горько усмехнулся, - какая разница, часа через три нас выведут во двор и расстреляют у стены».
-Марта о твоей жене позаботится, ты не волнуйся, - Джон опять покашлял. «И о Жане тоже. А мои,
- он вздохнул, - мои все взрослые уже, не страшно».
-Главное, - думал он, чувствуя боль в горле, - главное, чтобы мальчик не погиб. Шестнадцать лет,
всего шестнадцать лет…Хорошо, что я ему запретил с нами лететь, ни к чему это было».
-Джон, - услышал он голос Жюля, - сейчас, хотя бы, поговори с этим юношей, если он придет. Все
же зять твой, отец внука твоего, или внучки. Какая разница, на чьей он стороне воюет?
Джон почувствовал в темноте, что Жюль улыбается.
-Не ожидал от тебя, - сказал он сдавленно - горло болело все сильнее.
Полковник тяжело вздохнул: «Опять кашлять хочется. Простыли мы с тобой. А то, что я считаю
Наполеона узурпатором, дорогой мой, не значит, что надо отказываться от семьи. Что у нас есть,
кроме нее? Ничего. Видишь, мне надо было до четвертого десятка дожить, и за два часа до
смерти я это понял».
Они услышали скрип железа по камню, кто-то поводил свечой в темноте. Совсем молодой голос
робко сказал: «Ваша светлость…»
-Красивый мальчик, - невольно подумал Джон. «Мне Марта о его матери рассказывала - он на нее
похож, конечно».
-Там, наверху, - Мишель присел рядом с ним, - никто не знает, кто вы такие. И не узнают, конечно.
Ваша светлость…., - он замялся, - я знаю, вы были против нашего брака, но я вам обещаю, я всегда
буду рядом с Джоанной, всегда позабочусь о ней, о детях наших…, - Мишель покраснел. Герцог,
вдруг, улыбнулся: «У вас сейчас как раз дитя будет, мне Иосиф говорил. Жалко, что я его не увижу».
-Мы ему о вас расскажем, - Мишель, на мгновение, коснулся руки герцога. «Или ей, ваша
светлость. Обязательно. Вы простите, что….- он помедлил. Джон, превозмогая боль в горле,
которая растекалась, казалось, куда-то вниз, к легким, ответил: «Ничего, милый. Это война, и мы с
Жюлем знали, на что шли. Ничего».
Раздался сдавленный голос: «Джон…, Дышать…воздуха…, нет….»
-Сейчас, - Мишель подхватил свечу. «Сейчас я дядю Иосифа позову, сейчас!»
Он выбежал. Джон, тяжело задышав, с ужасом услышал хрип из темноты: «Джон…, Как больно…,
Больно….»
Он и сам закашлялся, - мучительным, раздирающим все тело кашлем, - и еще успел подумать:
«Мы были неправы. Этот газ смертелен для всех. Просто животные меньше весят, и умирают
сразу, тем более при большой концентрации его в воздухе. А мы…., - он ощутил страшную тяжесть
в груди, и уже не услышал, как Иосиф, наклонившись над ними, велел: «Немедленно наверх!»
Наполеон распахнул ставни и вгляделся в туман, что висел над лужайкой: «Дождь утих. Господи, -
он внезапно поежился, - кто бы мог подумать, что Иосиф окажется прав? Если этот газ распылить
на поле битвы, то она закончится уже через три-четыре часа. Нельзя так воевать…., - он покачал
головой и обернулся к офицерам: «Собираемся. Нам надо быть в лагере. Все себя хорошо
чувствуют?».
Они молчали. Наконец, кто-то неуверенно сказал: «Генерал Кардозо нас всех осмотрел и велел -
при малейших признаках удушья или кашля, немедленно возвращаться в госпитальные палатки».
-И очень правильно велел, - Наполеон, натянув шинель, засунул руку в карман: «Письма сжечь.
Сейчас все уедут, и сожгу. При Жозефе и Мишеле это можно сделать, они ничего не скажут. Жозеф
меня опять спас, в который раз уже».
-Ваше величество, - спросил один из адъютантов, - а что это были за люди?
-Англичане, - коротко отозвался Наполеон, - а больше о них мы ничего не узнаем, тем более
теперь. Идите, и не болтайте о том, что видели, понятно?
Он проводил взглядом офицеров, и прислушался. Крики, доносившиеся из-за двери столовой,
куда отнесли отравленных, стихли.
Наполеон закрыл глаза и вспомнил бьющихся в судорогах людей, их синие, опухшие губы,
раздирающий, высокий крик: «Больно! Дышать, дышать нечем….». Одного из них стало рвать
красноватой пеной, запахло кровью. Иосиф, удерживал рвущегося, хватающего воздух человека:
«Он скоро умрет, ваше величество. Отек легких, у него вся кровь в организме сейчас туда
хлынула».
Второй, - тот, что был пониже, - лежал, скорчившись на полу, с мертвенным, серым лицом.
Мишеля держал его за руку. Майор де Лу поднял голубые, чуть покрасневшие глаза: «Он просто
впал в забытье. Пульса нет совсем».
Наполеон распахнул дверь столовой и увидел, как Иосиф и Мишель укладывают рядом трупы.
Генерал Кардозо, повернувшись, развел руками: «Оба мертвы, ваше величество. У этого, - он
указал на русую, в седине голову, - легкие разорвались. У второго, - Иосиф взглянул на
светловолосого мужчину, - сердце встало».
Наполеон посмотрел на испачканный пеной и кровью пол: «Они так и не сказали - кто они?»
-Нет, - ответил генерал Кардозо. «Не сказали».
-Мишель, - велел Наполеон, - дай кресало, и надо седлать лошадей. Пять утра, через час я хочу
начать артиллерийскую подготовку. Мы их здесь оставим, - он взглянул на трупы, - нет времени
рыть могилу. Иди, Жозеф, - он потрепал генерала по плечу, - поспи хоть немного, скоро у вас
начнется горячее время. И спасибо тебе, - он вздохнул, все еще всматриваясь в лица мертвецов.
Когда Иосиф с Мишелем ушли, Наполеон чиркнул кресалом. Раскурив сигару, император
приложил ее к уголку верхнего письма. Он увидел, как пропадают в огне ровные строки. Вытерев
одной рукой глаза, он бросил горящую пачку на пол.
Тлеющие обрывки бумаги закружились по комнате. Наполеон, нагнувшись, закрыл простыней
трупы. Положив руку на пистолет в кармане шинели, он вышел во двор. Над равниной Ватерлоо
уже поднималось слабое, тусклое солнце, туман еще не рассеялся. Наполеон, сев в седло, взглянул
на небо: «Все равно дождя не миновать».
Они выехали из ворот фермы и направились на запад, к шатрам французского лагеря.
Проваленная крыша маленькой церкви серого камня пылала, разбитая ядрами колокольня была
разрушена, на крохотном кладбище - разбросаны трупы гренадеров. Наполеон сидел на груде
камней, скинув мундир, ожидая, пока Иосиф перебинтует ему руку. «Ерунда, генерал Кардозо, - он
поморщился, - просто осколком зацепило».
-Пятый раз деревня из рук в руки переходит, - мрачно подумал Наполеон. «Три батальона гвардии
осталось, не больше. Они с места не сдвинутся, меня защитят. Надо было мне не медлить с
кавалерийской атакой, не ждать, пока земля высохнет, она, все равно, так сырой и осталась. И
артиллерийская подготовка была неудачной, а все из-за этого дождя…, Остерегайся воды, -
вспомнил он. Подняв глаза к серому, туманному небу, Наполеон увидел черного ворона, что
кружил над языками пламени.
Мишель соскочил с взмыленного жеребца. Обернувшись на горящую деревню, он вспомнил
шепот Иосифа: «Просто положи его рядом с Жюлем, и все».
-А если он пошевелится? - Мишель чувствовал под пальцами пульс - редкий, прерывистый.
-Не пошевелится, - угрюмо ответил Иосиф, глядя на распухшее, посиневшее лицо герцога.
«Отравление проявляется по-разному. Он тоже умрет, ему недолго осталось, просто, - Иосиф
вздохнул и закрыл мертвые, серо-голубые глаза Жюля, - он, хотя бы, не будет мучиться».
Мишель аккуратно устроил тестя на полу. Наклонившись, он приник ухом груди Джона - мужчина
слабо, неслышно хрипел.
Иосиф улыбнулся: «Мишель здесь, я уже…., - он не договорил, над их головами просвистело ядро.
Майор де Лу, бросившись на влажную землю, увидел, как Иосиф закрыл своим телом императора.
Шрапнель защелкала по камням. Наполеон, слыша дыхание Иосифа, вспомнил мост в Арколе,
вязкую грязь болота и его веселый голос: «Успеете еще атаковать». Потом стало тихо, и он позвал:
«Генерал Кардозо!». Ворон заклекотал. Сверху раздался потрясенный голос Мишеля: «Ваше
величество!»
Наполеон принял руку адъютанта. Отряхнув свой сюртук от каменной пыли, император замолчал.
Темноволосый, в седине, затылок, был разнесен шрапнелью. Когда они, вдвоем с Мишелем,
перевернули тело, Наполеон увидел его упрямые, открытые глаза. Иосиф улыбался.
Наполеон, помолчав, велел: «Помоги мне занести его…, Жозефа, туда, - император махнул рукой
на церковь, - и найди полковника Кардозо. Как…, - он сглотнул, - как у нас дела?»
-Плохо, - честно ответил Мишель, не отводя взгляда от лица Иосифа. Он лежал, странно
умиротворенный. Мишель, на мгновение, подняв глаза, увидел ворона. Птица сорвалась с
разрушенной крыши и медленно полетела на юг. «Мы отступаем, ваше величество, - Мишель
вытер рукавом мундира закопченное лицо, - гренадеры еще дерутся, но прусские части…Ваше
