конца и края, блаженство, любуясь все еще прекрасным, величественным лицом Тео.
Император и флигель-адъютант завтракали. Окна кабинета выходили на Неву, было раннее, ясное,
летнее утро. Александр отпил кофе: «Рапорт я ваш прочел, Петр Федорович. Похвально, что вы
хотите в действующую армию вернуться, однако, - он положил большую, но изящную руку на
кожаную папку, - мне великий князь Николай подал проект. Будем ваше инженерное училище
расширять и переводить в Михайловский замок. Откроем офицерское отделение, нужны будут
преподаватели…»
Петя покраснел: «Мне всего двадцать три года, ваше величество».
-Однако вы успели прослушать курс в Кембридже, - Александр отставил чашку. Указав на шкатулку
красного дерева, он разрешил: «Курите, курите».
-Мне брат написал, - Петя затянулся сигарой, - что в Южной Америке, они заворачивают табак в
тонкую бумагу. Называется papelate. Они воюют, нет времени на долгие перекуры, а эти самые
papelate быстро сгорают.
Он предупредительно чиркнул кресалом. Александр добродушно сказал: «Конечно, всегда
интересно послушать о Южной Америке. Однако, вы, поручик, мне сейчас зубы заговариваете. Я
справился, у вас уже три публикации, совместно с бароном фон Шиллингом. Электричеством
занимаетесь, ищете способ передавать сведения по проводам».
-Это прототип, - смущенно ответил Петя, - мы еще работаем…, Но у нас уже есть способ удаленно
подрывать мины…, - он оглянулся и добавил: «Я вам все начерчу…, покажу».
-Идите преподавателем в училище, - велел Александр, - делайте свое дело, а потом
продемонстрируйте мне этот…, как он будет называться?
-Телеграф, - улыбнулся Петя и вспомнил, как отец показал ему старый блокнот. На первой странице
легким, летящим почерком, было написано: «Миру от Антуана Лавуазье, с благодарностью.
Дорогой ученый будущего! Это всего лишь мои размышления о связях элементов, об их месте в
той стройной картине природы, что даровал нам Господь. Пользуйся ими для блага и величия
науки».
Петя полистал страницы и грустно сказал: «Надо сидеть, разбираться. Но я не химик, я физикой
занимаюсь…»
-И я не химик, - отец забрал блокнот. «То есть, с Лавуазье покойным меня не сравнить. Ничего, -
он подмигнул Пете, - сыну твоему пригодится. Или внуку. Или еще кому-нибудь».
-И женитесь, - смешливо добавил император, затягиваясь сигарой. «Я раньше вас обвенчался».
Петя все смотрел на темно-синюю, сверкающую Неву, а потом, разозлившись, решил: «Приду к
ней, и все скажу. Не по душе, так не по душе. Ничего, не мальчик, справлюсь. Она потом уедет, и я
себе этого никогда не прощу».
-У меня месье Кроу был, - будто услышав его, заметил император, - рассказывал о железных
дорогах. А вы, поручик, катались на этих самодвижущихся тележках?
-Конечно, ваше величество, - кивнул Петя, - когда в Англии жил. Они сейчас развивают скорость до
десяти миль в час, но Майкл…, сэр Кроу, сын месье Кроу, обещает, что доведет ее до тридцати
миль. Путь от Петербурга до Царского Села займет полчаса, а до Москвы - меньше суток.
Александр помолчал : «Мы это еще, конечно, будем обсуждать. Вы мне вот еще что скажите, - он
подождал, пока Петя нальет ему кофе, - вы, когда во время войны партизанили, вам там, - он
махнул рукой на запад, - евреи помогали?»
-Он их никогда «жидами» не называет, - вспомнил Петя. «Великий князь - да, я много раз от него
это слышал, а император - всегда «евреями».
-Да, - Петя поднял голубые глаза. Александр, внезапно, горько подумал: «Хотел бы я, чтобы у меня
такой сын был. Что уж теперь…, Ничего, Николя позаботится и о ней, и о семье, он мальчик
славный. Немного косный, конечно, это он в papa такой. Я бабушкиного воспитания, все же она
ценила науку, искусство, и я тоже. Но доверять Николя можно, он никогда не пойдет против моей
воли».
-Они все, - горячо сказал Петя, - все поддерживали ваше величество. Никто на сторону Наполеона
не перешел. Я вам рассказывал, они отряды наши провизией снабжали, раненых лечили, меня
самого выходили, а я ведь незнакомый человек им был.
Он никогда, никому не говорил о мельнице в глуши леса и женщине с девочкой, что жили там.
Отец, еще после Ватерлоо, коротко сказал ему: «Чем меньше об этом знает людей, тем лучше.
Хана пусть себе спокойно воспитывает дочь, незачем ей во все эти дрязги влезать». Императору
Петя рассказал только о том, как он отлеживался в Любавичах, под крылом реба Довбера.
О том, что его покойный дядя был евреем, Петя тоже умалчивал. «Рав Судаков и рав Судаков, -
как-то, угрюмо, вздохнул отец. «Ты не забывай, поручика Возницына за подобное меньше ста лет
назад здесь, в Санкт-Петербурге, сожгли, при Анне императрице. А сейчас ссылка и каторга за
такое полагается».
- А в Англии? - внезапно заинтересовался Петя. «Или во Франции?»
Отец расхохотался. «В Англии свобода вероисповедания, и во Франции, благодаря Наполеону,
тоже. Тетю Джо, жену дяди Иосифа покойного, никто никуда не ссылал. На Святую Елену, - отец
улыбнулся, - но она сама туда поехала, там ее сын, семья…, И его светлость теперь там живет, они с
братом встретились».
-Да, евреи, - вздохнул Александр и усмехнулся: «В сентябре приступайте к обучению студентов,
поручик».
Когда Воронцов-Вельяминов ушел, Александр подождал, пока уберут со стола, и запер дверь
кабинета. Комната была совсем простой. Он не любил новомодную роскошь, и всегда приказывал
обставить свои покои в том стиле, что он помнил с детства - прямые, четкие линии, красное
дерево, бронза, несложный рисунок на паркете. Он открыл железный, вделанный в стену шкап, -
ключом, что висел у него на цепочке для часов, - и посмотрел на аккуратно сложенные стопки
тетрадей.
- Не сразу, - пробормотал себе под нос император. «Я Николя так и пишу, - постепенно вводите в
действие конституцию. Постепенно освобождайте крестьян. И вот это, - он достал чистую тетрадь, -
тоже.
Александр присел за покрытый зеленым сукном стол. Взяв остро отточенный карандаш, он
развернул тетрадь. Император взглянул на белое пространство листа перед ним и начал - четким,
размашистым почерком: «Проект о введении свободы вероисповедования для всех граждан
Империи Российской».
На Суконной линии Гостиного Двора было шумно. Марта, сидя в удобном кресле посреди меховой
лавки, неслышно сказала дочери: «Здесь они еще дешевле, чем в Стокгольме. Отец правильно
сделал, что по соседству магазин открывает. Они с хозяином этой лавки уже договорились о
перекрестных скидках».
Приказчик развернул перед ними альбом и на отменном французском языке сказал: «Это
образцы, мадам, мадемуазель. Сейчас не сезон, меха не любят жары, но, как только мы начнем
получать товар, ваш заказ будет собран и отправлен в Лондон».
Юджиния потрогала нежным пальцем коричневый, блестящий мех соболя и незаметно
посмотрела на мать. «Может быть, дать ей прочитать письмо? - девушка почувствовала, что
краснеет. «Я, конечно, на это свидание не пойду, но все равно, не след такое от мамы скрывать».
Письмо доставили с утренней почтой. Юджиния до сих пор завтракала одна, мать с отцом ели у
себя в спальне. «Мадемуазель Юджинии Кроу, в собственные руки, - было написано на конверте, -
твердым, резким почерком. Юджиния сначала думала, что это просьба о концерте - она по
нескольку раз в неделю играла на частных вечерах. Распечатав послание, прочитав его, девушка
покраснела.
Он подписался: «Ваш преданный поклонник». Он приглашал ее приехать в Павловск, «в мое
загородное имение, где, за обедом, мы сможем лучше узнать друг друга». Юджиния даже
понюхала тонкую, дорогую бумагу - пахло сандалом. «Это не месье Пушкин, - подумала она, - он
человек прямой, говорит все, что думает, да и откуда у него имению взяться?». Автор письма
просил сообщить ему ответ через почтовый ящик.
-Откажу, - решила Юджиния. «Просто поблагодарю за любезное внимание, и откажу. Маме об
этом знать незачем, еще волноваться начнет, они с отцом все же пожилые люди».
Марта выбрала меха, и они вышли на галерею. Мать посмотрела на изящные часики: «Вот и тетя
Тео, и дядя Теодор! И кузен Пьер с ними».
Юджиния почувствовала, что краснеет. Он был в военной форме, с саблей. Девушка, подняв
голову, заставила себя улыбнуться: «Добрый день, кузен Пьер!»
-Все и скажу, - решительно подумал Петя. «Только папа с мамой…». Они ходили в портовую
контору – покупать родителям каюту до Лондона. «Оттуда, - как сказала ему мать, - мы вместе с
тетей Мартой поплывем, в Нью-Йорк. Паспорта наши в порядке, визы все проставлены…, Жаль,
