучшение положения рабочего класса».
Уже когда Мишель заснул, Джоанна, поворочавшись, положив руку на живот, улыбнулась: «Ты это
увидишь, сыночек. Или доченька. Увидишь, как депутаты от рабочих заседают в Национальном
Собрании. Обещаю тебе». Она зажгла свечу и нашла в шкатулке единственное, дошедшее до них
письмо от матери. Мадлен переслала его открытым образом, такая переписка прочитывалась
британцами. Джоанна, вздохнув, погладила ровные строки:
-Милая моя доченька, дорогой зять! Элиза с мужем и ребенком вернулись в Париж, Вероника с
Франческо - в Лондон. Я осталась в Ренне одна. Но это не страшно, я хожу по нашему особняку и
вспоминаю детство, когда мы играли с покойным Франсуа и маленьким Жюлем. Отец твой все
еще в Вене. Дела там, судя по слухам, затягиваются, а потом он поедет в Рим, сама знаешь, - перо
матери остановилось, - зачем. Посмотрим, что там случится. Вероника и Джон передают вам
большой привет. Джованни с Изабеллой уехали в Лондон. Элиза присматривает за Юджинией в
Париже, а я читаю старые книги, вышиваю, и хожу в церковь. Посылаю тебе свое материнское
благословение, доченька. Надеюсь, что мы еще увидимся.
Получив это письмо, Джоанна внезапно, сама того не ожидая, расплакалась. Она вспомнила ту
ночь в Париже, когда они с матерью, обнявшись, лежали на кровати. Мишель тогда долго ее
утешал, говорил, что они обязательно встретятся с герцогиней. Джоанна, подняв глаза, спросила:
«А дядя Теодор? Что он пишет? Приедут они?»
-Хотели, - развел руками Мишель, - но я папу еще в Париже предупредил, что мы здесь ненадолго.
-Мишель! - ахнула Джоанна. Муж, посадив ее к себе на колени, признался: «В начале марта. Но ты
с тетей Джо и Деборой в Амстердам поедешь, там безопасней. Не спорь, пожалуйста, - он ласково
погладил ее по животу: «В марте начнем, к осени закончим, я вернусь, и отплывем в Америку.
Увидим Ната и его Бланш, а потом отправимся на запад».
- Спасибо, ваше величество, - отозвался Мишель. Наполеон проводил его глазами: «Жаль,
конечно, что мадам Марта не на меня работает. Такие женщины редко встречаются».
Они даже подружились. Марта провела на острове неделю. Наполеон, гуляя с ней, как-то,
смешливо, спросил: «Я предполагаю, нет смысла переманивать вас на сторону противника?»
Женщина остановилась. Посмотрев на него твердыми, зелеными глазами, - она напоминала
Наполеону тот образ Мадонны, что он видел у русского юноши, брата Мишеля, - женщина
улыбнулась: «Нет, ваше величество».
-У меня отняли титул, - не удержался Наполеон. «Вернее, я сам от него отказался».
-Отказались? - она подняла бронзовую бровь. Наполеон, невольно, покраснел. Марта протянула
