был разделен на несколько павильонов, называемых по цвету стен. Так, в самом большом зале находились Розовый, Сиреневый, Бежевый и Лиловый павильоны. К последнему и направились подруги.
Тилшарг интереса ради посматривала по сторонам, чтобы оценить того или иного гзартму, а вот Миджирг шла вперед, не замечая ничего и никого вокруг. На ее лице была написана угрюмая решимость, и только Тилшарг знала, что обычно за таким выражением она скрывает сильное волнение.
Наконец, она остановилась почти в центре Лилового павильона и едва заметно кивнула в сторону одной из комнаток. Тилшарг непринужденно провела рукой по волосам и кинула взгляд влево. Там, куда показала Миджирг, находилось сразу три маленькие комнатки, а в них, выпрямив спины, сложив руки на коленях, смирно сидели гзартмы.
— Что ж он одевает-то их так бедненько! Попал в Лиловый павильон, а на одежде экономит, — недовольно проворчала Тилшарг. Ну грешен ты скупердяйством, так постарайся не демонстрировать это остальным столь нарочито!
Дардам скупость была чужда, и они часто удивлялись, как далеко может завести алчность слабовольного человека.
— Да щавель с ней, с одеждой! — тихо выругалась Миджирг. — Ты скажи, как он тебе?
— Какой именно-то? В зеленом? Желтом? Розовом? Их там трое!
— В розовом, — сквозь зубы процедила Миджирг, но слух у дард был отменный и Тилшарг прекрасно ее расслышала.
Они повернулись, уже не скрывая своего интереса к выставленным на продажу гзартмам. И, конечно, тут же к ним бросился Оскат, улыбаясь во весь рот и приветливо кивая. Тилшарг он знал хорошо и заработал на ней кругленькую сумму два года назад, продав ей гзартму. Так что торговец и теперь, похоже, рассчитывал на удачную сделку. Миджирг он тоже знал и помнил, что ту ни разу не удалось заинтересовать ни одним гзартмой, а потому даже не предполагал, что покупательницей может оказаться она. Эти министриссы всегда приходили в Аукционный дом вдвоем, так что Оскат был уверен, что Миджирг снова явилась сюда лишь в качестве сопровождающей.
— Моя дорогая, моя прекрасная! — уже за несколько шагов принялся тараторить Оскат. — Как давно я вас не видел, госпожа Тилшарг! Как вы поживаете? Довольны ли гзартмой, которого купили у меня?
— Доброе утро, почтенный, — ответила на любезность Тилшарг.
Они поздоровались, как было принято в Забраге, сжав правую руку в кулак и коснувшись кулака другого костяшками и нижними фалангами пальцев. То же проделала и Миджирг. Какие-то вещи от людей не удавалось утаить и, как не претило дардам посвящать их в тонкости своей жизни, но делать было нечего.
— Довольна, довольна, да. Все отлично, живем и радуемся, — заверила Тилшарг торговца.
— А сегодня, неужто за новым гзартмой пожаловали, госпожа Тилшарг? — с затаенной надеждой спросил Оскат.
— Мне-то гзартма не нужен, а вот госпожу Все-Учтено тут заинтересовал кое-кто, — протянула Тилшарг.
— Неужто госпожа решила взять в свой дом гзартму? — торговец всплеснул руками и заулыбался, заискивающе глядя на Миджирг. — Это же джвургаш! Какой джвургаш!
И Тилшарг, и Миджирг поморщились. Правда, морщиться дарды умели незаметно, никто из людей и не понял бы, что они гримасничают. Оскат и другие торговцы частенько использовали слова на гшхаре, вот только говорили не только с чудовищным акцентом, так дардам иногда еще и приходилось крепко подумать, что имел в виду собеседник, поскольку слова они использовали совершенно неправильно. К примеру, слово «джвургаш» означало долгожданное событие, но событие запланированное. Так можно было сказать о Дне весны или празднике Зимнего солнцестояния, о фейерверке в конце ярмарочной недели, но уж никак не о событии, дату которого ты не знаешь наперед. Однако ни Миджирг, ни Тилшарг не собирались давать Оскату уроки гшхара, а потому просто кивнули: да, мол, пришлось подождать.
— И кто же этот счастливец? — спросил Оскат.
— Вот тот, что рядом с пустующей кабинкой, — указала Миджирг.
— Ах, Ханет! — всплеснул руками торговец и заулыбался, словно другого ответа и не ждал. — Жемчужина моей коллекции! Красавец, прибывший с самого северного острова Доминиона!
— Самого северного? — Тилшарг мысленно представила карту мира. — Так он ведь не жилой! Там же одни птицы-малокрылы да саблезубые моржи обитают.
— Самый северный из населенных людьми, — тут же нашелся Оскат. — Юный цветок севера, очень красивый, позволю себе заметить, гзартма!
Купец заливался соловьем, но Тилшарг наступила на горло его песни тяжелым ботинком прагматичности.
— Ну, знаете! Все вышеперечисленное — вовсе не заслуги. — Она посмотрел на Миджирг, но та явно торговаться даже и не собиралась. По лицу видно: заплатит, сколько попросят. Впрочем, на что тогда подруги?
— То, что он с Налдиса или Плаписа означает лишь, что грамоте наверняка не обучен. Небось, на общем-то заговорил только у тебя в обозе? Что он вообще умеет? Толк от него, в доме будет? Или только и годиться интерьер украшать, да постель греть? — прогрохотала Тилшарг. Она была слишком крупной и мускулистой даже для дарды и возвышалась над торговцем, как самая настоящая гора, оправдывая свое прозвище.
— Ханет вырос в деревне, может и поле вспахать, и дом построить, очень работящий юноша, не сомневайтесь!
— Только вот жить он будет в городе, а не в деревне! — гаркнула Тилшарг. — А что-то более полезное он умеет делать? Петь? Танцевать? Играть на музыкальных инструментах? Может ли хотя бы пользоваться столовыми приборами?
— Он великолепно… — Оскат заметно скис, — великолепно… приманивает рыб…
— Рыб приманивает, — мечтательно повторила Миджирг на гшхаре, за что Тилшарг была ей крайне благодарна. Не помогает сэкономить себе деньги, но хоть не мешает — и то хорошо!
— И что с того? Или предлагаешь Миджирг привязать гзартму к носу корабля, как деревянное чудище на кораблях северян? — Тилшарг сложила руки на могучей груди и строго воззрилась на Оската. — А может быть, в саду его высадить, раз уж он цветок?
— Нет, конечно, о чем вы… Но он очень быстро обучается всему! Это юноша на удивление смышленый! Все науки, какие пожелаете, освоит в два счета! В их краях мало кто говорит на общем, а он говорит прекрасно, а чего не знал, подтянул за время пути. Он сдружился с двумя молодыми господами из очень хороших семей и, глядя на них, много перенял по части манер и умения себя вести. Да и вообще, северяне — народ молчаливый, основательный, хозяйственный. От них никогда бранного слова не услышишь, не то что от балоболов южан, да вы и сами знаете! И на лицо он — вы взгляните, уважаемые, какой пригожий! — Оскат интимно понизил голос: — Сдается мне, настоящим отцом его был не простой крестьянин, а человек, куда более достойный, если понимаете, о чем я!
Тилшарг подняла
