внимательно и молчаливо.
— Хорошо тем, кого помнят многие, — произнес Сингапур, — хорошо великим, их, хочешь не хочешь, вспомнишь, и помянешь, и не важно, каким словом, главное — что поминаешь; вытаскиваешь из этого небытия, избавляешь, хоть на время от этих навязчивых, однообразных мыслей. Иначе… вот оно — небытие, и вечность — прах к праху, из небытия в небытие. Страшно, — заключил он чуть слышно. Вдруг воскликнул: — Я хочу жить вечно. Чтобы помнили. Я не хочу жить долго, я хочу жить вечно. Вечно, — понимаешь, о чем я?
— А если все мы погибнем, — вдруг спросил Данил, — Все. Катаклизм, война? Кто тогда о нас вспомнит.
— Тогда — небытие фореве.
— Но это же и есть абсолютный атеизм-материализм…
— Нет, Данилка, не есть, совсем не есть — души, и друг о друге вспоминать могут. Но, опять же, вспомнит о тебе одна душа или миллион? Или вообще никто не вспомнит — ни одна душа.
Зазвучала мелодичная музыка.
— Телефон? — удивился Сингапур. — Твоя мобила? У тебя есть мобила?
— да, — ответил Данил, достав из внутреннего кармана телефон. — Да, мама, — ответил он, — всё нормально… да мы тут с Федором, ну с Дроновым… Не пьяный я, с чего ты взяла… хорошо… Хорошо — я сказал же. Все мама, все. Приду. Скоро. Все, пока, — он засунул телефон обратно в карман.
— И давно у тебя эта игрушка; почему я не знаю?
— Я тебе говорил, и номер оставлял, только ты пьян был, наверное, забыл, — улыбнулся Данил.
— И давно он?
— Неделю, с прошлой пятницы. Матушка на день рождения подарила.
— Точно! Данилка!.. Извини ты меня, совсем забыл. И ты молчал? Чего молчал, почему не напомнил?
— Я и не справлял его… Я заходил к тебе в субботу, но тебя дома не было. И в институте тебя не было, и в пятницу, по-моему, тоже.
— Да, по-моему, тоже, — вспоминая, согласился Сингапур. Помолчав, добавил, точно оправдываясь, смущенно, но, очень стараясь быть шутливым. — Вот жалко! Знал бы, обязательно позвонил бы на твою мобилу. Поздравил бы.
— Ничего бы не вышло, я телефон отключил.
— В смысле? — не понял Сингапур.
— Чтобы никто не дозвонился, а то знаешь, все эти звонки, поздравления… — тоже старательно-шутливо, отвечал Данил.
— Так ведь никто не знал, что у тебя день рождения, и телефон — недавно купил… Зачем его отключать, если знаешь, что никто не позвонит?
— А вдруг, — Данил даже подмигнул. — Вот потому и отключил, вдруг, кто позвонит.
— Грустные вещи ты рассказываешь, — заметил Сингапур. — Другой бы все уши прожужжал, что у него мобила. Доставал бы ее при случае и без повода… Данил, прости, что забыл. Я… честно — забыл. Блин! — он в сердцах махнул, очень он расстроился такой, не к месту, забывчивости.
— С кем не бывает, — отвечал Данил, положив руку ему на плечо. — Сейчас, вот, чем не повод. С меня пиво.
— Да ладно, — отмахнулся Сингапур. — Хватит уже острить.
— Я и не острю.
— Ну, такой вот я, хоть режь, хоть стреляй.
— Не дури, пошли в кафешку — по пивку, — Данил повел расстроенного Сингапура в кафе.
У Данилы Долгова было много знакомых и приятелей, но никогда он не искал ни чьей дружбы и не навязывал своего общения. Он, вообще, был странный, этот Данил Долгов. Веселился вместе со всеми, пил вместе со всеми, был как все — вместе со всеми, но никогда не напрашивался в друзья и не тяготил своими откровениями, даже по-пьяни, что, впрочем, было в порядке вещей. У него даже не было девушки — вообще не было. «Если я ее поцелую, она станет моей женой», — как-то обмолвился он в разговоре на эту пикантную тему. Ему удивлялись, даже позавидовали. Данила любили на факультете. Он был веселым, общительным, не брал денег в долг, не звонил никому по ночам, не выставлял своего «я». Намечалась пьянка, звали его, охотно скидывался наравне со всеми; нет, деликатно уходил, никогда не обижаясь. Он, казалось, стеснялся людей, или себя среди людей. Хотя носил длинные волосы и внешне был очень заметен в своей неизменной черной экипировке. Данилу любили, и не понимали, чего он вяжется с Сингапуром. Сингапур раздолбай, пошляк, пьянь и бабник, и халявщик. Данил же… Если он когда и влезал в истории, то обязательно с этим Сингапуром. Не было Сингапура… Можно было подумать (и некоторые так и считали), что Данил был, каким-то… безликим, даже, утверждали некоторые — безвольным. Он вроде был со всеми, и вроде… Никто не знал, когда у него день рождения, любит он футбол или бокс, что он читает, какую музыку слушает. Он был, как все — смеялся, веселился, буянил — как все. Когда спорили — больше слушал, когда спрашивали — отвечал, но всегда или не всерьез или так, в общих чертах. Если бы не Сингапур, не было бы и тех пьянок-посиделок, когда после первого курса родители Данила уехали на юг.
— Интересная игрушка, — внимательно разглядывая телефон, комментировал Сингапур, — вон, сколько наворотов, — удивился он, — год будешь разбираться — не разберешься.
— В общем-то, да, — с заметной гордостью, согласился Данил: ему было приятно. — А ты себе чего не купишь? — спросил он.
— У меня уже был телефон, — неохотно признался Сингапур. — Тоже матушка подарила. Только я им пользовался ровно два часа. А потом вечером прогуляться вышел, рисовался с ним как девочка. Подростки какие-то, по башке настучали, и… — он отложил телефон. — Чего об этом вспоминать.
— Ты не рассказывал.
— Разве о таком хочется рассказывать? Вот если бы я им по башке настучал, тогда да — тогда бы я об этом неделю на каждом углу трепался, а так… Пить надо меньше и шляться по тёмным переулкам с телефоном напоказ. Так что, правильно, что ты им не светишь.
— Наверно, — ответил Данил.
— Все-таки странно, — произнес Сингапур. — Он у тебя уже неделю, а никто об этом не знает. — Он взял телефон, набрал «контакты». — Не густо. — Были лишь номера отца, матери, сестры Данила, и домашний Сингапура. — Удивляюсь я тебе, — он отложил телефон. — Слушай, не могу понять, — воскликнул он, — ведь получается, ты его отключил тогда, чтобы, типа, душу себе не теребить. Вроде, день рождения, должны вроде бы поздравлять. А ты точно знал, что никто не позвонит… Но ведь хотелось, чтобы поздравили… И — отключил. Как бы надежда — может, кто и звонил, и хотел поздравить, а я — вот вам — недоступен. Ничего не понимаю. Получается, тебе приятно внимание, но ты его, как-то… — он не нашелся, что сказать дальше. — Не понимаю, — воскликнул он.
— Ну и…
