его в школе. Теперь я еще довольно бойко могу на каннада, потому что на нем разговаривают многие мои пациенты. А, да, и еще я учу французский, потому что в феврале еду в Париж.
– Ого! Пять языков. Вот это талант!
– Ну ты и сама знаешь хинди и немножко каннада.
– Я и их забыла вместе со всем остальным.
– Должно быть, очень трудно вот так вот вернуться. Но вот увидишь, если проживешь тут чуть дольше, начнешь чувствовать себя как дома.
– Может, – с сомнением протянула я.
– Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь. Когда я вернулся из Америки после университета, то увидел Индию другими глазами. Мне все казалось невозможно шумным и неэффективным – само собой, я быстро забыл все недостатки Штатов вроде дорогой медицинской страховки. У приятелей, с которыми я общался до университета, были довольно-таки незрелые взгляды на женщин – и они их практически не переросли. И после всего, что я выучил, родительские уничижительные замечания о душевных расстройствах довольно-таки сильно задевали, даже когда в шутку. Я совершенно не хочу сказать, что после знакомства с западным миром стал весь из себя такой просвещенный или самоактуализированный, – скорее просто чувствовал себя чужим и потерянным. Это очень трудно объяснить так, чтобы не показаться заносчивым козлом.
– Я помню, какой странной казалась мне Англия, когда мы туда только приехали. Так холодно, так непохоже на все, к чему я привыкла. Но мне очень жаль, что ты себя так ощущал. Я помню, что твой папа сказал за ужином про тревожность. В Англии со старшим поколением это тоже частое дело. Хорошо, что хоть сейчас положение начало исправляться.
– Здесь тоже. Но психические болезни до сих пор довольно-таки сильно стигматизированы.
– А как тебе в Бангалоре теперь? – спросила я.
– Я снова вписался. Город стал куда более космополитичным, рестораны великолепные. У меня прогрессивные друзья и любимая работа.
– А в отпуск ты ездишь в Париж, к высотам утонченности.
– Это не отпуск. Полугодовая стажировка. К психотерапевту, который специализируется на межкультурной терапии для беженцев. Буду учиться, чтобы потом работать с трудовыми мигрантами, неприкасаемыми и прочими, кому сложно получать квалифицированную помощь.
– Очень благородно с твоей стороны.
– Ну просто… ты же видела наш дом. Моя семья… я сам… у нас настолько больше ресурсов, чем у миллионов людей в этом городе. Я живу настолько другой жизнью, чем люди, мимо которых хожу по улицам каждый день.
– У всех людей есть нечто общее. Люди повсюду влюбляются друг в друга или ненавидят друг друга до мозга костей. Все едят и испражняются, а в конце концов умирают.
Джобин засмеялся.
– У тебя теперь такое типично британское чувство юмора, с ума сойти!
– Не знаю, что ты подразумеваешь под «типично британским».
– Суховатое остроумие.
– Что ж, спасибо. Наверное.
– Никак не могу привыкнуть к тому, что мы снова встретились через столько лет. Твой акцент, манеры – все совершенно иное.
– Но хоть что-то же осталось прежним?
– Ну ты и в детстве задавала много вопросов.
– Ха-ха. – Я пихнула его локтем.
Через пару минут автомобиль остановился перед узкой пешеходной улочкой, вдоль которой выстроились продуктовые прилавочки с источавшими пар кастрюлями и сковородками. Народу там было как на рок-концерте, и почти так же шумно. Я четыре раза бывала на многолюдных концертах. Результат: два тяжелых похмелья после всего, что я выпила, пытаясь справиться с собой, одна паническая атака и одно бегство в слезах с середины действа. Может, надо сказать Джобину, что я бы предпочла ресторан.
– Обычно я начинаю есть с одного конца и методично двигаюсь до другого, – сказал он.
Кто бы удивлялся.
Он легко пробирался через толпу, а вот мне приходилось сложнее: то я кого-нибудь случайно толкну, то меня кто-нибудь толкнет. Неоновые вывески полыхали, точно сирены. Повсюду – плотная стена тел. Люди орали друг на друга во весь голос. Я застряла, пытаясь просочиться мимо какого-то многочисленного семейства.
– Простите…
Никто даже не шелохнулся.
– Майя!
Джобину пришлось вернуться за мной. Я ухватилась за протянутую руку, и он протащил меня через затор.
К тому моменту, как мы добрались до начала ряда, нервы у меня уже были на взводе. К счастью, толпа вокруг чуточку поредела.
– С чего начнем? – спросил Джобин.
Я посмотрела на меню. Единственным знакомым мне словом было «доса».
– Я тут ничего не знаю.
– Выбери наугад. Если не понравится, купим что-нибудь еще.
– Э-э-э… Ладно, тогда пусть будет оббатту.
– Тогда я еще и уттапам куплю.
Уттапам оказался чем-то средним между досой и аппамом – толстый пористый блинчик, посыпанный мелко нарезанным луком, зеленым чили и кориандром. А оббатту – щедро смазанной гхи желтой лепешкой роти с начинкой из тур дала с пальмовым сахаром. Я сфотографировала их для Адама.
– После целого дня в снегах им бы там такой перекус понравился.
– И то и другое готовится целую вечность, – предупредил Джобин. – Идем, покажу тебе кое-что попроще.
У следующего лотка мы попробовали пав бхаджи – по словам Джобина, типичное блюдо мумбайской кухни. Острое и густое овощное пюре с промасленными рогаликами, лимоном, кориандром и сырым луком. Идеальное сочетание жирности, пряности и кислинки – самое то для арктической турбазы. К тому времени, как я доела свою порцию, желание бежать куда-то испарилось.
Потом мы ели жаренные во фритюре перчики в обсыпке из нутовой муки, потом чанна батура – тушеный нут с пури, большими плоскими лепешками, которые обмакивают в кипящее масло, где они раздуваются и становятся хрустящими.
– Я объелась, – сказала я, поглаживая себя по животу. – Знаешь, на всю эту еду мы потратили меньше, чем стоит один перец в Лонгйире.
– Безумные цены.
– Не то слово. Поэтому-то я стараюсь тут есть как можно больше.
– Тебе обязательно надо попробовать еще что-нибудь. На сладкое. Джалеби.
– Мы их ели в Англии на праздник Дивали.
– Свежими они вкуснее. Поблизости от нашего дома была одна палатка, где их продавали, ты любила смотреть, как их готовят. Ты еще их называла загогулинками.
– Приятно знать, что и я когда-то была смешной и милой.
– Да ты и сейчас, – сказал Джобин.
Он застенчиво покосился на меня – будь я одинока, мне бы польстило. Но я же не была одинока. А вдруг я ему голову морочу? Он знал, что у меня есть парень, но все тут, кажется, придерживались мнения, что отношения без кольца – не в счет.
Я отвернулась от Джобина и посмотрела на толпу. Сколько же народа! Колышущаяся масса рук, ног, глаз и зубов.
Вот тут-то мое тщательно выстроенное ощущение «все в порядке» и рухнуло.
В животе забурчало. К горлу поднялась едкая кислота. Грудь словно бы сжало
