ладно… Слушай. Мы познакомились с ней в Париже, перед моей отправкой в Испанию, в гостинице «Сен-Жермен». И звали ее Ольга… Она была очень красивая. Как произведение искусства. Шедевр! И я ведь смотрел на нее как на произведение искусства. И больше ничего. У нее был муж, советский военный атташе Васильченко, намного старше её, в отцы ей годился, они любили друг друга, и я ничего не мог изменить.
– Тогда это не считается. Вы же не спали вместе… Или все-таки спали?
– Нет, она хранила верность своему мужу. Он был очень достойный человек! Боевой офицер! Герой гражданской войны. Статный, очень порядочный, интеллигент и интеллектуал!
– Они до сих пор вместе, ты что-нибудь про них знаешь?
– Военного атташе Васильченко расстреляли в Советском Союзе в 38-году по какому-то невероятному, наверняка ошибочному, обвинению. Про Ольгу Васильченко больше ничего не слышал после того, как ее выслали куда-то на далекий север, в лагеря.
– Бедная девочка! Такая яркая, но при этом такая короткая в своем счастливом отрезке жизнь! Как, впрочем, и у меня. Как давно все это было – Прага, любящий муж, семья, спокойная, безбедная и беззаботная жизнь, дорогие наряды, рестораны, была. А потом, раз и все, одни воспоминания… У этой твоей Ольги тоже – Париж, муж-красавец-атташе, дорогие наряды, автомобиль, балы, консульские приемы, влюбленный мальчик проездом на войну в Испанию… А вдруг, там его убьют? Какой накал эмоций! Впрочем, таких мальчиков у нее, возможно, было много! Это не считается! Вы, хотя бы, целовались?
– Ну, почему не считается? Я был влюблен. Очень. Мы целовались. Только не в первый раз, а когда спустя несколько месяцев, я через Париж возвращался домой. Если честно, это был единственный, но очень страстный поцелуй на платформе перед отходом моего поезда. Он остался в моем подсознании, и я чувствовал и помнил долго ее дурманящий запах и вкус ее губ… Ты знаешь, я только сейчас понял: мне все время нравились замужние женщины, и все они были старше меня!
– И только я ответила тебе взаимностью? Я ведь у тебя первая женщина? Ну, что тут стесняться, я и у Эрнеста была первой…
– Да, пожалуй, только ты и есть моя самая настоящая любовь. Остальные не воспринимали меня всерьез. С другой стороны – благодаря им я стал тем, кем стал.
– И именно такого я тебя полюбила. И не отдам никому! А если хочешь, мы даже можем пожениться… Помнишь, ты делал мне предложение? И я все время, не снимая, ношу твое кольцо, – Маргарет вытянула руку из-под пледа и продемонстрировала кольцо на безымянном пальце. Ты помнишь?
– Помню, конечно. Тогда мы жили на вилле Следер, и все было прекрасно и спокойно. А сейчас у нас нет документов, мы скрываемся от полиции. Я знаю, всем женщинам важно быть замужем. Мы обязательно с тобой поженимся, – пообещал Винсенте. – Это действительно очень важно – иметь законную семью. Война скоро кончится. И мы поженимся сразу после войны. Мне никто на свете не нужен, кроме тебя!
– Ты думаешь? Хорошо, пусть будет так, как ты говоришь. Мне на самом деле важно знать, что ты меня любишь и что ты будешь всегда рядом. Замужем я уже была. И спокойно подожду следующего раза. Я никуда не тороплюсь!
– Какая же ты молодец, Маргарет! Какая ты умная!
– Женщине гораздо важнее, когда считают, что она красивая…
– Ты самая красивая в мире, самая лучшая, самая любимая. Ты самая моя, Маргарет!
Теперь они как будто бы пытались нагнать упущенное время, когда уже жили под одной крышей, но играли какие-то глупые и непонятные роли и вели себя как чужие. Со смехом вспоминали, как Маргарет мучила молодого мужчину и как счастливы они могли бы быть не только в настоящем, но и в прошлом. Ни Маргарет, ни Винсенте не нужен был больше никто и ничто. Только он и она.
7 ноября они скромно вдвоем отметили день рождения Кента. Пусть нет денег на подарок и на столе одна картошка и бутылка самого дешевого вина, это теперь для них обоих дороже любых шумных компаний.
Маргарет так увлеклась своей любовью, что стала меньше беспокоиться о Рене и даже чуть было не пропустила очередную поездку в католический пансионат. А ведь 9 ноября был день святого Рене, и нужно было именно в этот день навестить мальчика и поздравить с днем его святого покровителя.
Винсенте и Маргарет съездили в пансионат, пару часов погуляли с Рене, но, так как до каникул было еще далеко, забирать его с собой в Марсель не стали. Им так хотелось еще какое-то время побыть только вдвоем.
Маргарет и Винсенте вернулись в свое марсельскую квартиру в середине дня. Обнялись крепко в прихожей, даже еще не снимая пальто. Замерли в этом своем трехминутном блаженстве. Из объятий любимого мужчины Маргарет направилась на кухню, чтобы поставить на газ кастрюльку с незатейливым обедом – картошкой. Винсенте пошел за ней, сел за стол и закурил с трубку. Пока на плите булькала вода Маргарет присела напротив Винсенте, подперев голову руками. Они сидели и просто смотрели друг на друга. Не исключено, они думали об одном и том же – вот ведь можно быть счастливым без всякого повода, в такой простой обстановке, отгородившись от всего мира, забыв на время про войну и про то, откуда брать деньги, чтобы покупать хотя бы самое необходимое.
Раздался звонок во входную дверь.
– Кто бы это мог быть? – удивился Винсенте.
– Кто там? – крикнула Маргарет прямо из кухни и неспешно пошла к двери. В дверной глазок она увидела консьержку.
Маргарет открыла дверь. Консьержка отошла в сторону, и в дверь вошли четверо французских полицейских.
– Мадам Маргарет Барча? Месье Винсенте Сьерра? – спросил один из них.
– Да, – растерянно ответила женщина, от страха она чуть было не забыла свое имя, – я Маргарет Барча. А что случилось? Что-нибудь с Рене?
– Вы арестованы! Прошу следовать за нами.
На оторопевших Винсенте и Маргарет надели наручники и приказали спускаться на улицу. Оказавшись по лестнице, Маргарет крикнула консьержке, чтобы та выключила газ и закрыла на ключ их квартиру.
Глава 10. Дамоклов меч
Сколько бы я не работала в больницах, мне всегда было особенно тяжело наблюдать за угасанием онкологических больных. У пожилых людей все может тянуться достаточно долго. Но ты понимаешь, что дни их все равно сочтены, и чудо вряд ли произойдет. И они это знают тоже. Но они, как правило, все-таки еще на что-то надеются. И всячески пытаются обмануть свою болезнь. Или себя.
Через два года после нашей первой встречи слабеющая Маргарет снова была госпитализирована в нашу брюссельскую больницу. Она уже не была той царственной дамой, при виде которой мне хотелось
