страстно мечтали улучшить жизнь крестьян. В то же время эти сведения позволяют нам понять условия, в которых начинались реформы. Принадлежавшая крестьянам ненадельная земля постепенно увеличивалась, а дворянское землевладение быстро сокращалось. Несмотря на сковывающие условия общинной собственности, производительность крестьянского труда росла, в результате чего они, безусловно, становились не беднее, а богаче. Хотя на протяжении большей части периода от отмены крепостного права до 1906 г. цены на землю росли, с учетом роста урожайности не получается истории обостряющихся лишений, даже если говорить о тех, кто начинал с небольшим количеством земли. Имея все это в виду, мы переходим к политическим альтернативам начатой Столыпиным политики приватизации.
Глава 4
Политика реформ
Столыпинские реформы стали законом в ситуации конституционного тумана. Они начались с указа царя от 9 ноября 1906 г., потом были подтверждены законом от 14 июня 1910 г. и уточнены законом от 29 мая 1911 г. Почему они были введены указом, а не сразу законом? А потому что в первой Думе не было большинства, по крайней мере готового большинства, способного поддержать предложенное правительством решение «аграрного вопроса». Поэтому Столыпин решил действовать в рамках ст. 87 Основных государственных законов Российской империи, которая позволяла царю единолично принимать законы во время перерыва заседаний Государственной Думы, когда «исключительные и чрезвычайные обстоятельства требовали принятия каких‐либо мер, требующих законодательного обсуждения»[300]. Основные государственные законы, первый опыт России в сфере конституционализма, были приняты 23 апреля 1906 г. в качестве частичного осуществления обещаний, данных царем в октябрьском Манифесте 1905 г. Ст. 87 была одним из нескольких положений, наделявших исполнительную власть законодательными полномочиями.
Аграрные реформы связаны не только с использованием правительством в ноябре 1906 г. ст. 87, но и с еще двумя ключевыми моментами провалившегося российского конституционного эксперимента. Во‐первых, конфликт с Думой по аграрному вопросу стал причиной того, что в июле 1906 г., сразу после того, как Столыпин стал премьер‐министром, Дума была распущена. Роспуск Думы, хоть и предусмотренный законом, стал отражением явной неспособности российского общества наладить хотя бы элементарное сотрудничество между законодательной и исполнительной властью, совершенно необходимое для функционирования государства. Вторая Дума, избранная в начале 1907 г., была еще более левой, чем первая, и открывала еще меньше перспектив для совместной работы над аграрными проблемами. 3 июня 1907 г. была распущена и вторая Дума – еще более роковое событие, поскольку царь одновременно заменил существующий закон о выборах законами, более благоприятными для землевладельцев не из крестьян. Только после этого изменения, часто именовавшегося государственным переворотом, Столыпин смог обеспечить законодательную поддержку для своей реформы прав собственности на землю.
Однако Столыпин рассматривал аграрные реформы как часть программы построения правового государства, в котором крестьяне получат в полном объеме гражданские права, и благодаря этому, как он надеялся, – положение полноценных граждан. В самом деле, он сопровождал свои аграрные преобразования другими – направленными на устранение правовых барьеров между крестьянами и остальным обществом. Но цели и средства плохо согласовывались. Использование ст. 87, пусть и вполне законное, явно не продвигало страну по пути к конституционному правлению, понимаемому как система, в которой отношения между разными ветвями власти сбалансированы, а действия правительства опираются на согласие граждан. Поэтому в альтернативных подходах нас интересуют не только потенциально возможные решения «аграрного вопроса», но и возможные линии развития сценария, который мог бы со временем укрепить конституционализм, тем самым политически и экономически продвинув Россию по пути либеральной демократии.
Состав первой Думы
Выборы, проведенные в конце зимы и весной 1906 г., дали Думу, тяготевшую к полной или частичной экспроприации помещичьих земель. Несмотря на два препятствия, Дума оказалась преимущественно левой. Во‐первых, система выборов давала преимущество землевладельцам перед крестьянами и рабочими: первые выбирали одного представителя от каждых 2000 землевладельцев, крестьяне – одного от 30 000, а рабочие – одного от 90 000[301]. Во‐вторых, две главные левые партии, социал‐демократы (позднее расколовшиеся на большевиков и меньшевиков) и социалисты‐революционеры (объявившие себя представителями крестьянства), бойкотировали выборы[302]. Точно оценить распределение голосов в Думе невозможно, потому что она была распущена еще прежде, чем закончились выборы по всей стране, так что были избраны только 478 депутатов (из теоретически возможных 524)[303]. Центр (относительный) составляли 185 кадетов, включая примерно 40 депутатов, явно тяготевших к социализму. На правом крыле находились 70 депутатов: прогрессисты (включая группу мирнообновленцев), польские национал‐демократы, октябристы и другие умеренные. Левое крыло, решительно не собиравшееся сотрудничать с правительством, состояло из 111 депутатов: трудовиков, социал‐демократов и социалистов‐революционеров. Наконец, имелись еще «беспартийные», среди которых были и возможные сторонники реформирования надельного землевладения[304].
Для понимания того, какие силы противостояли правительству, задумавшему решить проблемы сельской России с помощью реформы прав собственности, сначала рассмотрим позиции правых и левых, а потом кадетов, без поддержки которых Дума вряд ли смогла бы принять реформу крестьянского наследственного права.
Помещики
Помещики – не считая присоединившихся к левым партиям или к центру – отличались скорее неприятием принудительного перераспределения их земель, чем приверженностью к какому‐либо определенному взгляду на дальнейшее развитие общины. Тот факт, что им не нравилось принудительное перераспределение, с выкупом или без, вряд ли нуждается в объяснении. Однако некоторые дворяне были готовы принять ограниченное перераспределение в надежде, что на этом крестьяне успокоятся и оставят остальные помещичьи земли в покое.
Что касается отношения к общине, среди землевладельцев и близко не было какого‐либо согласия по этому вопросу. В 1890‐е годы, например, помещики в целом поддержали принятые 14 декабря 1893 г. ограничения на выход из общины, поскольку община считалась «защитой против обезземеливания и обнищания»[305]. И, хотя к марту 1905 г. Особое совещание под председательством Витте сумело заручиться поддержкой большинства по вопросу о механизме выхода крестьян из общины, совещание было распущено отчасти из‐за ведомственных дрязг, а отчасти в силу утверждений, что такая политика разрушит общину[306]. Сторонники реформы могли исходить – и фактически исходили – из того, что община может служить инструментом организации давления крестьян на помещиков, а это была достаточная причина, чтобы ее распустить[307]. Но некоторые держались противоположного мнения – что опаснее иметь дело с неорганизованными и разрозненными крестьянами[308]. В Государственном Совете, верхней палате законодательного органа России после 1905 г. и бастионе помещичьих интересов, аграрным реформам Столыпина противились правые. Правые изображали общину оплотом закона и порядка, а возможность смены формы собственности объявляли лицензией на захват чужой собственности, выражая опасения, что реформы приведут к массовой пролетаризации крестьянства[309]. Некоторые проклинали реформы как «буржуазный либерализм»[310]. В
