Рыба стала тщательно себя завнушивать уродскими установками, особым усилием делая себя дурой. Так, потихоньку она стала становиться послушным секс-зомби тоталитарной секты маминизма. Секты с суицидальными установками, заполонившей весь мир. Секты, с которой нужно начинать отчаянную непримиримую борьбу. Секты, унесшей миллионы молодых невинных жизней и искалечившей жизни миллиардов ни в чем не повинных людей!
* * *— Эй, ты чего задумалась? — Подскочила погань к оцепеневшей от ужаса Рыбе. — Не бери в голову, лучше посмотри какие я классные стишочки пишу. Тут все про нашего «батяню» сказано.
— Ну и что?
— А то, что я повешу это в женском туалете на самое видное место.
— А ваш директор что, женский туалет ходит что-ли?! — Сильно удивилась Рыба.
— Да ты что, рехнулась что-ли?
— А как он эти стихи прочитает?
— А эти же стукачки ему это и донесут.
— А дальше что?
— Ну, что-что? Нервничать будет, переживать, беситься. Это же так весело: все ему всегда говорят: «да, тятя! да, тятя!», а здесь вот такое. Он как узнает, что про него такое написали, сильно забесится.
— А если он узнает, что это ты?
— А я почерк изменю и пока никого нет в туалете, тихонечко это повешу. У! Как будет здорово!
— А зачем все это?
— Ну чтоб досадить Морозову, как ты не понимаешь?! Какая ты глупенькая у меня. — Самозабвенно базлала поганая. — А потом через несколько дней я другое стихотворение напишу. Якобы другой поэт пишет этому.
— Писать на стенах туалета
Увы, друг, немудрено.
Среди говна — мы все поэты,
Среди поэтов — все говно!
— Ничего не понимаю! И зачем тебе все это нужно?
— А, иди ты! Ничего ты не понимаешь! — Отмахнулась погань и ушла на кухню.
Через несколько дней тупая каракатица опять подвалила к рыбе.
— Знаешь, доча, а меня кажется сокращают.
— Ой, а почему?! Что же мы теперь будем делать? — Заскулила Рыба.
— Да вот, блин, одна из его подстилок зашла в туалет, когда я свой стишок на зеркало приклеивала. Она вроде как сделала вид, что ничего не замечает, а тяте все равно настучала, сволочь. И теперь меня из-за этого в первую партию сокращают. А ведь я — ведущий специалист института!
— А кого это колышет? Не фиг че попало писать. Я же тебя предупреждала! — Забесилась Рыба.
— Да причем здесь это? Просто это случайность: если бы эта баба не увидела, то все было бы нормально! Тятя занервничал бы от стишка. Я бы порадовалась!
— Да ну тебя! Ничего ты не соображаешь. — Не выдержала Рыба и убежала на улицу гулять с подружками.
Переубедить старую маразматичку было невозможно! Даже оставшись на помойке жизни, она не била себя по голове и не проклинала свою дурость. С умом она, видимо, никогда не дружила. Ведь для чего она ходила на работу. Зарабатывать деньги. И поэтому какая ей хуй разница, кто, с кем, зачем и в каких позах? Ведь главное — то — деньги. А деньги, как говориться, не пахнут. И кто их тебе дал — какая менгам разница?
Ну не хочешь ты пороться — не порись. Кто тебя заставляет: Но и на голову человеку лезть тоже нечего. Сиди, сопи в тряпочку и радуйся, что получаешь свои «три копейки». А что толку, что погань против чего-то там бесилась? никому она ничего не доказала, а только себе напакостила! Ох, и дура же! Уродица Божья! Тварь несчастная! Гавно!
* * *Грузовой дальнобойщик несся в пригороде Риги. С горем пополам подружки добрались в Прибалтику.
— Блин, а я же ведь точно такая-же, как моя дура — мать! — Хлопнула себя Рыба по лбу. Ежель — можель, блин, я ведь точно так же, как и она не слушаю умных людей. Сейчас вот не послушала Людку и из-за этого нас изнасиловали. А кто знает, что может случиться в будущем. А я такая же упрямая, тупая и дурная, как моя дура — мать.
И в отчаянии Рыба начала дубасить себя кулаками по репе, приговаривая:
— Проклятая тыква! Проклятая тыква! Сколько же от тебя страданий! Сколько же от тебя мучений! Из-за тебя мне так плохо в жизни. Из-за тебя я чуть не повесилась только что! У, сволочь, у сука, скотина проклятая. Взять, оторвать тебя, вытряхнуть из тебя все дерьмо! Выбросить тебя на помойку! Только тогда мне будет хорошо и спокойно!
— Эй, ты с кем это здесь разговариваешь? — Неожиданно прервала ее Людка.
— Да на тыкву свою злюсь.
— Раньше надо было злиться, до того, как нас отъебли, и теперь давай — вываливай из машины.
— А че?
— А то, что мы уже приехали.
— Куда-куда? В Ригу, твою мать! Что, совсем уже уплыла и ничего не соображаешь?
— Но я не вижу тут никакой Риги. Тут какие-то поля и усадьбы.
— Тебе мало что-ли горя было?! А-ну давай вылазь! вылазь, кому говорю. Людка с яростью толкнула Рыбу так, что та вышибла дверь и вывалилась на обочину.
Не долго думая, Людка схватила вещи и выскользнула из машины. Она помахала на прощание водителю, машина тронулась, оставив за собой шлейф пыли и гари.
— Что, не наигралась еще с огнем?! — Мстительно бросила она Рыбе.
— А че?
— В очо — не горячо? Пошли.
— Куда?
— На остановку!
— Че еще куда-то идти?! Доехали бы на машине, сейчас день, а он один!
— Пока один. А мог бы завести нас в свое депо и там пропустить по «ромашке». Тебе это надо?!
— Нет. — Опустила Рыба голову.
— Тогда пошли! Давай, лупи себя по башке, дура!
Рыба больше не сопротивлялась. Она покорно плелась сзади своей подруги.
Подружки дошли до остановки, сели в автобус и прикатили в Ригу.
* * *
Ой, смотри, какие башенки! Ой, а ангелочки! Ой, а украшения какие! А мостовая! Я никогда не видела такой отродясь!
— А что ты вообще-то видела?
— Ну, мостоотряд мамин видела …
— А че это такое? Мостоотряд? — Со скучающим видом спросила Людка.
— Да это знаешь, такой поселок из одних только бараков, куда посылают всяких там рабочих, чтобы они строили мост.
— Какой мост? Из бревен что-ли?
— Да нет, самый натуральный, из железобетона. Через Вятку строили.
— А ты тут причем?
— А меня погань туда утащила.
— Совсем что-ли?
— Да нет. Она уехала за отцом, которому дали распределение в «тьму таракань». А ей хоть и в N-sk выпало, она все равно за ним увязалась, как жена, блин, декабриста траханного. Ну и меня туда утащила. Так что детство свое я провела весело: среди пьяных матерных рабочих мостоотряда и местных коров. И уже к пяти годам я матюгалась не хуже заправского сапожника. Вот так.
— А, ну все с тобой понятно! — Язвительно усмехнулась Людка. — А еще что ты выдающегося видела?
— N-sk видела[3], а еще собаку болонку такую…
— Ха-ха-ха! — Не выдержала Людка. — Не смеши людей!
— Правда-правда. У нее один глаз был карий, а другой — голубой!
— А, ну теперь понятно в кого ты такая дура! — Гадко захохотала Людка.
Рыба сконфузилась и обиженно замолчала.
— так, пошли в поликлинику!
— Это насчет гонококка, что-ли?
— Ты верно догадалась! — Горестно усмехнулась Людка, — Умнеешь, дура.
Рыба обиженно замолчала, теребя свой грязный тельник. Подружки пошли в поликлинику.
— Девушка, у вас есть венеролог? — Простодушно спросила Рыба у миловидной медсестры, сидящей в регистратуре.
Та в ответ только лишь подняла надменно брови и сделала вид, что не понимает русского языка.
— Девушка, пожалуйста! Поймите нас! — Слезно стала умолять Рыба. — Нас изнасиловали. Нам нужно сдать анализы. Девушка!!!
Медсестра брезгливо передернулась, но все равно продолжала сидеть, делая вид, что ничего не понимает.
— Девушка, поймите! Нас могли заразить, надо провериться! — Орала Рыба на всю больницу, ярко жестикулируя руками, показывая на пальцах суть дела.
Но проклятая латышка продолжала сидеть с каменным лицом, делая вид, что ни во что не втыкает.
Видя все это, Людка не выдержала и рассвирепела:
— Ах, ты, мандавошка ебаная! Хуесоска проклятая! Если ты сейчас же не выдашь нам талоны, мы пойдем и напишем на тебя главврачу. Мой отец — прокурор! И тогда покатишься ты отсюда колбаской по Малой Спасской! Поняла, крыса болотная?! Тварь!!!
Медсестра сразу же подскочила, испуганно засуетилась, стала извиняться:
— Ой, прашу извинятса, прашу извинятса! Вот ваша талони!
И тут же выписав талоны на ближайшее время, услужливо подала их Людке.
— Вот то-то же мне, тварь проклятая. Смотри мне, сволочь! — Людка выхватила у нее из рук талоны и громко захлопнув окно регистратуры, вихрем помчалась в кабинет.
Влетев в него на всех порах, даже не поинтересовавшись, кто крайний, она чуть было не набросилась на врача. Но, увидев перед собой спокойного интеллигентного седого мужчину, она чуть сбавила обороты.
— Эй, любезнейший, нас тут на днях изнасиловали двое подонков. Не сочтите за труд взять у нас анализы на СПИД, сифон и гонококк. И на беременность тоже.
