Но от прикосновения Фродо шевельнулся и тихо вскрикнул во сне, и Сэм мгновенно встрепенулся. Первое, что он увидел, был Горлум. "Лапал хозяина", — подумал он.
— Эй, ты! — грубо окликнул он. — Что это ты затеваешь?
— Ничего, ничего, — тихо отозвался Горлум. — Славный хозяин!
— Ещё бы, — фыркнул Сэм. — Но где это ты пропадал, куда успел сползать, старый ты пролаза?
Горлум отпрянул, и зелёный свет полыхнул под его тяжёлыми веками. Теперь он был похож на паука, скорчившегося на согнутых лапах, с выкаченными глазами. Краткое мгновение минуло безвозвратно.
— Сползал, сползал! — прошипел он. — Хоббиты всегда так вежливы, да. О, славные хоббиты! Смеагорл ведёт их тайными тропами, которых никто другой не смог бы найти. Он устал, ему хочется пить, да, пить, но он ведёт их, он ищет дорогу, а они говорят ползал, пролаза. Очень вежливые друзья, о да, моя прелесть, очень славные.
Сэм ощутил слабое раскаяние, но не стал более доверчив.
— Извини, — сказал он. — Я виноват, но ты разбудил меня внезапно, а я не должен был засыпать. Это заставило меня немного погорячиться. Но мистер Фродо, он так устал, и я попросил его прикорнуть ненадолго. Так вот всё и вышло. Сожалею. Но, всё-таки, где ты изволил быть?
— Ползал, — резко бросил Горлум, и зелёный свет не погас в его глазах.
— Ну и ладно, — сказал Сэм. — Как хочешь! Полагаю, что это не так уж далеко от правды. А теперь лучше бы нам ползти дальше всем вместе. Сколько времени? Сейчас ещё сегодня или уже завтрашнее утро?
— Уже утро, — ответил Горлум. — Было утро, когда хоббиты заснули. Очень глупо, очень опасно — если бы бедный Смеагорл не ползал рядом на страже.
— Думаю, мы вскоре устанем от этого слова, — сказал Сэм. — Впрочем, неважно. Я разбужу хозяина.
Он бережно откинул волосы со лба Фродо и, наклонившись к нему, тихонько произнёс:
— Проснитесь, мистер Фродо! Проснитесь!
Фродо шевельнулся, открыл глаза и улыбнулся, увидев склонившееся над ним лицо Сэма.
— Сегодня решил разбудить пораньше, да, Сэм? — сказал он. — Всё ещё темно!
— Да, здесь всегда темно, — ответил Сэм. — Но Горлум вернулся, мистер Фродо, и он говорит, что уже утро. Так что мы должны идти. Последний рывок.
Фродо глубоко вздохнул и сел.
— Последний рывок! — повторил он. — Привет, Смеагорл! Нашёл, что поесть? Ты отдохнул?
— Ни еды, ни отдыха, ничего для Смеагорла, — сказал Горлум. — Он пролаза.
Сэм прищёлкнул языком, но сдержался.
— Ты не должен называть себя так, Смеагорл, — сказал Фродо. — Это неумно, правда это или ложь.
— Смеагорлу приходится брать то, что дают, — ответил Горлум. — Это имя было пожаловано ему добрым мастером Сэммиумом, хоббитом, который так много знает.
Фродо взглянул на Сэма.
— Да, сэр, — подтвердил тот. — Я назвал его так, внезапно разбуженный ото сна, когда увидел его рядом. Я сказал, что сожалею, но, кажется, скоро уже перестану.
— Так, оставим это, — сказал Фродо. — Однако, Смеагорл, похоже, что мы, ты и я, дошли до обусловленного места. Скажи мне, сумеем ли мы отыскать остаток дороги самостоятельно? Мы в виду перевала, на тропе, ведущей к нему, и, если теперь мы можем добраться туда, полагаю, что наш договор подошёл к концу. Ты выполнил, что обещал, и ты свободен: волен вернуться назад, к пище и отдыху, пойти в любое место по твоему выбору, только не к слугам Врага. И когда-нибудь я вознагражу тебя, я или те, кто меня помнят.
— Нет, нет, не сейчас, — заскулил Горлум. — О нет! Они не смогут найти дорогу сами, не правда ли? О, конечно, нет. Там будет туннель. Смеагорл должен идти дальше. Не отдых. Не еда. Не сейчас.
Глава IX
Логово Раконы
Сейчас действительно мог быть день, как утверждал Горлум, но хоббиты не видели почти никакой разницы, разве что, возможно, тяжёлое небо над головой было уже не совершенно чёрным, а походило больше на огромную дымную крышу, в то время как вместо глубокой ночной мглы, всё ещё медлившей в расселинах и пещерах, скалистый край вокруг них окутывали тени. Они двинулись дальше, Горлум впереди, хоббиты бок о бок, вверх по узкому длинному ущелью между валами и колоннами выщербленных и выветрелых скал, которые стояли с обеих сторон, как гигантские бесформенные статуи. Не было ни звука. Впереди в некотором отдалении, примерно в миле или около того, маячила высокая серая стена: последняя вздымающаяся ввысь громада каменной горы. Чем ближе они подходили, тем темнее и выше становилась она, пока не нависла над ними, закрыв собой всё, что лежало по ту сторону. Подножье её пряталось в глубокой тени. Сэм принюхался к воздуху.
— Ух! Этот запах! — сказал он. — Он становится всё сильнее и сильнее!
Вскоре они вступили в тень под стеной, и в середине её увидели устье пещеры.
— Это вход внутрь, — шепнул Горлум. — Это вход в туннель.
Он не назвал его имени: Торех Ангол, Логово Раконы[5]. Из него исходило зловоние, но не тошнотворный запах тления, как в лугах Моргула, а гнилостная вонь, словно в темноте внутри валялись кучи каких-то давно скопившихся отбросов.
— Это единственный путь, Смеагорл? — спросил Фродо.
— Да, да, — ответил тот. — Да, сейчас мы должны идти этой дорогой.
— Ты хочешь сказать, что ты пролез через эту дыру? — сказал Сэм. — Фью-ю! Но, наверное, тебе нет дела до дурных запахов.
Глаза Горлума сверкнули.
— Он не знает, до чего нам нет дела, не так ли, прелесть? Нет, он не знает. Но Смеагорл умеет терпеть. Да. Он прошёл здесь. О да, прямо насквозь. Это единственная дорога.
— Интересно, чем это так воняет? — сказал Сэм. — Это похоже… Ладно, не буду говорить, на что это похоже. Ручаюсь, что тут какая-то грязная нора орков, в которой столетиями копились их отбросы.
— Ладно, — проговорил Фродо. — Орки там или нет, если это единственная дорога, мы должны пойти по ней.
Сделав глубокий вдох, они вошли внутрь и через несколько шагов очутились в совершенно непроницаемой тьме. Фродо и Сэм не видели такого мрака с беспросветных коридоров Мории, но здесь, если только это возможно, он был глубже и гуще. Там, там было движение воздуха, и эхо, и ощущение пространства. Здесь воздух был неподвижен, спёрт и тяжёл, а звуки умирали. Они брели, словно в чёрном тумане, порождённом первозданной тьмой, её дыханием, которое поражало слепотой не только глаза, но и мысли, так что изглаживалась сама память о цвете и формах или о любом свете. Здесь была вечная ночь, бесконечная ночь и ничего, кроме ночи.
Но некоторое время у них ещё сохранялось осязание, и это чувство, доносимое ногами и пальцами, сперва даже возросло до почти болезненной остроты. К удивлению хоббитов, стены были на ощупь гладкими, а пол ровным и уводил без всяких поворотов вперёд, полого поднимаясь, если не считать редких ступенек, с одним и тем же неизменным уклоном. Туннель оказался высоким и широким: настолько широким, что хоббитам, хотя они двигались бок о бок, чтобы коснуться вытянутой рукой боковой стены, пришлось разъединиться и очутиться в одиночестве, отрезанными тьмой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
