чем рассказать. Но в то же время это и не так. В разговоре глупо выглядит: у нас отличная студия, мы работаем, но спросите: а что вы сделали – а мы ничего не сделали… Я глубоко переживаю эту ситуацию, она для меня невыносима… смешно быть таким в себе уверенным и в то же время не быть в состоянии осуществить то, что хочешь. Но я не хочу жаловаться, не хочу категорически, несмотря на объективную ситуацию… я просто не знаю, выживет ли этот проект[10], но я хочу его снять все-таки, у меня к нему отношение такое – сердечное, в конце концов… мы занимаемся им практически с начала 1992-го… но, повторяю, все проходит, уходит, не доходит, обрывается… Сколько не снято за эти годы. Я мог снимать кино с 20 лет…»
Потом уже такой искренности и эмоциональной открытости Сельянов больше не допустит. Но проблемы, перед которыми он тогда чувствовал свою беспомощность, станут для него вызовом, и он, стиснув зубы, с ними справится.
Появление эмблемы
Сельянов и Балабанов заработали первую более или менее серьезную сумму, участвуя в съемках французского фильма «Исповедь незнакомцу».
Эта картина 62-летнего дебютанта, непрофессионального режиссера, должна была сниматься в Петербурге, поскольку сценарий основывался на рассказе Валерия Брюсова.
Сельянов вспоминает: «Режиссером был некий Жорж Бардавиль, человек из ресторанного бизнеса, которому почему-то захотелось снять кино. Он с соавтором написал сценарий, в котором были две главные роли, мужская и женская, из тех, что очень нравятся актерам, такие психологические, с большими страстями… Сценарий он показал известной актрисе Сандрин Боннэр, она пришла от него в восторг, привлекла своего мужа, которым был тогда Уильям Херт, тоже звезда американская. Ему понравилось, они согласились. Имея согласие двух звезд, Бардавиль нашел деньги. И приехал в Россию снимать.
К этой компании имел отношение Ги Селигман, французский левак, он испытывал к России симпатию, был продюсером у Германа на фильме „Хрусталев, машину“, он-то и предложил организовать для картины съемки в Петербурге».
Сельянов с Балабановым стали исполнительными продюсерами. И все бы хорошо – опыт интересный, деньги серьезные, актеры прекрасные, но, как вспоминает Сельянов: «Бардавиль оказался тупым упрямым бараном. Режиссер должен быть упрямым, конечно, но в его случае это переходило всякие границы. Во-первых, он в кино ничего не понимал и не знал. Я вначале Леше, который прекрасно умел снимать Петербург, предложил: давай поможем, чтобы хоть картинка была нормальная, покажи ему точки. Не то чтобы это входило в наши обязанности, но в философию помощи, сотрудничества на проекте – да, конечно, мы ведь хотели, чтобы кино получилось как можно лучше.
Леша стал показывать: вот Жорж, смотри, можно тут камеру поставить, будет хорошо. Жорж молча сопел, багровел, потом поворачивал камеру в противоположную сторону. Но все-таки у нас была надежда, что это будет заметный фильм, и я подсказал Леше: попробуй ему предлагать ровно наоборот. Сработало!
Кино Бардавиль снимал так: говорил команду „Аксьон“, открывал сценарий и следил за диалогом, и как только актер договаривал последнюю фразу, Жорж кричал „Купе!“, т. е. „Стоп“. А ведь актеру нужно отыграть окончание фразы, иметь люфт, так что для актеров это невыносимо, и для дела очень плохо. Пришлось договариваться с оператором Юрой Клименко, чтобы он не слушал режиссера, не сразу выключал камеру.
Снимались там разные российские актеры, Лариса Гузеева, Сергей Юрский, Ольга Волкова, Светлана Крючкова. В роли следователя начал сниматься Александр Кайдановский, но потом его медицинские документы дошли до французских страховщиков, и они, посмотрев на диагноз, отказали в страховке, объяснив, что не могут гарантировать его возможность сниматься, большие риски. Пришлось дописать сценарий, сочинив сцену, где герой Кайдановского передает дела другому следователю, которого сыграл Сергей Юрский. Ну и вскоре Саша действительно умер, правда, уже после съемок, но на деле французы оказались правы, а для меня это был такой жесткий опыт как для продюсера.
Фильм получился плохой. Он, по существу, и не вышел, им никто особо не занимался, хотя мы даже имели в договоре какой-то процентик с показов, скорее символический. Бесславно сложилась его судьба, хотя для нас это было интересно, а главное – позволило заработать более или менее значительные деньги.
Ну и эмблема компании „СТВ“ возникла после этого фильма. Когда съемки закончили, была устроена вечеринка, и мы решили, что надо французским коллегам что-то подарить: я послал в соседний с „Ленфильмом“ магазин, где были куплены фарфоровые статуэтки, пограничники, балерины, пионеры, все разные, 14 штук. Но потом оказалось, что французов всего 13, и я одну оставил себе, поставил на стол, и как-то, на нее глядя, подумал, пусть она и будет нашей эмблемой».
Третий фильм
Фильм «Время печали еще не пришло» все-таки был снят, хотя и не в 1992 году, как задумывалось, а позже, в 1994-1995-м.
В титрах сказано, что фильм снят кинокомпанией «СТВ», при участии киностудии «Ленфильм», при поддержке Государственного комитета Российской Федерации по кинематографии. Но Сельянов про то, как именно и когда поступили государственные деньги, не помнит: «Деньги были рутинной процедурой. Ты каждый год подаешь заявки в Госкино, тебе раз отказали, два, потом дали – отдав должное твоей настойчивости и тем заслугам, которые у тебя есть. Уже когда „Духов день“ делали, я понял, что „Ленфильм“ только мешает, потому что мелкие проблемы зависали надолго, раздражение накапливалось, на пустом месте создавались осложнения. Когда сам всем занимаешься, этого не бывает. Не было никакого противодействия, наоборот, все старались помочь, но сама система – малоэффективная. На съемках „Времени печали…“ эти десятирублевые проблемы отпали. Я за все отвечал сам, а это позитивная для меня ситуация».
Понятно было, что тот размах, на который поначалу рассчитывал Сельянов, нереален. Пришлось сворачиваться: «Бюджет был скромный, поэтому всю натуру мы нашли в Ленинградской области – там есть такой поселок Дружная Горка, где стоит старый, еще дореволюционный стекольный завод и есть особый колорит. Там и снималась основная часть, связанная с детством главного героя. Пленку „Кодак“ давали один к трем, что для сделанного монтажно фильма в принципе невозможно. Пришлось из своего гонорара режиссерского, совсем небольшого, выделять деньги на пленку и все такое. Но это тоже было по-своему прекрасно. Чем жестче обстоятельства, тем лучше получается – если у тебя есть сила внутри».
В главной роли снова сняли рок-артиста, на этот раз не столь брутально народного, и потому не такого популярного, как Шевчук. У Петра Мамонова было амплуа скорее артистическое, группа «Звуки Му» выступала в духе панк-кабаре, к тому же к моменту сьемок группа распалась, а Мамонов пробовал себя как актер, в том числе и театральный.
История про героическое поражение
«Прагматических целей у нас не было.
